Анна Иоанновна - Игорь Курукин

Проведя полжизни в бедности, Анна стремилась наверстать упущенное «пышностью в строениях, домашних уборах, экипажах и одеждах». Вкусы государыни совпали с господствовавшим тогда стилем барокко с его пышностью, парадностью, декоративностью. Сочинение Юлиуса Бернгарда фон Рора «Введение к науке церемониала важных господ» (1733) — настольная книга немецких княжеских дворов — предписывало: «Величайшей роскошью, которую лица высочайшего ранга демонстрируют во время праздничных торжеств, являются исключительно платье из бархата, затканного золотом или серебром, и гарнитуры, усыпанные алмазами, стоимостью в несколько тонн золота, равных миллионам».

Памятником аннинского царствования остался в Бриллиантовой кладовой Эрмитажа сделанный мастерами из Аугсбурга золотой туалетный прибор из сорока шести предметов (чайников, кофейников, коробочек, шкатулок, умывальника, грелки с углями, подсвечников, подносов и пр.), орнаментированных в стиле Людовика XIV{384}. В XIX веке установилась традиция: все невесты дома Романовых перед венчанием причёсывались за туалетным столиком, на котором стоял этот прибор, и гляделись в роскошное зеркало со скульптурным обрамлением и короной с вензелем Анны Иоанновны.

При Анне в России бриллианты вошли в моду и стали играть роль официальных «представительских» камней. В 1732 году Анна купила «алмазных вещей» на 263 685 рублей, в 17 756 рублей обошёлся сервиз для Бирона, 14 646 рублей было потрачено на золотые украшения и золотой же ночной столик («нахтыш») — всего на 296 087 рублей. В следующем году на бриллианты для императрицы ушло 85 100 рублей; в 1734-м — 134 424 рубля; в 1740 году — 181 506 рублей. Счета её «комнатных» денег постоянно фиксируют расходы на золотую, серебряную и фарфоровую посуду, бриллианты, драгоценные «уборы на платье», жемчуг, кружева — общая сумма которых за время царствования составила 1 374 466 рублей{385}. Однако по указанию императрицы деньги на приобретение «алмазных вещей» брались и из прочих государственных доходов{386}.

Эти деньги и вещи проходили через руки придворного «фактора» Исаака Липмана, которого Анна Иоанновна 8 марта 1731 года особым патентом «в наши обер гофкомиссары всемилостивейше пожаловала»{387}. Его порой представляют неким «серым кардиналом» Бирона и чуть ли не закулисным правителем страны. «Герцог… следует только тем советам, которые одобрит жид, по имени Липман, достаточно хитрый, чтобы разгадывать и вести интриги. Он один только посвящается в тайны герцога, своего господина, и всегда присутствует на его совещаниях с кем бы то ни было. Можно сказать, что этот жид управляет Россиею», — докладывал из Петербурга саксонский посланник Зум в 1738 году.

На самом деле всё было несколько проще: процесс «европеизации» царского двора, проходивший по «образцам» германских дворов, привёл к появлению в России типичной для них фигуры «придворного еврея». «Обер-гоф-фактор», «кабинет-фактор» или «финансовый агент» в XVIII столетии выступал в качестве влиятельного банкира, расторопного комиссионера, поставщика армии, дипломата.

«Императорский придворный фактор» и богатейший еврей Германии Самсон Вертхеймер (его называли даже «еврейским императором») с честью служил трём поколениям Габсбургов; это он оплатил переговоры и заключение Утрехтского мира, завершившего Войну за испанское наследство. Придворный еврей саксонского курфюрста Августа II Бернд Лехман в 1697 году собрал десять миллионов талеров, с помощью которых обошёл французского принца на «выборах» короля Речи Посполитой. Подвизавшиеся при прусском дворе Моисей и Элиас Гумперты взяли на откуп всю торговлю табаком. Такие советники и агенты на все руки имелись при дворах в Мекленбурге, Ганновере, Байрейте, Баварии, Майнце, Вюртемберге, Ансбахе, Брауншвейге и десятках других больших и малых княжеств. Они давали сильным мира сего ссуды, переводили из страны в страну крупные суммы, доставляли с ярмарок в Лейпциге и Франкфурте парчу, бархат, кружева, драгоценные камни и любые другие дорогие и престижные товары. Порой они достигали высокого положения, как «резидент в Верхней Силезии» Лехман или тайный советник герцога Вюртемберг-ского Йозеф Оппенгеймер. Но и цена успеха была высока — Лехман разорился, а Оппенгеймер («еврей Зюсс» из романа Л. Фейхтвангера) был повешен в 1737 году в Штутгарте по обвинению в государственной измене{388}.

Такой же фигурой при русском дворе был Липман. Появился он там раньше Бирона — ешё при Петре II одалживал деньги иностранным дипломатам. Во времена Анны Иоанновны он стал доверенным комиссионером и «поставщиком двора» по части ювелирных изделий и дорогой посуды. Он обеспечивал перевод денег русским дипломатам для чрезвычайных нужд, как это было во время миссии К.Г. Левенвольде в Варшаве в 1733 году; через него получали российские «пенсии» польские магнаты. В 1739-м Липман заказал (за семь тысяч рублей) изготовление Андреевского ордена для маркиза Вильнёва, которого решили наградить за посредничество на переговорах с турками, а в 1740-м — доставил (за четыре тысячи рублей) к русскому двору немецкую театральную труппу. Одновременно он выступал в качестве крупного подрядчика, поставлявшего вино и поташ, сукно и лошадей для армии, соль для Адмиралтейства{389}. Бирон, постоянно испытывавший нехватку денег, занимал их где придётся, даже у своего камердинера, и тоже прибегал к услугам Липмана. Расплатиться же так и не успел: в описи бумаг сосланного герцога значится «щет Липмана з бывшим регентом на двести на дватцать четыре тысячи восемьсот девяносто три рубля»{390}.

Помимо Липмана, царица заказывала различные товары у курляндского купца, «гоф и камер-фактора» Даниэля Фермана, заплатив за них в 1732–1740 годах 465 181 рубль. Анна Иоанновна любила не только бриллианты, но и другие драгоценные камни. Записи о «комнатных» расходах императрицы говорят, что она указывала «выдать двора нашего нижеписанным людем за взятыя у них в комнату нашу красные камни: камер-пажу Ивану Самарину 70 руб., тафельдекеру Ивану Сидорову 20 руб.», «записать в расход 2249 руб. 50 коп., отданные ея светлости герцогине Курляндской на заплату за взятыя в комнату нашу яхонтовыя каменья да за крест и серьги бриллиантовыя». В 1738 году, узнав, что граф П.Б. Шереметев получил от П.М. Салтыкова под пятисотрублёвый залог «камение яхонт красный», государыня потребовала прислать драгоценность ей и обещала, что деньги «отданы быть имеют неотменно»{391}.

Начальник Оренбургской экспедиции И.К. Кирилов прибыл для доклада ко двору с «изрядными камнями» (порфиром, яшмой, агатами), которые, по сообщению «Санкт-Петербургских ведомостей» в январе 1736 года, императрица изволила «милостиво принять». Особо интересовалась Анна драгоценностями опальных и «изустным приказом» потребовала в декабре 1739 года доставить ей из Тайной канцелярии «алмазные камни» и «искры», изумруды, бриллиантовые перстни, золотые часы и табакерки из «пожитков» казнённого князя И.Г. Долгорукова{392}.