Странная неожиданность - Борис Владимирович Попов

– Когда будет готова?

– Послезавтра самое раннее. Чем еще могу помочь?

– Трудности у вашей племянницы Наины с бывшим мужем.

– Какие?

– Развод он ей не дает.

– Почему?

– Пострадает его деловая репутация. Ему наплевать на счастье бывшей жены, лишь бы денежка в кошеле бренчала.

– Вот подлец! А мне он все это врет совершенно по– другому!

– О! Так ты его знаешь!

– Трудно мне его не знать…, какой-никакой, а все-таки старший сын. И подлец. С разводом, это срочно?

– Крайний срок завтра утром, а по-хорошему оформить бы сегодня.

– Ну тогда пошли к этому позорищу нашей нации!

Махом дошли до терема Абрама, беспрепятственно прошли в дом. Караульные лбы (кстати, однозначно русские морды!) с отцом хозяина, сопровождающего богато одетого барина-боярина, связываться не решились. Вдруг хозяину-ростовщику очередную дойную корову за кредитом ведут, а ты, глупая рожа помешал.

Абрам валялся на широченной кровати с какой-то медноволосой девицей. Он был в шелковом роскошном халате, расписанном вышитыми цветами, она в грязноватой длинной сорочке.

– Здравствуй, сын! Ядвига, пошла отсюда! Вечно эта тварь тут ошивается!

– Отец, ну мы тихо отдыхаем, – начал объясняться холеный тридцатилетний гад, усаживаясь, – вина выпили по чуть-чуть, Ядвига, слышала, чего отец сказал?

– А куда я пойду?

– А куда хочешь, дорогуша! Хоть на Кудыкину гору! Сказано – пошла вон, а то сейчас плетью треххвосткой выгоню! А на дворе еще мужики напинают! – уже рычал Абрам. – Вот, папа, видишь, как я с чужими женщинами обхожусь, как по жене сильно тоскую! – по-соловьиному взялся заливать он отцу.

Совершенно деловым голосом по ходу спросил у меня:

– А вы, любезный, зачем пожаловали? Не денежек в долг взять? Сразу предупреждаю, процентик тяжеловат будет! – и ростовщик с нетерпением начал ожидать от меня желанного ответа, вроде: наплевать мне на твои процентики! Я княжий человек-боярин-купец Иванов-Петров-Сидоров! Побольше денег в долг сегодня, сейчас, без промедления давай!

А дождался горьких слов от отца:

– Все я вижу, ты – позор нашего народа! Из-за таких, как ты и твой дядя Моисей, нас сорок лет назад вышибли с Германии! Поработаете еще также, и отсюда выкинут! Надо поскорее все продавать и перебираться в тихий город, где вас нету!

Уеду с одним Исааком, он через пару-тройку лет тоже неплохим златокузнецом станет. Хватит с тобой в одном городе позориться. Евреев громить будут, не станут разбираться, хорош ты был или плох, пользу ты приносил людям, или обирал народ бессовестно. Бей жидов, спасай Русь-матушку! А мы с Исааком тут ни причем, за ваши грехи не ответчики!

– Да езжай, папенька, чего уж там. Здесь, в Киеве, народ со звериным оскалом, палец в рот не клади, за медный грош зарежут! Потому и охрану такую многолюдную держу, а то ограбят и убьют.

Тут Абрам зевнул.

– Мне только долю от щедрот ваших побольше оставьте. Исаак молод, все профукает, а я уже не мальчик, и при хорошем деле.

– Я тебе оставлю, – как-то нехорошо усмехаясь, сказал Соломон, – я тебе много оставлю. Вот этого! – и сунул старшему сыну фигу под нос.

– Вы, папа, как разгорячитесь, всегда убить готовы. А как болели в прошлом году, кто вас с Исааком кормил? А кто вам сиделок нанял? А кто еду каждый день носил? Кто обмывал вас, лежачего, теплой водичкой? Добренький Исаак или плохой старший сын? А когда княжьи люди хотели с вас за дорогое ожерелье, которое вы от общей слабости сделать не смогли, шкуру содрать, какой негодяй, не вставая, двое суток работал?

Соломон кинулся обнимать сына.

– Прости, сынок, горячусь от дури старческой! Бесит меня, что нету наследника достойного в моем роду!

Что Исайка – звук пустой! Вся искра моего таланта в тебя ушла! Ты еще молодой, а кое-что уже лучше меня делаешь. Прямо еще бы чуть-чуть подучится – и готов мастер – золотые руки! А ты что? Наживаешь бессовестным образом деньги, да со шлюхами валяешься!

– Деньги всегда нужны. Тут на этой земле каждый третий год голодный. Брошенные неудобья кругом, за землей ухаживать не умеют, только пьянствовать да драться горазды.

А у кого мне учиться? Другие ювелиры против нас слабы – вот сидят на поделках, знай свою зернь лепят! К вам как не зайдешь, все с фальшивой монетой возитесь – сбила она вас с пути истинного! Ладно, ладно, папенька, не плачьте, все будет хорошо, – уговаривал он отца, поглаживая его по спине.

– А ты надо думать боярин Владимир Мишинич?

Я кивнул.

– Забегал тут мальчик твой, Ваня кажется?

Я опять кивнул.

– Куда он лезет? Сожрет его Найка, как щука пескарика. Высушит и выкинет! Ну охота ее, так бы пожил, чего женится-то? Она до этих постельных дел рьяная, отказу не будет.

Тобой пугал. Ты, дескать, страшный волхв, взглядом можешь убить. Это правда?

Я снова кивнул.

– Страшно, конечно. Только мне надо понять, тебе то зачем в их мелкие дела влезать? Рассказывай быстренько, да и начинай стращать, а то скучно как то, давно никого не боялся.

И я стал рассказывать. Как к Земле летит убийственный метеорит, как все кругом погибнет, как останется только куча обломков, вращающихся вокруг Солнца. Как поджидает нас слишком сильный черный волхв, и какие у нас незначительные шансы прорваться к морю. Какие ватагу ждут трудности при попытке пообщаться с дельфинами, как замысловато будет изъять математика, астронома, поэта с враждебной территории чужой страны.

– Вот черт, а я вчера подумал – это так, пустая болтовня каких-то жуликов! Всего десять монет и выдал! Подожди меня тут.

И Абрам убежал. Соломон развел руками.

– Абраша такой увлекающийся мальчик! Сейчас принесет еще денег и будет с тобой умирать проситься! Очень прошу, не бери! Оставь мне утеху моей старости!

Прибежала назад утеха старости.

Абрам сунул мне здоровенный кошель.

– Здесь еще сто пятьдесят.

– В долг?

– Ты из меня дурака-то жадного не делай. Возьми лучше с собой!

– Ты волхв?

– Я? Конечно нет.

– На коне горазд скакать?

– Опыта нету!

– На саблях ловок биться?

– Да пока не пробовал…

– Извини, взять с собой не могу. Понятно почему?

– Ясней некуда – обуза лишняя…, – договорил Абрам упавшим голосом.

– Ты вот лучше скажи: а кто матери Наины и вашей дочке денег на жизнь дает? Не кудесница же из чужих краев пересылает?

– Да где ей, – она голимое перекати-поле.

– Откуда же деньги на жизнь появляются? На приличную одежду, вкусную еду? Кто расщедривается?

– Один жадный ростовщик, больше чего-то и некому.

У меня перехватило дыхание. Пожалуй, высказывания Наины о бывшем муже были несколько предвзяты и не обоснованы…

– Абрам! У меня к тебе