Золотая лихорадка - Николай Задорнов

– Какой хунхуз! Он русский!

– Ну, спасибо, бабоньки, мы поехали! Больше уж не придем. Завтра с утра домой! Осторожней в другой раз работников берите. Кого тут только нет у вас! Он мог бы и вас тут всех перерезать на резиденции и уйти с добычей.

Хмурые горы стали еще сумрачней, и как-то ненужно и чуждо было яркое солнце. Под сопками виден мыс и разоренные разработки с уничтоженным городом приискателей на Силинской стороне. Жерди торчат там, где был веселый ресторан и магазин японских шелков. Не дымят трубы плит, сложенных на особицу. «Нет Ильи, увезли Сашку, нет мужа, отец ушел… – думает Катя. – Что делать?» Катя чувствовала себя беззащитной.

Она взяла лопату и пошла нагружать тачку. «Я поеду отца искать!» – вдруг решила она.

Ксеня встретила ее на крыльце.

– Ты знаешь, меня что-то страх берет, мне кажется, что сейчас кто-то в кустах бродит, подходил сюда…

Катерина, казалось, не слыхала ее.

– Я сейчас уеду, – сказала она.

– Катька, мне че-то страшно, – молвила Ксеня. – Дрожу, как осиновый лист.

– Но бойся, это кажется. Я живо съезжу, отца привезу.

– Я боюсь, как бы староверы не подошли, которые отца стреляли.

Катя села в лодку, убрала весла, пустила ее вниз по течению. По правому берегу солдат не было, и там никого не гнали.

Солдаты были по левому берегу, проверяя, не остался ли кто. Они шагали следом за последними старателями и торопили тех, кто задерживался.

– Два дня дадено было! Что же ты, чертова кукла, думала? Где была? – кричали они на толстуху с родимым пятном. – За двое ден не схлопоталась!

– А на лодках есть проезд?

– Лодки задерживают и проверяют… Списки пишут. Иди! Задерживаешь! Скоро обедать уж надо, а мы с вами возимся…

– А ты откуда? – спросил солдат Катю, вышедшую на берег.

– Я с резиденции! За отцом приехала. Он тут больной ждет меня, – ответила Катя.

Солдаты пропустили ее.

– Беги…

– А что будет тому, кто не уйдет? – спросила Катя.

– А таких уж, кто сопротивляется, целый баркас уже отправили сегодня в тюрьму в Николаевск, – сказал солдат, опираясь на ружье и закуривая.

Катя побежала на участок китайской артели.

Федосеич сразу нашел своего знакомого в большой толпе.

– Земляк! – воскликнул он.

– Служивый!

– Не стреляй своих! – Федосеич шутя поднял руки вверх.

– Знакомый? – спросил поручик.

– Да, свой… – отвечал фельдшер.

Шумела толпа, ожидая проверки. Некоторым разрешали садиться в лодки и уезжать.

– Свой, матрос! Приятель мой, ваше благородие, – сказал фельдшер, – служили вместе на конверте.

– Кого только сюда не занесло! Пропусти его! – сказал офицер фельдфебелю.

– Там ничего не станется, не беспокойся, – говорил фельдшер. – Еще солдаты подошли. Всюду теперь стоят войска, и никакого насилия или безобразия быть не может. У меня и заночуешь.

Федосеич прошел через цепь солдат и подошел к большой лодке, около которой был в двух палатках госпиталь для больных. На берегу стояло множество лодок.

Солдаты дали Федосеичу котелок, и он с удовольствием стоял в очереди за солдатскими щами.

– Вот, хунхуза поймали! – сказал усатый солдат.

– Ты кто? – спросил урядник у Сашки. – Как фамилия? Есть у тебя вид на въезд в империю?

Урядник Попов но очень верил солдатам. Сам он много лет прожил на Амуре, китайцев встречал, но с трудом отличал их друг от друга и полагал, что солдат зря хвастается.

– Зачем мне в империю? – отвечал Сашка. – Я русский.

– Паспорт есть?

– Есть паспорт.

– Гляди, у него паспорт! – сказал урядник Попов писарю.

Тот посмотрел документ и с уважением отдал его Сашке.

– Мы знаем его! Сыми с него рубаху, у него должны быть знаки на груди, – сказал усатый солдат.

– А ну, подыми! – велел урядник.

Сашка поднял рубаху. На груди у него что-то выжжено.

– Вот, видишь! – сказал усатый.

– Задержим тебя! – сказал урядник.

Сашка еще подержал поднятую рубаху, как бы предоставляя всем удостовериться. Потом опустил ее, поднял ремень с земли и подпоясался.

Урядник опять развернул паспорт.

– Александр Егорович Кузнецов. Место рождения Фылинха! Где это?

– Это Филониха! – сказал с лодки Силин, сидевший в кандалах на корме и слышавший весь этот разговор. – В Орловской губернии, где Ливны и Елец.

– Мы тебя задержим! – сказал урядник. – Проходи сюда, – добавил он.

Писарь записывал мужиков, но что-то надумал и крикнул:

– Эй, Кузнецов Александр, иди сюда… Дай-ка еще раз паспорт… Какое вероисповедание, я не посмотрел… – Он взял паспорт. – Православное, – прочел он. – Иди! – сказал писарь. – Садись. Долго тебя не продержат.

– А ты знаешь, кто это? – сказал усатый солдат. – Ты хорошенько проверь. У него знак на груди: «Святая борьба за свободу!».

– Откуда у тебя такой знак? – спросил писарь.

– Хунхуз, хунхуз! – подтвердили солдаты. – Мы его признали!

– Где-то русский паспорт добыл.

– Да, ребята, он русский!

– Тоже Кузнецов!

– Сколько их тут, этих Кузнецовых?

– Кого это задержали? – подходя, спросил Телятев.

– Да вот, солдаты говорят, что хунхуз. А у него паспорт русский. Знак на груди, объясняет, что отец был солдат и жил с китайцами и они его украли в детстве и поставили знак на груди.

– Ну, это мелочь! – сказал Телятев. – На баркас его и отправь с уголовниками. Задержать до наведения справок. До выяснения личности.

– Баркас ушел, ваше высокоблагородие.

– Отпустить его, может? – сказал урядник.

– Да нет, если русский паспорт у китайца, то задержите до выяснения личности.

– Пока выяснят, человек года два в тюрьме вшей покормит, – сказал Тимоха.

– А где Сукнов? – спросил Телятев, покосившись на Тимоху. – Он всех китайцев на Амуре знает.

– Сукнова срочно отправили на озеро! – ответил поручик. – Там халку чуть не разбило, вода прибыла, и была волна.

На отвале песка, лицом на солнце, сидел Советник. Он был трезв и, чувствуя себя потому почти совершенно больным, нервничал, и не знал, как поступить. Он сидел здесь уже давно, иногда вскакивал, как арестант в камере, и бегал взад и вперед. Он знал свою мягкотелость, нерешительность. Он должен был идти и обличать молодого Кузнецова, лицом к лицу говорить с ним. Но для этого, во-первых, надо было выпить. Во-вторых, надо как можно дольше затянуть время, чтобы не погубить себя, преждевременно открывшись. Он чувствовал, что старатели еще в чем-то сильны и что его подозревают. Пока еще он боялся их. Иногда думал, что это только кажется, и опять чувствовал, что ничего не может решить, и сетовал, что загубил свою жизнь из-за этих постоянных колебаний и что чем дальше, тем больше он разрушается.

Открывать все подробности он все же не решался. Слишком много спирта было выпито со старателями, слишком вошел он в их жизнь, привык подчиняться их законам. Нелегко сразу отказаться от этого. Если бы все они сейчас схлынули бесследно, то вдогонку им, может быть, он посмел бы все выложить, все их секреты и темные дела, зная, что их уже не встретит больше. Мог бы он сделать это и на бумаге, зная, что она сохранена будет в крепком шкафу, и сила ее подействует. Он ненавидел сейчас всех, и полицейских, и старателей с их крепким здоровьем, с их радостью жизни, с уверенностью в будущем. С каким удовольствием он подвел бы Ваську под неприятности. Сытого, молодого, с Катькой вместе. Но пока он все еще не решался смотреть ему в глаза. А смотреть придется. И отступления не было. «Лучше попозже»… Мало ли что еще могло случиться, мог проболтаться кто-то из полицейских, и тогда какой-нибудь Андрюшка пустит пулю в затылок. Советник перебирал пухлой, дрожащей рукой петли куртки, уверяя себя, что не следует падать духом и начатое дело надо довести до конца. Вдруг он увидел под самой отмелью лодку с Катериной.

Как это часто бывает с больными людьми, настроение его вдруг переменилось. Советник мгновенно юркнул в ветельник. Он понял, Катя приехала не с Кузнецовской стороны, а откуда-то сверху. Она загнала лодку в бухточку, вытащила ее и быстро пошла туда, где торчали остатки китайского ресторана.

Советник следил за нею, перебегая и прячась за холмы, скрываясь за остатками строений. Прииск сейчас был уже совершенно пуст. Она кого-то искала.

Он почувствовал, что теперь уж она не ускользнет от него, но он и перед ней не желал появляться раньше времени. Он замечал, что она волнуется, ее охватывает отчаяние, она сжимает руки и ломает их, как благородная дама.

Катя обошла участок, заглянула в штольню, где работал иногда отец.

Она, кажется, решила ехать вниз, туда, где поставлен пост и идет проверка. Может быть, она и ехала туда, но не хотела появляться там без отца?

Катя вышла к бухте. Лодки не было. Она удивилась.

Из головы Советника напрочь вылетели все сомнения. Тревога и колебания сменились бурной радостью. Василий надежно упрятан, отгорожен. Прииск совершенно пуст. Она уже почти принадлежала ему…