Шпион, вернувшийся с холода. Война в Зазеркалье. В одном немецком городке - Джон Карре

— Только перекусил, Бетти. Так получилось — я встречался с одним человеком, мы зашли в кафе.

— Ты врешь.

Он улыбнулся:

— Кончай, Бетти. Ты не забыла — вечером мы идем на ужин.

— Кто это был?

Квартира была очень чистая, с коврами, нарядными шторами и кружевными салфетками на полированной мебели. Все было защищено: вазы, лампы, пепельница — Лейзер благоговейно берег вещи. Ему нравился дух старины, об этом говорила резная мебель и кованые металлические светильники. Здесь было зеркало в позолоченной раме, панно с лепными украшениями, новые часы с вращающимися под стеклянным колпаком чашечками.

Бар в шкафу был с музыкой; когда он его открыл, прозвучала короткая мелодия. Он долго смешивал «Белую леди» из разных частей — с такой тщательностью замешивают лекарства. Она глядела на него, покачивая бедрами в такт музыке и отведя руку с бокалом в сторону, танцевала, но не с Лейзером, а с кем-то другим, и вместо бокала держала за руку своего партнера.

— Кто это был? — повторила она.

Он стоял у окна, по-военному выпрямив спину. Вспышки неонового сердца с башни отражались на соседних домах, на поручнях мостика, трепетали па влажной мостовой. За домами возвышалась церковь из рифленого кирпича, с оконцами для колоколов, напоминавшая кинотеатр со шпилем. За церковью было небо. Иногда ему представлялось, что церковь — последнее уцелевшее здание, а небо над Лондоном освещено пожирающим город пожаром.

— Боже мой, что-то ты сегодня невеселый.

Колокольный звон был записан на пленку и воспроизводился с многократным усилением, чтобы заглушить уличный шум. По воскресеньям у него покупали особенно много бензина. Дождь хлестал и хлестал, мешая автомобильным фарам, смазывая красно-зеленые блики на асфальте.

— Фред, давай потанцуем.

— Обожди, Бетти.

— Ну что с тобой происходит? Надо еще выпить, и все будет хорошо.

Он слышал шорох ее ног по ковру в такт музыке, позвякивание браслета.

— Потанцуй со мной, пожалуйста.

Она неясно выговаривала слова, лениво растягивая последний слог сверх всякой меры. И отдавалась с какой-то осознанной разочарованностью, мрачно, как будто отдавала деньги, словно все радости получал мужчина, а ей это причиняло только боль.

Она протянула руку и небрежно переставила звукосниматель. Игла со скрежетом царапнула по пластинке.

— Да что с тобой, наконец, такое?

— Говорю тебе — ничего. Просто был тяжелый день, вот и все. Потом зашел один старый знакомый.

— Я уже в который раз спрашиваю, кто? Баба? Какая-нибудь дрянь.

— Нет, Бетти, мужчина.

Она подошла к окну, положила Лейзеру руку на плечо:

— Какую такую красоту ты там разглядываешь? Что ты нашел в этих неприглядных домишках? Сам всегда говорил, что терпеть их не можешь. Ну так кто же все-таки был?

— Он из одной крупной фирмы.

— Ты им зачем-то понадобился?

— Да… они хотят мне кое-что предложить.

— Боже, на что им польская рожа?

Он сдержанно ответил:

— Я им нужен.

— Кто-то приходил в банк, спрашивал о тебе. Потом он торчал в кабинете Донея. У тебя неприятности?

Он взял в руки ее пальто и, галантно отставив локти в сторону, помог ей одеться.

— Только не в это новое заведение с официантами, ладно?

— А что, разве там плохо? Мне казалось, тебе понравилось. Там танцуют, ты ведь любишь танцы… А куда бы тебе хотелось?

— С тобой-то? О Боже! Куда-нибудь, где хоть немного жизни.

Он пристально посмотрел на нее и вдруг улыбнулся:

— Ладно, Бетти. Пусть сегодня у тебя будет праздник. Спускайся вниз и заводи машину, а я закажу столик. — Он дал ей ключи. — Я знаю роскошное местечко.

— А теперь что на тебя нашло, черт возьми?

— Можешь сесть за руль. Сегодня мы гуляем.

Он пошел к телефону.

Холдейн вернулся в Департамент около одиннадцати, Леклерк и Эйвери уже ждали. Кэрол печатала в личном отделе.

— Я думал, вы будете раньше, — сказал Леклерк.

— Ничего не выходит. Он сказал, что не хочет играть в нашу игру. Со следующим кандидатом разговаривайте сами. Мне это не по плечу.

Он сел с невозмутимым видом. Они удивленно смотрели на него.

— А деньги вы предлагали? — наконец спросил Леклерк. — Нам выделено пять тысяч фунтов.

— Естественно, я предлагал деньги. Уверяю вас — ему все безразлично. Крайне неприятная личность. Извините. — За что — он не пояснил.

Было слышно, как Кэрол печатала на машинке.

— Что теперь делать? — спросил Леклерк.

— Понятия не имею, — ответил тот и нервно поглядел на часы.

— Найдется кто-нибудь другой, обязательно.

— Только не в нашей картотеке. И не с квалификацией Лейзера. У нас есть бельгийцы, шведы, французы. Но Лейзер — единственный, кто говорит по-немецки, и у него хорошая техническая подготовка. Судя по бумагам, больше таких людей у нас нет.

— Он еще достаточно молод. Вы это имеете в виду?

— Да, именно это. Нам нужен человек с опытом. И нет ни времени, ни средств, чтобы готовить агента с азов. Может, следует обратиться в Цирк — у них наверняка кто-нибудь найдется.

— Крайне нежелательно, — сказал Эйвери.

— Что он за человек? — все еще на что-то надеясь, спросил Леклерк.

— Типичный славянин. Роста невысокого. Изображает из себя денди. Это производит отталкивающее впечатление. — Он вытащил из кармана счет. — Одевается, как букмекер, видно, они все так ходят. Счет отдать вам или в бухгалтерию?

— Человек он надежный?

— Отчего же нет?

— А вы сказали, как нам это необходимо? Говорили про верность новым идеалам и тому подобном?

— Он предпочитает старые.

Он положил счет на стол.

— А о политике говорили?.. Некоторые иммигранты очень даже…

— Мы говорили о политике. Он не из тех иммигрантов, он считает себя полноценным английским подданным. Что вы от него хотите? Чтобы он присягнул на верность польскому королевскому дому? — Он снова взглянул на часы.

— Вы с самого начала не хотели, чтобы он работал на нас! — закричал Леклерк, взбешенный равнодушием Холдейна. — Вы удовлетворены, Эйдриан? У вас это на лице написано! Боже мой, что будет с Департаментом! Это тоже пустой звук? Вы потеряли веру в Департамент! Вам на все плевать! Вы смеетесь мне в лицо!

— А кто из нас верит в Департамент? — спросил Холдейн с отвращением. — Вы же сами сказали — мы делаем свою работу.

— Я верю, — заявил Эйвери.

Холдейн хотел что-то сказать, но в эту минуту зазвонил зеленый телефон.

— Наверное, из Министерства, — проговорил Леклерк. — Что прикажете им отвечать?

Холдейн внимательно за ним следил. Леклерк снял трубку, приложил к уху, затем протянул ее через стол:

— Коммутатор. С какой стати соединяют на зеленый? Кому-то нужен капитан Хокинс. Это вы, по-моему?

Холдейн взял трубку, его худощавое лицо оставалось непроницаемым. Наконец он сказал:

— Разумеется. Мы кого-нибудь подберем. Это не составит труда. Завтра в одиннадцать. Пожалуйста, не опаздывайте, — и положил трубку.

Казалось, что окно с легкими занавесками вытягивало свет из кабинета Леклерка. На улице не переставай шумел дождь.

— Это Лейзер. Он принял предложение. Спрашивает, найдем ли мы кого-нибудь, кто возьмет на себя заботу об авторемонтной мастерской в его отсутствие.

Леклерк замер от удивления. Радость причудливо изменила его лицо.

— Вы ждали этого! — воскликнул он и протянул ему свою небольшую ладонь. — Простите меня, Эйдриан. Я вас недооценил. Поздравляю от всей души.

— Почему же он все-таки согласился? — взволнованно спросил Эйвери. — Что заставило его передумать?

— Почему агенты что-то делают вообще? И мы тоже? — Холдейн сел. Он выглядел как ничем себя не запятнавший пожилой человек, переживший всех своих друзей. — Почему они соглашаются или отказываются, почему врут или говорят правду? Как объяснять поступки каждого из нас? — Он опять стал кашлять. — Может, ему хочется что-нибудь совершить. Потом — немцы, он их терпеть не может. Так он сам говорит. Но, по-моему, это не столь существенный фактор. Еще он сказал, что не подведет нас. Скорее всего, имел в виду себя. — Обратившись к Леклерку, он добавил:

— Согласно военным правилам — так мы решили?

Но Леклерк уже звонил в Министерство.

Эйвери пошел в личный отдел. Кэрол встала из-за машинки.

— Что происходит? — быстро спросила она. — Почему все такие нервные?

— Звонил Лейзер. — Эйвери закрыл за собой дверь. — Он согласился на задание. — Он обнял ее. В первый раз.

— Почему?

— Он сказал, что ненавидит немцев, а по-моему, ему нужны деньги.

— Это хорошо?

Эйвери понимающе усмехнулся:

— До тех пор, пока мы будем платить ему больше, чем другая сторона.