Тайный Союз мстителей - Хорст Бастиан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как раздобыть денег, они быстро придумали. Надо было продать что-нибудь на черном рынке, а что именно — подсказал многоопытный Вальтер.
Бецовские крестьяне-самоснабженцы получали масло прямо с Бирнбаумского маслозавода. С утра они сдавали заказ шоферу молоканки. А когда тот в обед развозил по дворам пустые бидоны, то оставлял на крышках бидонов пачки масла. Крестьяне забирали его потом вместе с бидонами. Вот Вальтер, проявив свои, всем известные способности, и опередил их. Калле помогал ему.
Потом все члены Союза сложились на билеты для Альберта и Други, и те отправились в путь.
— Ты чего дома сказал, когда ни свет ни заря уходил? — спросил Альберт, заранее улыбаясь.
— Мать думает, мы силки разыскиваем.
— А если она узнает, что ты прогулял?
— Что-нибудь совру.
Лампочка на потолке погасла. Колеса отстукивали свою монотонную песню, а из-за горизонта медленно вздымалась огненная гора — всходило солнце.
— Ишь солнце — как бочка здоровенная выкатывается! — заметил Альберт, явно довольный тем, что придумал такое сравнение.
Народ в купе зашевелился. Поезд подходил к Седдину. Оба железнодорожника сошли. Кто-то надсадно кашлял, кто-то ворчал, а один пассажир тихо ругался — разбудили его, видите ли, слишком рано.
Альберт и Друга смогли теперь сесть. Развалившись, они всячески демонстрировали свое дурное воспитание.
За окном раздался свисток. Поезд снова тронулся. Где-то хлопнула дверь.
— Еще секунда — и этой дурьей башке пришлось бы любоваться красными огоньками нашего последнего вагона, — сострил Альберт, мотнув головой в сторону хлопнувшей двери. Но тут же осекся, побледнев.
— Доброе утро! — произнес кто-то басом. — Приготовьте документы и багаж для досмотра.
— С чего бы это? — спросил Альберт пассажира напротив, придя немного в себя. — Здесь же никогда не проверяют?
Нервничая, пассажир дергал себя за мочку уха. Заметив его лакированные ногти, Альберт пожалел, что обратился к нему с вопросом.
— Вот и я полагаю, — заявил субъект с лакированными ногтями, четко произнося каждый слог, — эти постоянные контроли только обременяют людей. В конце концов мы же не уголовники какие-нибудь, чтобы находиться под полицейским надзором.
Выпятив грудь и высоко подняв голову, он высокомерно уставился в окно.
От страха Друге ничего другого не пришло в голову, как закрыть глаза. Он притворился спящим, однако при этом нервно перебирал руками. Весь вагон притих. Лишь изредка в купе раздавалось спокойное «пожалуйста» полицейского, возвращавшего очередной паспорт.
— Чего ты пальцами вертишь? Держи руки спокойно! — пнул Другу Альберт.
Друга открыл глаза. Все равно не поможет. В купе вошли двое полицейских. В то время как один начал проверять паспорта и просматривать багаж, второй листал блокнот с длинным списком имен. Пассажир с лакированными ногтями брезгливо протянул полицейскому паспорт, так и не повернув головы от окна.
Полицейский, взглянув на документ, указал своему товарищу на фамилию. Тот, быстро перелистав блокнот, нашел такую же в своём списке.
— А, старый знакомый! — сказал полицейский, пристально глядя на пассажира. Затем, кивнув на чемодан в сетке, спросил: — Это ваш?
— Вполне возможно, что мой, — высокомерно ответил человек с лакированными ногтями.
— Тогда вам придется последовать за нами, — сказал полицейский, так и не возвратив паспорт.
— Я заявляю протест! Я не позволю, чтобы со мной так разговаривали!
— А я отклоняю ваш протест… — вежливо возразил полицейский и обратился к Альберту: — Ваш паспорт, пожалуйста!
— Нет у меня!
— Как так?
— Еще не выдали, — ответил Альберт, зло взглянув на полицейского.
Друга попытался разрядить обстановку, тихо заметив:
— Мы еще в школу ходим.
— Оба?
— Ясно, что оба! — буркнул Альберт.
— А что это ты так сердишься?
— Ничего не сержусь!
Полицейские улыбнулись, обменявшись многозначительными взглядами.
— Куда же вы собрались, молодые люди? — спросил первый полицейский.
— К моей тетке, — ответил Альберт.
— А где она живет?
— В Берлине.
— А где в Берлине?
— В Панкове[9].
— А у вас что, уже каникулы?
— Учитель заболел, — ответил Друга, так как Альберт замешкался с ответом.
— Разрешите взглянуть на ваши билеты?.. Благодарю! — Полицейский отошел и, встав у дверей, со скучающим видом принялся смотреть в окно.
Альберт незаметно толкнул Другу локтем, тот ответил тем же.
Проскочили! Полицейский ведь даже не заглянул в школьные сумки. Тем временем поезд подошел к Михендорфу. Один из полицейских вышел из вагона, пассажир с лакированными ногтями последовал за ним. Второй полицейский, повернувшись к Альберту и Друге, приказал:
— Приехали! Выходите!
Оба разом вздрогнули.
— Это еще зачем? — огрызнулся Альберт.
— Поскорее, прошу! С вашими билетами до Панкова вы не доберетесь. Дальше Ванзее[10] вам не доехать, — заметил он не без иронии.
— Влипли! — честно признался Альберт. — Ничего не попишешь. Давай выходить, Друга!
Друга не мог и слова вымолвить — так он дрожал. На перроне ветер перекатывал клочки бумаги. Все было серо кругом.
Полицейские приказали обоим обождать и даже отошли на несколько шагов. Покосившись на человека с лакированными ногтями, Альберт шепнул Друге, отведя его чуть в сторону:
— Гляди! — и он указал на проход между двумя вагонами. Там стоял другой пассажирский поезд, следовавший в обратном направлении.
— Наверняка сейчас отправится… Айда, бежим!
Друга сразу вскинул голову. Только что он еще думал о неприятностях, ожидавших его дома, не веря, что им удастся выпутаться, а теперь вся прежняя энергия мгновенно вернулась к нему. Оба, не спуская глаз с полицейских, стоявших к ним спиной, шаг за шагом подвигались к краю перрона.
— Прыгай! — шепнул Альберт.
Оба спрыгнули на рельсы и проскользнули под буферами. Вот и поезд. Едва они схватились за поручни, как раздался свисток. Но это не был сигнал к отправлению: ни тот, ни другой состав не тронулся. По перрону, громко топая сапогами, бежали полицейские.
На этот раз членов Тайного Союза мстителей созвал старый Деналуш, курьер Общинного совета. И теперь они сидели в классе, окружив Альберта и Другу. За окном день уже готовился натянуть на себя ночной колпак, а совещание в комнате учителя все еще продолжалось. Кроме Линднера, там были: бургомистр фрау Граф, мать Други, фрау Торстен, и два представителя железнодорожной полиции.
— А у одного знаешь сколько звездочек вот тут! — заявил Альберт и похлопал себя по плечу. — Но те, что нас сцапали, были другие. — И он рассказал ребятам, как их с Другой задержали на вокзале в Михендорфе, и обо всех последующих приключениях.
После неудачного бегства Альберту и Друге пришлось выслушать не очень-то вежливую нотацию. Затем их под охраной отправили обратно в Седдин и там отвели в барак, где помещалось отделение железнодорожной полиции.
— Заперли они нас, — продолжал Альберт. — Ничего там не было, только три стула стояли. А нам жрать хотелось! Бутерброды-то наши они вместе с сумками забрали. А потом нас отвели в другую комнату, где сидел этот, со звездочками. И туда еще два чина подошли. И тут нас здорово в оборот взяли, перекрестный допрос учинили. Но все равно ничего не узнали. Сперва-то Друга струхнул, да и я, по правде сказать, ну, а потом увидел, делать нечего, взял себя в руки. Начальник этот, со звездочками — прямо с ума сходил: ничего с нами поделать не мог. Ни в чем мы не признались, только вот про масло сказали, что оно краденое.
Пересыпая свой отчет шуточками, Альберт всячески увиливал от признания того, что вся поездка была новым провалом Союза.
— Под конец они, конечно, скисли и послали нас обратно в комнату с тремя стульями. Хорошо, хоть бутерброды вернули — жрать-то всякому хочется! Я уже подумал: теперь нас за решетку посадят. Да не тут-то было: в легковую машину нас насадили и — жжик! — в Бецов. И прямо сюда, в школу. А этот, со звездочками, запретил нам даже разговаривать. Вот как оно делается… Но что они вас всех сюда пригонят — я не ожидал. Дело дрянь! Хуже, чем можно было предполагать. — Альберт подмигнул мстителям, но получилось это очень неестественно, и он перестал притворяться.
Его судорожные попытки представить поездку как веселую историю все равно не имели успеха. Лица ребят выдавали растерянность, а может быть, и страх.
Друга сидел, опершись локтями о парту и прижав кулаки к губам. Он не сводил взгляда с двери, ведшей в маленький коридор, в конце которого находилась комната учителя. Там теперь сидела его мать, наверное плакала, и плакала из-за него. В отчаянии он прикусил губу.