Тайный Союз мстителей - Хорст Бастиан

Поселились они в каморке на чердаке. Вечно усталый отец редко когда заговаривал с сыном. Слова его были какие-то холодные и словно чужие.

Вот и получилось, что Вольфганг никак не мог прижиться в Бецове. Он казался себе кусочком ржавого железа, который где бы ни валялся, всюду мешает. Другие дети без конца били Вольфганга — никто ведь не защищал его, и всё им сходило с рук. Отец работал на лесопилке в Штрезове. Поздно вечером, придя домой, он садился на диван и глядел мертвыми и пустыми глазами. Сидел час, два, три, потом укрывался одеялом и заваливался спать.

Как-то Вольфганг застал в хозяйской кухне вора. Это был Вальтер. Тот сразу удрал, но Вольфганг и не думал выдавать его. К чему?

Вальтер этого не забыл. Он и привел Вольфганга к Альберту. Хотя мстители и приняли Вольфганга, но и здесь он чувствовал пропасть, отделявшую его от остальных. Никогда он не знал, что говорить. Ребята могли его неверно понять, обидеться, а он так дорожил вновь приобретенными друзьями! В конце концов он и придумал для себя выход: надо просто делать все, что другим хочется, повторять за ними все, что они скажут. Постепенно он привык к этому, и не прошло и года, как он так вжился в эту роль, будто она была уготована ему от природы. Счастья он при этом не испытывал, но и куском ржавого железа себе уже не казался. А это тоже было не мало!

И вот теперь его хотят послать в университет! И он будет там учиться! Может, отец хоть этому обрадуется? Наверное, обрадуется. Надо скорее рассказать ему. Как можно скорее!

Вольфганг побежал быстрее. Лицо его раскраснелось, глаза горели, волосы щекотали лоб. У первых домов Вольфганг вдруг увидел Ганса Винтера и вспомнил о мстителях и Альберте. Наверняка его опять заставят поссориться с учителем Линднером. Он же был «лазутчиком», «шпионом». И сразу все счастье представилось Вольфгангу мыльным пузырем.

…Правда, «шпион» был скорее похож на жертву. Он сидел на своем ящике в «Цитадели» и поглядывал на раскаленную печурку. Вид у Вольфганга был такой, будто он больше всего боялся, как бы глаза его не выдали. Недавно после разговора с учителем Линднером ему стало ясно, что он никогда и не думал шпионить за Сынком и Руди. Поручение, полученное от мстителей, казалось ему теперь позорным, и в последние дни он частенько задумывался над тем, всегда ли их Союз был таким, каким он теперь ему представлялся. Может быть, его обманывали воспоминания, но все же ему казалось, что все стало теперь как-то мрачней. Началось с исключения Родики. Нет, еще раньше, скорее всего с того дня, когда в деревню приехал новый учитель. Ведь с тех пор все их силы уходили на борьбу против него и пионеров. При этом пионеры им вообще ничего плохого не делали. Если подумать, то и у мстителей и у пионеров были одни и те же враги. Нет, наверное, это не так — тогда ведь вся их борьба теряла всякий смысл! Ну, а вдруг это и в самом деле так?..

Вольфгангу никак не удавалось разобраться во всём этом. Он понял одно: так жить, как он жил до сих пор, он уже не может. Но что же делать? Изменить мстителям он не мог. С ними все его старые друзья, столько они пережили вместе! И потом, они ведь тоже за правду и справедливость. А вдруг есть две правды: одна у мстителей, другая у пионеров?

Они сидели и ждали Ганса. Он наконец вошел и хотел было извиниться за опоздание, но Альберт махнул рукой.

— Вижу, — сказал он. — Тот, кого называют твоим отцом, опять напился.

Правый глаз Ганса был закрыт.

— Каждый день одно и то же, — заметил он равнодушно. — А трезвый — жалеет.

— А когда он трезвый-то бывает?

— В том-то и дело.

— И откуда он только водку берет?

— Откуда? Сам гонит.

— Да вылей ты бурду эту!

Взглянув на Длинного, Ганс сказал:

— Вылить? Хорошо бы. Но знаешь, что потом будет? Убьет он меня, вот и все. А мне что-то еще неохота… Вроде рановато. Понял?

— Ну, а если мы перебьем всю его музыку — аппарат и прочее? — Глаза Калле сверкали решимостью.

— Правильно! — подхватил Альберт.

Со всех сторон послышались одобрительные возгласы.

— Ну, а как это сделать? — спросил Ганс, обдумывая новое предложение.

— Очень просто! — ответил Альберт. — Заберемся ночью и переколошматим всю его посуду. Но только сначала все вынесем. Узнать, кто это был, он не узнает, а в полицию не заявит — гнать самогон запрещено.

— Гм… — отозвался Ганс. — Это еще куда ни шло. Ладно. Я вам потом скажу.

— Идет… — решил Альберт. — Теперь очередь Вольфганга. Давай выкладывай!

Вытянув ноги, ребята сидели на ящиках и посасывали самокрутки. Одежда большинства из них была уже латана-перелатана, да и вообще все это было очень похоже на сборище малолетних конокрадов.

Желая оттянуть время, Вольфганг принялся долго и обстоятельно сморкаться. Потом, опустив голову, уставился на свои сбитые деревянные туфли. Он говорил так тихо, что его слова лишь с трудом можно было разобрать.

— Что выкладывать-то? Руди и Сынок ничего про Союз не рассказали, ни слова я не слышал. В синие они не записались, да и Родика тоже. И потом… вообще синие — хорошие ребята. — Теперь он поднял голову и робко взглянул на своих кровных братьев. — А потом, мне неохота больше шпионить. Не буду! Вот и все… — Вольфганг как-то весь съежился, но, очевидно, был полон решимости не отступать, если даже его и побьют.

Никто не произнес ни слова. Все уставились на Вольфганга, как на чудо. Неужели и он взбунтовался? Переглядываясь, ребята вертели головами. Неужели они не ошиблись? Слух не обманул их?

Прицелившись, Альберт плюнул в стену. Плевок пролетел над самой головой Вольфганга. Все ожидали, что шеф вот-вот взорвется. Но Альберт встал, подошел к Вольфгангу и тихо произнес:

— Вставай!

— Зачем? Бей, если думаешь — так правильно. Для этого мне и вставать не надо.

Рывком Альберт поставил его на ноги. Словно изучая, он долго смотрел в лицо Вольфгангу, потом вытолкнул его за дверь.

— Ступай во двор, но совсем не уходи, — сказал он очень тихо. «Да, даже этот Вольфганг подвел, даже у него оказалось свое собственное мнение!» — подумал Альберт, присев на ящик и уронив голову на руки.

— Отхлестать его кнутом и выгнать! — предложил Калле в полной тишине.

— Тоже придумал! — сказал Ганс, состроив рожу.

Длинный безнадежно вздохнул.

— Прямо как болезнь какая-то с этими синими! — проговорил Манфред. — Стоит кому-нибудь прикоснуться к ним — и готово, заразился.

— Может, ты еще что-нибудь сморозишь?! — заорал на него Альберт. — Умник нашелся!

— Я бы сказал, да еще скажешь чего-нибудь не так. Нет, лучше уж ничего не скажу, — заметил Вальтер.

Но Альберт немедленно же набросился на него:

— Ну и молчи! «Сказал, скажу» — сказалкин какой!.. — Гнев его с каждой минутой нарастал — он ведь и сам не видел никакого выхода. Ряды мстителей поредели, и исключение еще одного могло привести к развалу всего Союза.

— А ты чего молчишь, как в рот воды набрал? Тебя это не касается, что ли? — наскочил Альберт теперь на Другу, который молча вырезал ножичком.

— Очень даже касается! Я как раз думаю, почему все так случилось?

— Думаешь? У тебя крыша над головой горит, а ты, значит, думаешь, отчего это она загорелась. Тушить надо, а не думать! — И Альберт постучал пальцем по лбу.

— Чего ты кричишь? Я не глухой.

— Вот как? А какой еще ты?

— Я тебе что, опротивел? Чего ты ко мне пристал?! — Теперь уже Друга зло взглянул на Альберта.

Альберт выдержал его взгляд, но как-то сразу весь обмяк и, устало махнув рукой, слабо улыбнулся.

— Не мели, Друга! Сам же понимаешь, что к чему.

— Ладно уж!

Альберт опустился на свой ящик. Снова воцарилась тишина. Даже дрова в печурке горели, не потрескивая.

— Так просто его ведь не выгонишь, — заметил наконец Друга, высказав то, что думали все остальные. — А что, если он не последний? И в конце концов от нашего Союза ничего не останется. Надо вот что сделать: путь ему отрезать! Да, да, это будет лучше всего.

— Как это «путь отрезать»?

— Заставить его поругаться с синими, и завтра же. Пусть там сломает что-нибудь. А не сломает — наша месть на него обрушится!

— Недурно, — согласился Альберт. — Только как мы можем ему отомстить?

Пожав плечами, Друга состроил такую мину, будто ему задали очень трудную арифметическую задачу.

— Придумал! — немедленно выскочил Манфред. — Отец его собирает на зиму хворост и складывает в кучи. Хорошая идея?

— Какая идея-то?

— А мы возьмем да подожжем этот хворост. У него три большие кучи заготовлены. Они там, у Рощи призраков. Как останутся на зиму без топлива, Вольфганг еще подумает, стоит ему нам изменять или нет… — Манфред передернулся и застучал зубами.

— Ты бы почаще высказывал нам свои предложения, — одобрил Альберт, — иной раз они у тебя и толковые бывают.