Дневная битва - Питер Бретт

Ахман показал себя отличным кай’шарумом. Получил для начала пятнадцать человек и насмешил дама тем, что отдал предпочтение многим однокашникам по шараджу и отверг старших, закаленных ветеранов. Но люди Ахмана знали его еще в пору, когда он был най’ка, и привыкли повиноваться. Дисциплина в его отряде была жестче, чем в остальных формированиях Каджи, а воины сражались яростнее и истребляли столько алагай, что другие кай’шарумы начали пороть своих бойцов, дабы установить равенство. Вскоре Ахман командовал пятьюдесятью людьми, самым крупным отрядом в племени, а число убитых на счету у самого неумелого воина впечатляло любого наставника.

Теперь кай’шарумы смотрели на Ахмана настороженно.

– Кай Хайваль мечтает освежевать меня, как ягненка, – рассказал он однажды, когда Инэвера его мыла. – Я читаю это в его глазах, хотя ему не хватает смелости бросить вызов.

– Мне нужна его кровь, – отозвалась Инэвера.

Ахман взглянул на нее:

– Зачем?

Он всегда был отважен, и эта черта лишь укрепилась с годами. Он слушался Инэверу, но так, словно она была советником, как Шанджат, а не голосом Эверама. И задавал вопросы.

– Чтобы прочесть его судьбу, – объяснила Инэвера. – Убедиться, что в нее не входит твое убийство.

«И поиск продолжить, – добавила про себя, – на случай, если существуют другие, тебе подобные».

– Я же сказал – ему не хватает смелости, – напомнил Ахман, отвернулся и налег на нее спиной.

Закрыл глаза и с беспечным видом отдался массажу, которым она разминала в пару его ноющие мышцы. Упрямец.

– Трусы убивают не реже, чем герои, – возразила Инэвера. – Разве что незаметно для жертвы. Ножом в спину, клеветой, ядом в пище.

– Даже в этом случае ему придется обойти пятьдесят моих воинов, а после – меня. – Ахману незачем хвастать силой и беспримерной бдительностью.

Шансы сразить его призрачны.

Но если ревнивые грезы одолевают одного, то сыщутся и другие. Если для спасения Избавителя понадобится изучить расклады на всех мужчин, детей и женщин в Копье Пустыни, она это сделает.

– А вдруг он покусится не на тебя, а на твоих жен? – зашла с другой стороны Инэвера. – Или на детей? В истории полно таких примеров. Ты сможешь защищать нас всех ежеминутно? Что плохого, если я узнаю, насколько глубока его ненависть?

Ахман вздохнул:

– Ненависти пока нет. Он лишь завидует. Но завтра возненавидит, когда мне придется сломать ему нос и принести тебе окровавленную перчатку. Ты говоришь о единстве, о сплочении народа, но как это возможно при таком недоверии даже к родным соплеменникам?

Инэвера оцепенела, но согнулась на ветру и успокоилась до того, как Ахман что-либо заметил.

– Наверно, ты прав, муж мой.

Она вытерла его и вывела из ванной. После ночного боя и горячей пропитки расслабились даже упругие мышцы Ахмана, и она станцевала перед ним, прежде чем оседлать и высушить.

Позднее, когда он сыто захрапел, Инэвера выскользнула из объятий и крадучись удалилась в личную комнату. Слова Ахмана тяготили ее. Они были глупыми. Наивными.

Однако именно такой премудрости учил в Эведжахе Каджи. Дамаджах не доверяла никому, но шар’дама ка всегда умел достучаться до лучшего в людях, вдохновлял их на акты немыслимой преданности.

«Возможно, он и правда Избавитель».

Она преклонила колени, встала на бархатную подушку, расстелила на полу тряпицу и вынула кости. Фиал с кровью Ахмана всегда при ней, и она уронила на хора несколько капель драгоценной жидкости. Встряхнула.

– Как Ахману сплотить наш раздробленный народ? – прошептала она и метнула.

«У Избавителя должны быть невесты из всех племен, дабы родить ему сыновей и дочерей».

Инэвера вздрогнула. Кости часто выражались настолько туманно, что их советы оказывались бессмысленны или несли лишь малую толику знания. В других случаях они напоминали пощечину Мало того что Ахмана – заодно с нею – подвергнут остракизму за внеплеменной брак; слово «невеста» обозначалось тем же символом, что «дама’тинг». Неужели Эвераму угодно, чтобы она разделила мужа с другими дама’тинг? Это слишком. Да, от Ахмана зачинают Эвералия и Таладжа, но у них нет ни мозгов Инэверы, ни ее мастерства в постельных плясках, ни сопоставимой красоты, ни знания магии и врачевания. Вторая дама’тинг из племени Каджи опасна в качестве дживах сен, но из чужого клана? Одиннадцать человек!

Инэвера вздохнула, обрела центр. Она – служительница Эверама, орудие Его воли. Если кости приказали сделать так, быть посему.

Собрав хора, она осмелилась на второй бросок.

– Как выбрать невест для Ахмана?

«Они уже избраны».

Белина застала Инэверу во дворце андраха стоящей на коленях в каморке для прорицаний. Таких помещений много. Во время заседаний совета андрах и Дамаджи часто нуждались в мелких заклятиях и предсказаниях, которыми не подобало заниматься лично дамаджи’тинг. Объявлялся перерыв, и сделать расклад поручали воинству старших невест – от каждого племени, – которые сопровождали свою госпожу при дворе.

Инэвера была обязана присутствовать как третье по значимости лицо после Кеневах, хотя святой устав не требовал подобного. Старшие женщины дружно возмутились, когда она впервые пропустила заседание, ибо подчинилась приказу костей и занялась поиском разнообразных выгод для мужа. С годами таких случаев накопилось в избытке, и завуалированное оскорбление Кеневах не осталось без последствий.

Племена часто враждовали, но все дама’тинг почерпнули мудрость из Эведжах’тинг и нашли себе новых вождей за пределами дворца. Спустя несколько лет после того, как Инэверу допустили ко двору, явилась первая из этих девиц – на год младше ее самой.

С тех пор все они получили черные покрывала. Все, кроме Инэверы. Каждый визит ко двору напоминал о ее жертве ради Ахмана. Дама’тинг умели выразить взглядом неизмеримо много, и новые наследницы с презрительными насмешками косились на Инэверу – они продвигались, а она топталась на месте.

Она ненавидела их. Особенно Белину из племени Маджах. Миниатюрная дама’тинг взирала на Инэверу с неизменным пренебрежением.

Тем большей неожиданностью стала записка, переданная накануне Инэверой в коридоре – так быстро, что никто не заметил.

Гадальная каморка Инэверы была обставлена богато, как полагалось третьей по важности среди Каджи. В нее не проникал солнечный свет, и комната освещалась приглушенным меточным. Подле Инэверы стоял серебряный чайный сервиз, а тепловые метки сохраняли кипяток.

Когда Белина вошла, она разлила чай. Рассчитанный жест, хотя Инэвера унизилась перед той, кем должна помыкать.