Невидимые линии. Границы и пояса, которые определяют мир - Maxim Samson
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти языковые различия долгое время помогали Бретани сохранять независимость. Исторически западная часть провинции была кельтской, особенно благодаря миграции кельтских бриттов из Корнуолла и Уэльса в ответ на англосаксонское заселение Британии в четвертом-шестом веках.Тем временем восточная половина территории, которая тогда называлась Арморикой, подверглась большему римскому влиянию, что, вероятно, стимулировалопоявление здесь галло-латинского языка через вульгарную латынь. В конце концов название Бретань (Бретань по-французски; Брейж по-бретонски; Бертаэйн по-галльски) стало более распространенным, и регион - хотя и с некоторыми изменениями внешних и внутренних границ - функционировал автономно, пока не был аннексирован Францией в 1532 году. С тех пор Бретань сохранила свою богатую и самобытную историю и культуру, о чем свидетельствуют такие культурные мероприятия, как фесту-ноз*, а также гастрономия региона и характерный бело-черный флаг Гвенн-ха-Ду (Gwenn-ha-Du). Тот факт, что Бретань стала одним из единственных французских регионов, чье название и границы не были изменены в ходе масштабной административной реформы, проведенной французским правительством в 2016 году, свидетельствует о ее сильном чувстве уникальности.
Тем не менее, особенно после Французской революции в конце XVIII века, языки Бретани оказались под угрозой. В этом отношении они не уникальны. С тех пор были приняты различные меры, чтобы намеренно маргинализировать многие региональные языки Франции, включая окситанский, эльзасский, корсиканский, фламандский и баскский. Бретонский язык изображался как противоречащий национальному единству, которое, как утверждалось, гарантирует только французский язык (в то время знание и понимание французского языка было далеко не всеобщим), а детей стыдили и физически наказывали за то, что они говорили на нем в школе. Затем, когда изоляция Бретани стала ослабевать, особенно с развитием железных дорог в конце XIX века и, как следствие, увеличением перемещения людей между Бретанью и остальной Францией, этот язык стал рассматриваться не только как менее способствующий достижению экономического успеха, чем французский, но и как свидетельствующий об "отсталости" человека. Он считался языком фермеров, которые редко выезжали за пределы своих деревень. Французский, напротив, долгое время ассоциировался с более влиятельными классами, и владение им стало считаться признаком лояльности новому режиму. Между тем,Gallo, который гораздо больше похож на стандартный французский, был отнесен к непонятнымпатуа - слово, обычно используемое для обозначения региональных языков как языков необразованных сельских классов. Действительно, традиционное выражение se remettre à parler gallo ("возобновить разговор на галло") долгое время использовалось для того, чтобы намекнуть, что этот язык - всего лишь несовершенный французский, и многие носители со временем усвоили это отношение, ограничив его частными разговорами, например, в семье. В результате этой травли городские жители Бретани стали все более решительно говорить по-французски, часто в ущерб языку своих предков, фактически проводя социолингвистические и социально-экономические границы между "современными" городами и "примитивными" деревнями.
Популярные средства массовой информации Франции укрепляли негативное представление о Бретани как о центре фольклора и абсурдного традиционализма вплоть до Второй мировой войны, когда реальные или потенциальные сепаратистские движения, такие как бретонцы, стали изображаться, в большинстве случаев нелепо, как пособники нацистов. На фоне общего представления французского языка как патриотического языка лидеров Сопротивления, результатом стала дальнейшая делегитимизация региональных языков Бретани. Все чаще родители говорили со своими детьми по-французски, создавая все более прочные социолингвистические границы между внуками и бабушками и дедушками, в то время как традиционные географические границы, отделявшие бретонский от галло и галло от французского, постепенно разрушались. Если в 1880-х годах на бретонском языке могли говорить около 2 миллионов человек, то столетие спустя считалось, что этой способностью обладают лишь 500 000-600 000 человек. Число говорящих на галло всегда было сложнее определить, учитывая большую связь этого языка с французским, но сегодня их насчитывается около 200 000 человек, и оба языка, сконцентрированные среди людей старшего возраста, рассматриваются ЮНЕСКО как "находящиеся под серьезной угрозой исчезновения".
После Второй мировой войны французские политики постепенно начали склоняться к идее сохранения региональных языков, если это не подрывает господство французского языка.С этой целью под давлением общественности было принято небольшое количество законов, последний из которых - Закон Молака 2021 года, направленный на защиту и развитие региональных языков.* Важно отметить, что Совет Европы и Европейский Союз, одним из ключевых членов которых является Франция, позволили защитникам языков меньшинств ожидать более инклюзивной национальной языковой политики. В частности, благодаря своей программе Ya d'ar brezhoneg ("Да бретонскому языку"), подкрепленной баскской программой Bai Euskarari ("Да баскскому языку"), Ofis Publik ar Brezhoneg (Государственное управление по бретонскому языку) сыграло ключевую роль в поощрении использования бретонского языка предприятиями и организациями, начиная с уличных вывесок и заканчивая рекламными материалами. С 1960-х годов граждане Франции постепенно получили большую свободу называть своих детей так, как они хотят (в пределах разумного), после длительного ограничения имен, не относящихся к католическим святым или известным французским историческим личностям, что привело к запрету бретонских и других региональных имен. Образование на бретонском языке также становится все более распространенным, в первую очередь благодаря школам Диван (Прорастание), которые, вдохновленные баскскими икастолами и валлийскими ysgolion, были созданыпровинции с 1977 года.отсутствия в последние десятилетия семейной передачи языка от поколения к поколению, а теперь студенты могут изучать язык и в университете. Активисты галло также начали продвигаться вперед с 1970-х годов, продвигая свой язык через организации Bertaèyn
