Песни/Танцы - Алексей Ручий

За то время, что я отсутствовал в виртуальной реальности, в этой самой реальности ничего существенного не случилось. В группе, посвященной сходу, прибавилось участников, общее число перевалило за пять сотен. Посмотрим, что будет в действительности. Я включил аудиозапись песни The Beatles «Helter Skelter». Да здравствует Хаос!

Перекусив тут же у компьютера тем, что обнаружилось в холодильнике, я принялся собираться на сход. Оделся потеплее: питерская погода была и оставалась единственным непредсказуемым явлением в общем океане проповедуемой отовсюду стабильности.

Надев пальто и шарф, я, наконец, вышел из дома. По пути к метро прошел мимо школы, в которой находился местный избирательный участок. Над крыльцом вяло трепыхался на декабрьском ветру трехцветный полосатый флаг. Никакого оживления вокруг участка я не заметил, на крыльце курил одинокий мужичок в ватнике – больше похожий на припозднившегося с уборкой дворника, чем на пришедшего исполнить свой гражданский долг избирателя.

Та же картина в метро – никакой оживленности, люди едут то ли с катка, то ли на каток. Кто-то везет покупки после воскресного шопинга. Единицы везут идеи…

Поднялся на Восстания, вышел в прохладную свежесть декабря. К вечеру температура стала немного падать, это ощущалось в приобретшем морозную резкость воздухе. Глеб курил немного в стороне от выхода со станции метро напротив недавно построенного торгового центра. Я подошел к нему.

– Привет.

– Здорово, – мы обменялись рукопожатиями.

– Будем революцию делать?

– Революция сделает новых нас.

– Ну, это тоже возможно. Пойдем?

– Должен еще Быра подъехать, надо бы подождать.

– Быра? Ты ему к четырем сказал подъезжать?

– Ага.

– Ну, раньше полпятого его не жди.

– Посмотрим.

Я достал сигарету и закурил. Глеб, немного поразмыслив, закурил еще одну – в знак солидарности со мной.

Мимо сновали люди – от метро к торговому центру и от торгового центра к метро. Кажется, их не волновали ни выборы, ни предстоявший сход, ни все остальное. Они подсели на иглу потребительства и все, что их интересовало, – новая доза покупок, выброшенных денег, приобретенных товаров. Мне было немного жаль их: если мы заплутали в лабиринте, но не оставляли попыток выбраться из него, то они уже давно в нем сгинули.

– Знаешь, – сказал я Глебу, – чем бы ни кончилась сегодняшняя буча, их, – я кивнул в сторону людей, тянувшихся к торговому центру, – будет очень трудно изменить, поменять модель их поведения, вне зависимости о того, кто будет у власти…

– Согласен, – Глеб сделал смачную затяжку, – но если не поменять власть, у них вообще не будет шансов спастись, ведь это нынешний курс сделал их такими…

Нынешний ли курс сделал их такими или это они сделали возможным нынешний курс – на самом деле ответа на этот вопрос не было ни у меня, ни у Глеба. И найти его именно сейчас не представлялось возможным. Тем более что, несмотря на прогнозы, Быра подошел вовремя, как и договаривались – в четыре. Протянул нам свою руку. Мы по очереди поприветствовали его.

– Готов? – полушутя спросил я Быру.

– К чему?

– Ко всему.

– А-а-а… Готов… В принципе…

– Пойдем тогда.

Медленно мы двинулись по Невскому проспекту в сторону Гостиного двора. Мимо нас проносились, сигналя, машины, навстречу нам двигались толпы праздношатающихся людей. Обычное воскресенье, обычный томно наползающий вечер – ничего такого, что предвещало бы наступление серьезных перемен. Неужели всех нас ждет только новый виток лабиринта?

Большинство всегда пассивно. Большинство будут насиловать и убивать, а оно будет молчать. Это так, к сожалению, так. Может быть, это заложено в людей генетически, может, является результатом долгого социального отбора, которому все мы подвергаемся с раннего детства. Лишь единицы могут сопротивляться. Могут бороться с пассивностью, с молчанием и наплевательским отношением. Сегодня мы – единицы.

Большинство продолжает ходить по магазинам, валяться на диване, смотреть тупые быдлошоу по телевизору, скрипеть и ненавидеть свою работу, на которую все равно придется переться завтра с утра. Большинство продолжает созерцать и размножаться. Большинство знает, что выборы будут сфальсифицированы, но большинство уже заранее придумало оправдание собственному молчанию. Пусть. Сегодня мы – единицы.

На Литейном мы свернули с Невского и сделали небольшой крюк, огибая квартал. По пути взяли по пиву и, выйдя к Фонтанке, встали на набережной напротив цирка. Времени до схода было еще достаточно, можно было просто постоять, глядя в черную воду.

Быра стрельнул у меня сигарету, я достал две штуки: одну ему, другую себе. Закурил и Глеб.

– На выборы-то кто-нибудь ходил? – спросил Быра.

– Не-а. Мы же не местные.

– Надо было открепительные по месту постоянной прописки брать.

– Делать больше нечего. Как будто неясно, кто победит в этом фарсе?..

– Ясно кто…

– И зачем тогда тратить свое время?..

Действительно – незачем. И Быра это прекрасно понимал, спросил скорее для порядку. Я стряхнул пепел через перила ограды, он полетел навстречу стылой воде.

– Будет революция? – спросил Быра Глеба.

Глеб сурово помолчал, разглядывая что-то на противоположном берегу. Потом коротко изрек:

– Будет. – Он сделал затяжку. – Не сегодня – так завтра, не завтра – так через год. Но точно будет. Так жить нельзя…

Докурили, допили пиво. Еще немного постояли у чугунной ограды набережной и продолжили свой путь. Перешли по мосту Фонтанку, пошли по Инженерной улице, затем свернули на Караванную, пересекли Манежную площадь и переулком выбрались снова на Невский.

У Гостиного двора происходило столпотворение. По обе стороны Невского стояли омоновские «Уралы», полицейские машины и автозаки. На пятачке перед входом в станцию метро собралось уже человек двести, и народ все прибывал. Мы устремились в подземный переход, чтобы скорее оказаться в центре событий.

Сердце принялось стучать учащенно, в голове вертелась только одна мысль: «Началось!» Система спустила своих цепных псов, но народ не остановить. Людям – по крайней мере, тем, кто пока считал себя человеком, а не тупым скотом, потребляющим насильно подсовываемый ему корм, – хотелось правды, и они пришли эту правду получить. Лжецы и фальсификаторы выставили ОМОН, пригнали автозаки. Посмотрим – кто кого.

Мы выскочили из подземного перехода и сходу врезались в толпу. Толпа скандировала: «Россия будет свободной!» Этот клич летел над пятачком возле Гостиного двора, отражался от стен, разрывая цепь ОМОНа, взмывал над Невским проспектом и возносился к низкому серому небу, а потом снова падал вниз. Силясь перекрыть его, в ответ ревел ментовский матюгальник: «Граждане! Данное публичное мероприятие не согласовано с властями города! За участие в нем вы можете быть задержаны и привлечены к административной ответственности! Просим вас расходиться…»

Ага, сейчас! Ребята, это бунт, а он не требует согласований. Мы имеем право на правду – и, пожалуй, пришло время им воспользоваться. Неужели мы будем согласовывать свою возможность добиваться правды с лжецами из городского правительства? Не дождетесь!

Мы подхватили клич:

– Рос-си-я бу-дет сво-бод-ной! Рос-си-я бу-дет сво-бод-ной! Рос-си-я бу-дет сво-бод-ной!

Лабиринт однажды заканчивается. Ты упираешься в стену или выходишь на долгожданный простор – не важно. Важно, что больше для тебя нет ловушек и загадок, нет запутанных ходов и медленно таящей надежды. Ты свободен. И пусть через секунду ты погибнешь… или погибнет весь мир – все это ерунда в сравнении с этими секундами свободы, когда ты находишь ответы на все свои вопросы, когда ты, наконец, ощущаешь, что живешь, а не существуешь, когда реальность открывается тебе вся, и нет больше секретов. Сейчас я получил все.

ОМОН начал действовать. По команде они развернули свою цепь и, вклинившись в толпу, рассекли ее на несколько частей, затем разные концы цепи соединились, замкнув часть толпы в кольцо. Получился хоровод голубоватой камуфляжной окраски. Из центра хоровода продолжало нестись:

– Рос-си-я бу-дет сво-бод-ной! Рос-си-я бу-дет сво-бод-ной! Рос-си-я бу-дет сво-бод-ной!

Меня оттеснили за спины ОМОНа, я потерял из виду Глеба и Быру. Продолжая выкрикивать боевой клич, я двинулся под напором толпы. Краем глаза увидел, что внутри ментовского кольца находятся какие-то школьники – почти дети. Это они продолжали кричать «Россия будет свободной!»

Картина прямо-таки сюрреалистическая: школьники и окружившие их бойцы в полной экипировке, в бронежилетах и шлемах. Как будто не было более страшных врагов у режима, чем эти дети. А, может, и действительно не было: дети олицетворяли собой будущее, и это будущее гнало лжецов с насиженных мест.