Все темные создания (ЛП) - Гальего Паула

— Хорошо. Пойдём. Следуй за мной.

Одэтт на мгновение колеблется, но встаёт, чтобы забрать свою накидку, когда я делаю то же самое. Мы, однако, не надеваем их — нет нужды. Я веду её в соседнее здание, где гостиница с тем же названием, что и таверна, предлагает комнаты.

Время летит быстро. Мне дают ключ от комнаты, мы поднимаемся по лестнице, и я открываю для неё дверь, ещё не успев до конца осознать происходящее. Когда я закрываю дверь и оставляю наши накидки у входа, она уже зажгла свет на прикроватной тумбочке. Стоит и наблюдает, словно оценивая мои движения.

Я подхожу к ней и задерживаюсь на корсете, обхватывающем её талию, и на её диких, волнистых волосах, ниспадающих на плечи. Жду, потому что, несмотря на то, что это была её идея, она всё ещё может передумать.

Мне не придётся ждать долго, чтобы узнать, что этого не случится. Одэтт медленно приближается ко мне, лениво поднимает руку и нежно касается моей щеки, прежде чем поцеловать меня в губы. Я понимаю, что она проверяет меня. Изучает моё дыхание и движения, и стоны, отзывающиеся эхом на моих губах, лишают меня всякого здравого смысла. Я хватаю её за талию, и хотя всё моё тело хочет прижать её к себе, я отстраняю её.

— Кто ты? — спрашиваю, едва дыша.

— Одэтт.

Я смеюсь.

— Кто ты на самом деле, Одэтт?

Она тоже улыбается.

Она слегка отстраняется от меня и опирается бедром на туалетный столик, на котором стоит ваза с почти увядшими цветами — единственным украшением этого скромного места.

— Воспринимай это как мимолётный сон. Так я и живу.

— Мы действительно собираемся это сделать? — спрашиваю я.

— Только если ты этого хочешь.

Мне кажется, она уже знает, чего я хочу. Это объясняет её улыбку и взгляд, направленный на меня.

— Ты вооружена? — спрашивает та часть меня, что ещё цепляется за остатки благоразумия.

— Если бы у меня были злые намерения, как ты думаешь, сказала бы я тебе об этом?

Я провожу рукой по волосам и прикусываю губы. Это сведёт меня с ума.

— Всё в порядке, — говорит она, и её пальцы начинают распутывать завязки на лифе. — Я покажу тебе, что у меня нет оружия. Можешь сделать то же самое?

— Я действительно вооружён, — отвечаю я, не отрывая взгляда от её рук.

Я поочерёдно выкладываю оружие, которое ношу с собой, на туалетный столик рядом с ней, пока она продолжает раздеваться.

Она снимает лиф и расшнуровывает юбку, которая легко падает на пол, оставляя её в тонком кружевном белье и белой рубашке поверх него.

— Я не собираюсь снимать рубашку. В этом-то и смысл.

— Всё в порядке, — тут же отвечаю я.

Рубашка достаточно прозрачна, и её глубокий вырез открывает линии её тела настолько, что мне не приходится гадать. Но я не спрашиваю. Возможно, там есть шрам или метка, которую она не хочет показывать. Мне это и не нужно знать.

Одэтт снова улыбается. У неё прекрасные губы, и теперь я знаю, каков их вкус. Я не могу сдержать хриплый рык, думая об этом, и преодолеваю разделяющее нас расстояние, не теряя больше времени. Теперь я тот, кто целует её, и она издаёт удивлённый вздох.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — шепчу я, не отрываясь от её губ.

Одэтт прикусывает нижнюю губу, раздумывая, пока наконец не решается.

— Сними рубашку.

Я повиновался. Она задерживает взгляд на моих татуировках. Если плетёные узоры цветов и волка что-то ей подсказывают, она не выдаёт этого. В её любопытном взгляде нет ни капли тревоги, когда её пальцы скользят по чёрным линиям.

Я беру её руку и целую её в ладонь, в запястье.

— Что теперь?

— Поцелуй меня ещё раз, — просит она без тени смущения, и это мне нравится.

Я наклоняюсь к ней, улыбаясь, потому что не собираюсь давать ей именно то, чего она хочет, по крайней мере, пока. Я обхватываю её затылок одной рукой, притягивая её другой, и нежно прикусываю её шею, затем провожу губами по её коже, целуя и ощущая её вкус, спускаясь ниже, по ключице и дальше к груди.

Одэтт вздрагивает, когда я касаюсь её соска через рубашку, и она тянет меня к себе, жадно крадя у меня поцелуй. Её руки ощупывают меня, обнимают мои плечи, а затем скользят вниз, к груди.

Внезапно я чувствую её нежные пальцы, что касаются меня сквозь штаны, и замираю.

В её глазах вспыхивает хитрый огонёк, когда она смотрит на меня.

— Ты хочешь, чтобы я продолжила? — спрашивает она.

— Ради всех богов, — ворчу я.

Я хватаю её за талию, быстро поднимаю и сажаю на туалетный столик. Мои пальцы скользят вниз, к краю её нижнего белья.

На этот раз я не спрашиваю разрешения.

Одэтт поднимает голову и слегка кивает, давая согласие, прежде чем я осторожно снимаю с неё бельё, стягивая его с её ног. Затем я касаюсь её бедра и чувствую, как её тело выгибается от моих прикосновений.

— Мимолётный сон, не так ли? — шепчу я, снова привлекая её внимание. Её взгляд кажется затуманенным. — Ты уже делала это раньше?

Она медлит с ответом, и я наслаждаюсь её замешательством, вызванного моими руками.

— Спала с кем-то? Или спала с незнакомцем? — переспрашивает она.

— Думаю, у тебя это не в первый раз, — отвечаю я.

Она улыбается.

— Впервые так, — отвечает она.

Я продолжаю дразнить её пальцами, ускоряя и затем замедляя ритм, заставляя её извиваться в лёгком разочаровании.

— Так почему ты решила сделать это сейчас?

— Почему бы и нет? — отвечает она.

Её руки скользят к моему поясу, и я замираю в предвкушении, чувствуя, как она расстёгивает его и опускает руку внутрь. Я задерживаю дыхание.

Одэтт улыбается, касаясь меня, и я перестаю осознавать происходящее.

— Одэтт… — выдыхаю я и наклоняюсь, чтобы поцеловать её.

Игра для меня закончена. Я перестаю дразнить её и даю ей то, чего она хочет, даже больше. Я едва успеваю оторваться от её губ, чтобы уловить её эмоции, слушая её дыхание и чувствуя, как она прижимается ко мне. Я проникаю в неё, и всё моё тело горит от желания подчиняться её безмолвным просьбам.

И затем всё развязывается.

Мысли о том, чтобы взять её прямо здесь, в этой позе, которая нас так сближает, мелькают у меня в голове, но я понимаю, что это не нужно — ни мне, ни ей. Между нашими ласками, страстными поцелуями и поиском удовольствия друг для друга нет границ — словно это общее чувство, разделённое нами обоими.

Может быть, дело в дешёвом пиве, в жаре этого места, в печали, которую я носил с собой, или в безумии этой ночи. Может быть, всё сразу. Но я ощущаю, что сегодня всё по-другому. Были и другие подобные моменты: встречи на одну ночь, быстрое удовольствие без чувства вины… Но сегодня я чувствую что-то иное — во мне, в ней или в самом воздухе…

Как будто что-то раскололось на тысячу сверкающих осколков. Когда Одэтт достигает своего пика сразу после меня, её тело выгибается назад, дыхание сбивается, а на лице сияет улыбка. У меня возникает странное ощущение, что пламя, которое она зажгла ранее, разгорелось ещё ярче, а цветы в вазе будто ожили. Это кажется настолько абсурдным, что я едва сдерживаю смех.

Я всё ещё пытаюсь отдышаться, когда Одэтт вырывается из моих объятий, спрыгивает на пол и я замечаю, что она начинает одеваться. У меня даже нет времени насладиться видом её обнажённых ног, изгибом её бедра или румянцем на щеках. Я опираюсь на туалетный столик, наблюдая за тем, как она быстро поднимает юбку и снова надевает её.

— Мы ещё увидимся? — спрашиваю я.

— Нет, — отвечает она.

В её голосе нет ни грусти, ни сожаления, ни презрения; только правда.

— Возможно, это к лучшему, — соглашаюсь я.

В моём голосе тоже нет печали.

Я тоже встаю и начинаю собирать с пола свою одежду.

Слишком сложно, думаю я. Слишком легко потерять голову. Я не знаю её, но что-то внутри меня, первобытное и инстинктивное, хочет бросить её на эту кровать и поклоняться ей. Я не хочу выяснять, на что готов был бы пойти, если бы она осталась, если бы я узнал её лучше.

Одэтт одаривает меня улыбкой, возможно, последней, и заканчивает затягивать корсет.