Арфеев - Даниил Юлианов

Спасибо за прекрасную ночь

Настю ждёт Голливуд

Настю ждёт Голливуд…

Рома оставил Анне её номер и дал некоторые аккаунты в соцсетях, чтобы было, что показать режиссёрам. Конечно, им требовался и талант от актрисы, но улыбка Анны Белой расставит всё по своим местам и убедит всех, что, выбрав эту девочку, они не совершат ошибку. Значит, он сделал то, что намеревался сделать. Помог Насте осуществить мечту.

Но какой ценой? Ты изменил ей.

— Заткнись. — Рома снова лёг на кровать, закрыл глаза и подумал, что не сможет заснуть, а вместо этого будет бороться с голосом, всё время донимающим его.

Но через несколько минут он уже спал и улыбался, потому что ему ничего не снилось.

12

Его разбудил телефонный звонок.

Рома открыл глаза, кое-как встал с кровати и двинулся в сторону звонка. По всему телу, казалось, проехал не один десяток машин: ноги ломало, руки потяжелели, а голову и вовсе окутал густой туман. Но он сразу рассеялся, когда глаза наткнулись на одно-единственное слово, означающее целую жизнь. Прекрасную, уже прошедшую жизнь.

Рома принял вызов и приложил телефон к уху. Голос, который он услышал, заставил его грудь сжаться, а сердце затрепетать, как это бывает при первой влюблённости.

— Привет.

Во рту всё пересохло, поэтому ответное «привет» превратилось в хрип, сорвавшийся с губ. Рома вошёл на кухню, увидел недопитое в бутылке вино и тут же осушил её, после чего поставил на размазанный по столу кокаин.

— Привет, — он вернулся в спальню и лёг на кровать, на которой меньше часа назад Анна сжимала бёдра так, будто у не было никаких четырёх лет. — Как дела?

— У меня всё хорошо…относительно. На пары ходить не смогу, буду сидеть дома, потому что на шее следы от пальцев, а на лице синяк.

— Прости.

Повисла небольшая пауза, которую с неохотой нарушила Настя:

— Мне только что позвонила Эльвира Рафаэльевна. Думаю, ты её помнишь. Она сказала, что на роль, на которую я пробовалась, меня не возьмут, но…она предложила мне пройти пробы на другую. И та, кто победит, поедет работать с целой командой в Голливуд! — радость всё-таки смогла прорваться в её хладнокровном тоне, но тут же исчезла со следующим словом. — Ром…скажи честно: это твоих рук дело?

Ты всегда была сообразительной, Рапунцель.

— Да, милая, без меня тут не обошлось. Считай, это мой прощальный подарок. Он, наверное, не окупит все мои грехи, но хоть даст тебе возможность исполнить мечту.

Вновь тишина, но на этот раз только она, без шёпота стен. Рома вслушивался в неё, пытаясь уловить дыхание той девушки, рядом с которой он больше всего чувствовал себя счастливым. И, кажется, уловил — оно было неспокойным, тяжёлым, совсем как у него.

— Спасибо. — От этого слова по телу пробежали тёплые мурашки, а уголки губ поднялись вверх, образовав на щеках ямочки. — Спасибо, что помог. Но надеюсь, ты не рассчитываешь на продолжение?

— Нет…но это не значит, что я его не хочу.

— Рома, я хочу лишь поблагодарить тебя за все те хорошие вещи, которые ты для меня сделал. И за плохие тоже, ведь ты подарил мне ещё и опыт, сделал меня мудрее. В общем, спасибо тебе за всё. На этом наши пути расходятся.

— И тебе спасибо. — Голос не дрогнул, но из щиплющих глаз покатились слёзы. Тихо, беззвучно скользили вниз. — С тобой я был по-настоящему счастлив. Я… Я тебя люблю, Насть.

— Пока, Ром. Всего тебе наилучшего.

Раздался короткий гудок, после которого пропали все звуки. Мир внезапно затих, будто бы понял трагедию, произошедшую по телефонному разговору. Ветер перестал шевелить под окном листву, водители старались не нажимать на клаксон, а птицы общались одними только глазами, потому что боялись сломать эту хрупкую грань сознания, по которой шёл Рома. Он, полностью голый, добрался до кухни, понял по лучам заката, что уже вечер, и нагнулся над столом, чтобы втянуть в себя кокаин. В последний момент передумал, открыл кран, начал набирать ванну с тёплой, даже чуть горячей водой и отправился в свой кабинет. Там, во втором ящике слева, лежали два канцелярских ножа.

«Снежок» сейчас ни к чему, подумал он. Мне не нужна ясная голова, иначе я не сделаю этого.

Когда ванна наполнилась, Рома перекрыл воду и залез внутрь, положив на стиральную машину нож с уже вытащенным лезвием. Несколько минут он просто сидел, смотря перед собой и ни о чём не думая. Его переполняло спокойствие: не было ни страха, ни тревоги, ни даже какого-либо интереса. Последняя слеза сорвалась при разговоре с Настей, последнее чувство исчезло с коротким гудком. Умиротворённость — вот что царствовало в его душе.

Рома взял канцелярский нож, лёг в ванне и спросил пустую комнату:

— Говоришь, больно только тогда, когда режешь?

Ему не ответили, поэтому он сразу провёл лезвием по вене на левой руке, от самого запястья до сгиба в локте. Тёмная кровь стала выглядывать наружу и на правой руке, после чего Рома выбросил нож и просто расслабился, наслаждаясь тёплой водой.

Он вспомнил, как не так давно они с Настей играли в бадминтон. Вспомнил, как она смеялась, когда случайно попадала мячиком ему по голове. Её смех без зазрения совести можно было назвать лучшим смехом в галактике, даже если это было не так. Настя заслуживала хорошей жизни, а рядом с Ромой её быть не могло. Ведь, как известно…

Всё, чего ты касаешься, начинает рушиться!

— Да, это так, — собственный голос придал словам убедительности, хоть они в этом и не нуждались. — Всё, чего я касаюсь, начинает рушиться. И здесь ты права, Рапунцель. Как всегда права…

Перед глазами предстала луна, безумно ярка в ту ночь. Они дурачились, смеялись, ругались и снова смеялись, гуляя по городу перед прослушиваниями. Под той же луной Рома убил своего отца, который, может, и заслужил второй шанс. Убил за измену любимой женщине. Сказал, что сам никогда не изменит, будет верен Насте по гроб жизни. Испытывал ли он угрызения совести? Нет. Ни тогда, ни сейчас. Осознание плохого поступка пришло ещё до его совершения, но вот чувства так и не появились, лишь уступили место холодной пустоте.

— Может, у меня действительно нет сердца? — Вода уже окрасилась кровью, вытекающей из двух разрезанных вен. Этот процесс завораживал, очаровывал собой. Рома чувствовал, как накатывает усталость и вместе с ней душу заполняет меланхоличное спокойствие. — Простите, что я так ухожу. Это неправильно, но так будет лучше. Всем. Я это делаю ради вас. Ради тебя, Настя. Я же слишком