Арфеев - Даниил Юлианов

— Что-то важное?

— Невероятно важное. И нам стоит это обсудить. Я приглашаю вас на ужин. К себе домой.

Анна замерла, уставившись на него широко раскрытыми глазами. Её тёмно-каштановые волосы вновь были завязаны косичками, закреплённым на голове, и от этого — от странного сочетания такого юного лица и такой взрослой причёски — Рома почувствовал себя в неправильном месте, в неправильное время, с неправильным человеком. Но отступать было уже поздно, слишком много стояло на кону.

— Вы хотите, чтобы я поехала к вам домой?

Он нагнулся, вновь взял сигарету и, смотр в глаза Анны, мягко произнёс:

— Я бы пригласил вас на ужин в любом ресторане, но зная уровень вашей популярности, не думаю, что завтра в интернете не будут гулять наши фотографии под заголовком «ГОЛЛИВУДСКАЯ ПРИНЦЕССА НАШЛА СВОЕГО ПРИНЦА В СЕВЕРНОЙ СТОЛИЦЕ РОССИИ!» Сомневаюсь, что вам будет приятно такое внимание. Но я хочу поговорить с вами, а потому приглашаю к себе домой. Там я могу гарантировать полную безопасность и кондефициальность.

Рома вставил сигарету между губ Анны и улыбнулся. Она глубоко затянулась, не отрывая взгляд от карих глаз. Дым заполнил лёгкие, вышел через рот. Губы вновь сомкнулись на фильтре, коснувшись подушечек пальцев. Анна вдохнула полной грудью и выдохнула в лицо Роме, заставив его закрыть глаза. Когда он их открыл, она уже вставала, оттягивая платье.

— Дайте мне свой адрес, я приеду сама.

— У меня есть машина, мы можем доехать на ней.

— Нет, — её рука поднялась, отрицая все возражения. — Я сказала, что приеду сама. Мне нужно вернуться домой. Просто дайте адрес, и я приеду, раз вы так хотите со мной поговорить. Заодно приберётесь в своей холостяцкой берлоге.

— С чего вы взяли, что я холостяк?

— Потому что только холостяк будет так держать сигарету у дамских губ.

На это он ничего ответить не смог. В голове возникло число 37, засветилось ярко-розовым. За ним появились две цифры: 2 и 1, тёмно-синие. Когда 37 и 21 слились воедино, на их месте всплыло другое число, молчаливо-серое.

Шестнадцать.

Рома прошёлся взглядом по талии, скрытой за алой тканью, и почувствовал лёгкое жжение в паху. Это было то же платье, в котором Анна села в его машину, и, похоже, она понимала, что все достоинства её тела подчёркиваются именно в этом платье, раз надела его и на встречу с поклонниками. Оно будто обводило контуры её форм, восхваляло их, но при этом не выставляло напоказ и всё равно безумно притягивало взгляд. Глаза скользили по телу, перешли к шее и наткнулись на зелёные огни, ожидающие ответа.

Рома прочистил горло и спросил:

— У вас есть ручка с бумагой?

— Подойдите к седьмому столику, там лежать листочки для автографов, которым всё равно никто не пользуется — рядом с ними я оставила ручку. Подожду вас на улицу, но если задержитесь дольше, чем на три минуты, я просто уйду. Договорились?

— Договорились, — улыбка осветила его лицо, хоть уголки губ и пытались сопротивляться.

9

Шёл двенадцатый час ночи, а он оттирал с пола Настину кровь.

Решение Анны приехать самой лишь сыграло ему на руку. Выходя из квартиры, Рома не заметил, какой бардак оставил за собой: подушки на диване были забрызганы пятнами крови, поломанный ноутбук валялся на полу, вся ванная комната чуть ли не залилась лужей, потому что Рома мылся без задёрнутой занавески, напрочь забыв о ней. Пока он дожидался приезда Анны, то успел привести квартиру в порядок и проветрить её от запаха пота, возникшего в результате борьбы двух влюблённых.

Где-то на улице гавкнула собака, послышался звон бьющегося стекла, после чего собака замолчала. Рома оставил окно открытым, подошёл к дивану, с которого убрал подушки, и сел на него, тут же закрыв глаза. С тяжёлым выдохом из груди вышел прожитый день, все переживания. Наконец-то этот день заканчивался. Этот бесконечный, кошмарный день… Через несколько минут начнётся новый, люди передвинут на своих календарях красную рамку, и ещё одни 24 часа останутся позади.

Мысль об этом грела душу, но было ещё кое-что, что следовало сделать. Пока Рома не заснул, для него продолжался этот день, и будет продолжаться недолго, если всё пойдёт по плану. Но Анна согласилась на разговор, согласилась на приезд к нему домой, а потому всё шло хорошо.

Всё шло просто замечательно.

Рома выдохнул стресс в темноту и вдохнул спокойствие, полностью отдавшись тишине.

10

Домофон зазвонил после полуночи, когда Рома уже почти заснул.

Он подошёл к двери, снял трубку и спросил:

— Кто?

— Знаменитая на весь мир актриса. Пришла в гости к незнакомцу, который её позвал.

На его лице расплылась улыбка, хоть её и пыталась скрыть темнота. Палец нажал на кнопку, в динамиках что-то коротко пискнуло, после чего в трубке раздался звук открываемой двери. Через минуту или чуть больше в квартиру войдёт неписаная красавица, и Рома растает, ведь его уже ничто не удерживает от того, чтобы влюбиться в кого-то без памяти. Если он кому-то подарит свою любовь, никто не обвинит его в измене или неверности. Он был свободен. Теперь да, свободен. Но почему тогда он чувствовал себя так, будто за ним следят чьи-то глаза?

Потому что у меня есть дело, подумал Рома. Я дал себе слово и на этот раз сдержу его. Сдержу, во что бы то ни стало.

Он зашёл в гостиную, включил свет и встал перед зеркалом во весь рост.

И увидел высокого, стройного красавца. На нём были надеты белая рубашка, выправленная наружу и закатанная в рукавах; чёрные брюки и такого же цвета кожаные туфли, которые так и подмывало снять, дав ступням свободу. Вены на руках выпирали. Рома приподнял рубашку и увидел ещё одну, тянущуюся к самой промежности подобно бледно-голубой змее, спрятавшейся под песком. Волосы на голове были аккуратно уложены в классическом стиле, расстёгнутые верхние пуговицы слегка приоткрывали грудь, мышцы которой хорошо проглядывали через белую ткань. Свет ламп очертил фигуру Ромы, его торс — широкий в плечах, узкий в бёдрах — и отразился от поверхности карих глаз, пропитанных спокойствием.

В дверь постучали. Два раза. Робко, по-женски.

Он подошёл к ней, открыл замки и опустил ручку вниз.

На том же пороге, на котором ещё сегодня стояла Настя, курила сигарету Анна, не изменяя своей манере держать руки скрещёнными под грудью. Она не сняла своё шикарное платье. Казалось, теперь оно ещё больше облегало тело, прижалось к нему, почти что срослось. Единственное, что отличало её от