Я ничего не могу сделать - Елена Клещенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для первого раза мелодию сыграли не слишком быструю, но и не слишком медленную. И танцевать вышла примерно половина присутствующих, в основном юноши.
Дрип танцуют по-разному: девушка с парнем, девушка с девушкой (но не парень с парнем, если это не танцевальный поединок), один парень или кружок танцоров, где каждый по очереди должен сплясать в центре. В общем-то ничего сложного в этом танце нет, детские игры по сравнению, скажем, с полной разминкой перед субаксом. Главное – уловить ритм и научиться в нужные моменты подхватывать его движениями рук. Трудным считалось во время танца запрокидываться назад, как будто пролезаешь под перекладиной, и снова выпрямляться. Дэк один раз сделал так, и у стенки восторженно пискнули.
Девушки наблюдали за танцующими, будто в театре, и сами плясать не собирались. По крайней мере, так это выглядело. Но когда из темного угла появлялась очередная фигура и тянула девушку за руку, та охотно вскакивала с места и бежала с кавалером к свободному пятачку. Хотя вот девушка в желтой кофте и другая, с длинной косой, азартно отплясывали вместе. Ниру объяснял – это значит, что подружки пришли сюда ради танцев, а не ради всяких глупостей. И в самом деле, как только некто широкоплечий и нарочито лохматый разбежался к девчонке с косой, она и стриженая взялись за руки и закружились. Кружились они лихо – с тем же успехом можно было хвататься за тренировочную центрифугу. Но плечистый не отставал и все-таки выбрал момент.
Стриженая, оставшись одна, вдруг остановила взгляд на нем и протянула руку ладонью вверх. Пока Дэк в легкой панике вспоминал советы Ниру и правила парного танца, она шагнула вперед и сама схватила его за пальцы.
Рука у нее оказалась холодной, будто не она так жарко отплясывала. (Неужели и вправду курит сигареты?) Мальчишеские вихры и огромные глаза. В деревне Дэку не перепадало женского внимания – ну, то есть его любили и лишний кусок подбрасывали… Теперь он чувствовал, что к роли прямого бэнча готов не вполне, и только старался не перепутать движения.
Танец кончился, все захлопали и заулюлюкали.
– Тебя зовут Эрте?
– Откуда ты знаешь?
– Слышал, как о тебе говорили девушки.
– Что они говорили?
– Я не все понял, но, по-моему, они тебе завидовали. Тебе идет вот это… – он почикал пальцами у висков, изображая ножницы.
– Знаю, что мне идет. Танцуй, не стой.
И он танцевал, и в какой-то миг ему показалось, что огромные светлые глаза ее расширились от изумления, а потом они попали в центр большого хоровода, и труба на сцене завыла страшным голосом, но это почему-то нравилось и залу, и ему самому, а потом танец закончился, и все вокруг забили в ладоши, а Эрте сделала равнодушное лицо и повела его из круга. Пальцы у нее согрелись.
– Пойдем, возьмем улиток.
– Ага.
– Я сама заплачу, – заявила она с таким напором, что возражать было боязно.
– Если ты так хочешь.
Пожилая женщина за стойкой подала сначала Эрте, потом Дэку улиток, наколотых на деревянные шпильки, и сердито ткнула пальцем в мусорное ведро – шпильки, мол, туда, а не на пол. Стулья были заняты, и они уселись на край сцены перед занавесом.
– Ты – Дэк Закаста, тот гений с архитектурного, о котором все говорят?
– Все верно, кроме гения. Кто бы это ни сказал, он наврал.
– Ты рисуешь так же, как танцуешь?
– Это как?
– Быстро и хорошо.
– Спасибо на добром слове.
– Да или нет?
Дэк пожал плечами, прожевывая кислую от уксуса улитку. Командирша выискалась. И чего ей надо?
– Нормально рисую. Кто не умеет, тех на архитектурный не берут.
– Нарисуй меня!
– Что?
– Мой портрет нарисуй.
– Так бумаги нет, и темно…
Эрте воткнула шпильку между досками и спрыгнула со сцены, оттолкнувшись руками. Подбежала к стойке, заговорила с буфетчицей. Та подняла брови, потом рассмеялась. Результатом переговоров стал листок линованной бумаги и карандаш.
– Бумага не очень.
– Это неважно. Рисуй.
Ладно, если дама желает… Он примостился на краю сцены, расправил бумажный клочок. Рисовать Эрте было легко и приятно: свет от стойки очертил ее острый профиль, только обводи – выпуклый лобик, тонкий нос с горбинкой, приоткрытые губы и маленький упрямый подбородок. Тени – глаз, щека, и боковой стороной грифеля, чтобы получались широкие мягкие линии – хаос вихров. А если анфас? Плохо против света… Он подошел к стойке.
– А ну-ка повернись сюда лицом.
Эрте хмыкнула, но подчинилась.
Голова красивой формы, хотя и крупновата для ее роста. Скулы не так выступают, как у большинства хонтийцев с побережья. Глаза чуть раскосые, правая бровь выше левой. Губы тонкие и подвижные. Прямая шея, ворот кофточки…
– Бог ты мой! – громко сказала буфетчица. Эрте тут же очутилась рядом, потянула листок к себе.
– М-м… – Рисунки ей явно понравились. Но как-то не так, как обычно нравятся девчонкам их похожие и красивые портреты.
– Неплохо, – поставила оценку. Дикие светлые глаза уставились ему в лицо. – Хочешь подработать и сделать хорошее дело?
– Допустим, хочу, и что тогда?
– Ты послезавтра в пять часов свободен?.. Приходи к Зеленому Дому, знаешь, где это? Вход в подвал со двора, скажешь, что ко мне. Придешь?
– А что делать-то надо будет?
– Сейчас некогда и не место, там расскажем. Приходи, – Эрте улыбнулась.
– Приду.
– Не опаздывай.
Приподнялась на цыпочки, тронула губами его щеку, развернулась и нырнула в сумрак, в скачущую толпу, грохот и завывание.
– Вот какие дела! – заметила буфетчица. Наклонилась, кряхтя, подняла на стойку новый лоток с чистыми стаканчиками. – Сами выбираем, сами целуем… Ты смотри, студент. Эта птичка та еще трясогузка.
Ниру высказался ненамного понятнее.
– Слушай, тебя ни на минуту оставить нельзя!..Доброго вечера, госпожа, мне один стакан мятной, будьте так любезны….Та коротковолосая, это же Эрте Унраут.
– Да, ее зовут Эрте, – с невинным видом сказал Дэк. – Фамилии не спрашивал, но почему бы и не Унраут?
Ниру залпом выпил мятную воду и поставил стакан на стойку.
– Она вообще ненормальная. Хорошенькая, ничего не скажу, но с большими странностями. Чего она от тебя хотела?
– Чтобы нарисовал ее. Сказала, что ищет художника на какую-то халтуру. Ненормальная?
– Ну, не то чтобы совсем… Она наглая.
– Возможно, – согласился Дэк, – но кто это сейчас сказал?
Ниру ухмыльнулся.
– Она для девчонки слишком наглая, понимаешь? Ведет себя как герцогиня, а сама вовсе даже наоборот…
– Ниру! – из толпы выскочил Макти. В первую секунду Дэк его не узнал, такая малиновая была на нем рубаха. Он потянул Ниру за рукав, что-то зашептал ему на ухо, и тот перестал улыбаться.
– Пошли. Да не туда, в боковую дверь. Валим отсюда…
– А что случилось? – заикнулся Дэк, но оба сокурсника замахали на него руками.
В углу возле сцены начинался короткий коридорчик, который привел их в темную комнату без окон. Ниру потянулся к выключателю, Макти шикнул на него. Дэк разглядел стулья, стол, футляры от инструментов. Макти, натыкаясь на мебель, прокрался к другой двери, дернул ручку и досадливо закряхтел:
– Заперли! И ключа нет…
– Вот какой-то, – Дэк взял со стола ключ.
– Где? Попробуй, подходит? – Макти почему-то говорил шепотом.
Ключ гладко вошел в замочную скважину, легко повернулся.
– Ты в темноте видишь, что ли? Слушай, выгляни, посмотри, кабаны не идут?
Дэк удивился, потом вспомнил: кабанами называли полицейских. У Ниру и Макти стали одинаковые лица – тоскливо-угрюмые. Такие же, как у парней из его деревни, когда во время гулянки распахивалась дверь и входил Чаку Осенний Лось.
Он осторожно повернул ручку. За дверью был тот же холл, в который выходила приоткрытая главная дверь зала, музыка сразу стала громче. На этаже свет выключили, но внизу, на лестнице, горела лампочка, и оттуда слышались шаги. Шли четверо, неторопливо и уверенно. Дэк подался назад и прикрыл дверь. Ниру и Макти рядом, кажется, не дышали.
Шаги поднялись в холл. Дэк увидел мельком, в узкую щель – четверо в форме, как минимум у одного кобура на поясе. Хлопнула главная дверь.
– Всем сохранять спокойствие, пра-верка документов! – гаркнули в зале. Музыка умолкла, гул возмущенных голосов поднялся и пошел на убыль.
– Все остаются на местах, готовят удостоверения личности! У кого нет, собираются с нами!
Макти потянул Ниру к открытой двери, и тут полицейский произнес еще несколько слов. Не так чтобы громко, но отчетливо.
Дэк молча шагнул назад в коридорчик, Ниру сдавленно охнул и вцепился ему в рубаху.
– Куда?! Спятил, середина?
– Ты слышал, что он сказал? – сквозь зубы прошипел Дэк. То, что сказал полицейский, вообще не полагалось произносить в присутствии женщин, а уж если было обращено к женщинам…
– А-а, сто горшков с холерным дерьмом! – Макти схватил его за другой локоть. – Ты вернешься, что ты сделаешь? Дашь ему в морду? Пошли, ничего с ними не будет, не бойся…