Анжелика и ее любовь - Голон Анн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она удержала готовый вырваться из груди крик. В мозгу словно что-то щелкнуло.
Она вспомнила.
И тут же нервно рассмеялась.
«Ну ладно, пусть так… Теперь я знаю, на кого он похож… Он похож на Жоффрея де Пейрака, моего первого мужа… Именно это сравнение все время ускользало от меня».
Ее продолжало трясти, словно в лихорадке. В голове одна за другой, будто сигнальные огни в ночи Кандии, вспыхивали разноцветные молнии…
«Он похож на него!.. Он прячет свое лицо под маской… он властвовал на Средиземном море… Что, если это… он?»
Удушающая волна залила ее грудь. Ей казалось, что ее сердце сейчас разорвется от радости.
«ОН… И я его не узнала!..»
Потом она перевела дыхание… И почувствовала облегчение и – разочарование!
«Как я глупа!.. Что за безумная мысль! Просто смешно!»
Перед ее мысленным взором снова возникла восхитительная Тулуза и знатный сеньор, который подошел к своей юной супруге. Почти забытое воспоминание. И если она не могла четко вспомнить черты его лица, немного стершиеся в ее памяти, то ясно увидела роскошные черные волосы, которые особенно удивили ее, когда она узнала, что он без парика, и потом, главное, его прихрамывающую походку, что так пугала ее тогда, – походку, из-за которой его звали Великим лангедокским хромым.
«Какая я глупая! Как я могла хотя бы на секунду допустить подобную мысль?..»
Поразмыслив, она признала, что в Рескаторе есть что-то такое, что могло привести ее к этой нелепой мысли, и у нее просто разыгралось воображение. Язвительность, непринужденность – да. Но у него странная голова – как у хищной птицы, она кажется маленькой на большом гофрированном испанском воротнике. У него уверенная походка, крепкие плечи…
«Мой муж был хромой. Но он приспособился к этой напасти настолько, что о ней забывали. Его блестящий ум восхищал, но в нем не было злости, как у этого морского авантюриста…»
Она заметила, что вся покрыта по́том, словно после приступа лихорадки. Натянув на себя мягкое одеяло, она задумчиво погладила его пальцем.
«Злость? То ли это слово? Возможно, у Жоффрея де Пейрака были похожие жесты, та же галантность… Но как посмела я сравнивать! Жоффрей де Пейрак был самым знатным тулузцем, знатным сеньором, почти королем. Рескатор же, хотя он самонадеянно и заставляет называть себя монсеньором, в конце концов, всего лишь пират, живущий грабежами и незаконной торговлей. Такие люди один день сказочно богаты, назавтра – беднее нищего, их постоянно преследуют, словно висельников. Эти корсары воображают, будто могут уберечь свое богатство. Но нет ничего незыблемого, особенно для них… Легко нажитое богатство легко теряется…»
Она вспомнила маркиза д’Эскренвиля перед его объятым пламенем кораблем.
«Все они – игроки, и игроки опасные, ведь их сила изначально зиждется на том, что они приносят в жертву человеческие жизни. А Жоффрей де Пейрак, напротив, был эпикурейцем. Он ненавидел насилие. Да, жизнь Рескатора зиждется на трупах. Его руки обагрены кровью…»
Она вспомнила о Канторе, о галерах, затонувших под пушками этого пирата. Ведь она собственными глазами видела галеру королевской эскадры, поглощенную морской пучиной вместе с каторжниками-гребцами, видела и легкий трехмачтовый парусник Рескатора, который, словно стервятник, кружил около них.
«И однако, именно этот человек притягивает меня… ведь он действительно притягивает меня, я не могу не признаться себе в этом».
Надо смотреть правде в глаза! Анжелика крутилась на деревянной откидной койке, не в силах сомкнуть глаз. Ведь именно к Рескатору она прибежала за помощью. Именно в его руки отдалась с доверием, совсем утратив благоразумие.
Что имел он в виду, сказав ей, что «согласен на отсрочку долгов»? Каким образом рассчитывает заставить ее оплатить услугу, которую согласился оказать, несмотря на злую шутку, которую она сыграла с ним?
«Вот чем он решительно отличается от моего бывшего мужа. Он не может оказать услугу бескорыстно, сделать что-то просто так, а ведь как раз в этом-то и проявляется истинное благородство. Жоффрей де Пейрак был истинным рыцарем».
Ей пришлось приложить усилие, чтобы произнести это имя, которое она так долго таила в своем сердце.
Жоффрей де Пейрак!
Как давно запретила она себе воскрешать его в своей памяти? Как давно она потеряла надежду найти его в этом мире живым?
Ей показалось, что она уже смирилась с этим. Но охватившее ее волнение заставило вдруг осознать, что надежда, несмотря ни на что, продолжает жить в ней.
Жизни не удалось вычеркнуть из ее памяти те восхитительные годы безмерного счастья. Впрочем, разве сама она сейчас похожа на ту, что некогда была графиней де Пейрак?
«Тогда я ничего не умела. Но была абсолютно убеждена, что умею все. И считала вполне естественным, что он любит меня». Образ супружеской пары, которую являли она и граф де Пейрак, заставил ее улыбнуться. Это поистине стало образом, картинкой, и теперь она могла разглядывать ее без особой грусти, словно портреты двух чужих людей.
Их богатый, пышный дворец, вышколенные слуги, место, которое занимал в королевстве сеньор из Аквитании, – все это, казалось ей, не имеет ни малейшего отношения к заполненному эмигрантами и пиратами таинственному кораблю, плывущему к неведомой земле.
И потом – прошло пятнадцать лет!
Королевство далеко, король никогда не найдет Анжелику дю Плесси-Бельер, бывшую графиню де Пейрак. Но король, по крайней мере, живет в свое удовольствие в окружении своих марионеток, в обрамлении огромного блистательного Версаля.
Да, когда-то и она была одетой в золотую парчу дамой высшего света, фавориткой властителя могущественной страны, которая заставляла трепетать чуть ли не полмира.
Но чем дальше влекло челн ее жизни, тем больше терял свою притягательность Версаль. Он как бы застывал, принимая вид фальшивой и напыщенной театральной декорации.
«Только сейчас я по-настоящему живу, – говорила она себе, – только сейчас стала самой собой… или, во всяком случае, на пороге того. Потому что всегда, даже при дворе, я страдала, чувствуя неполноту жизни, чувствуя, что я не на своем месте».
Она встала, чтобы взглянуть на опоясывающую корабль пушечную палубу, где спали сраженные невзгодами и усталостью люди.
Охватившее ее вдруг волнение, предвестник нового чувства, почти напугало Анжелику. Разве можно вот так просто отринуть свое прошлое, все то, что тебя формировало, наложило на тебя свой отпечаток, всех тех, кого любила… и кого ненавидела. Это чудовищно!..
И однако, это было так. Бедняжка, она чувствовала, что лишилась всего, даже своего прошлого. Она приближалась к той поре своей жизни, когда единственным богатством, которым владеешь и которое никто не сможет у тебя отнять, являешься ты сама. Все те обличья женщины, которые жили в ней и так долго боролись друг с другом, – женщины верной и женщины ветреной, честолюбивой и великодушной, мятежной и покорной – помимо ее воли покинули ее и принесли душе мир.
«Неужели я пережила все это только ради того, чтобы в конце концов в один прекрасный день оказаться среди чужих людей на чужом корабле, плывущем в чужие края!»
Но должна ли она забыть также и Жоффрея де Пейрака? Оставить его там, в прошлом?
Острая боль при мысли о том, чем могла бы стать их любовь, пронизала ее, словно удар кинжала. Впрочем, как и многие супружеские пары, с которыми она встречалась, не убили бы они свою любовь за эти годы? Или им все же удалось бы избежать тех ловушек, которые подстраивает жизнь?
«Трудно сказать. Я знала его так мало…»
Впервые она признавалась себе, что Жоффрей де Пейрак, хотя она и была его женой, всегда оставался для нее загадкой. В недолгие годы их совместной жизни любовь и то наслаждение, которое она приносит, во что так искусно посвящал ее знатный тулузский сеньор, старше ее на двенадцать лет, занимали в их жизни гораздо большее место, чем поиски глубокого взаимопонимания, и у нее просто не хватило времени оценить как свои моральные качества, так и реальные и неизменные черты характера Жоффрея де Пейрака, безудержного фантазера, так любившего приводить в замешательство других.
