Митральезы Белого генерала. Часть вторая (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

Нагнав на маркитанта страха, грозный кондуктор вернулся к своей палатке, где застал стреноженных коней, мирно хрупающих овес из мешков на мордах. Завершал эту идиллическую картину кипящий на костре чайник и мирно спящий рядом с ним Федор. Судя по всему, верный оруженосец, сделав все ему порученное, присел на минутку и тут же от усталости провалился в сон.

— Вставай, — легонько пихнул его Дмитрий.

— А! — испугано подскочил Шматов, спросонья не зная за что хвататься. То ли за револьвер, то ли за работу.

— На вот, пожуй, — скупо улыбнулся приятель, сунув ему в руки импровизированный бутерброд.

Черствая лепешка и сухая колбаса. Что может быть вкуснее для изголодавшихся за день двух молодых мужчин? А если запивать это свежезаваренным чаем, то окружающая действительность сразу же становится ярче, а жизнь наполняет смысл!

— Ты чего меня сразу не разбудил? — больше по привычке, нежели всерьез возмущаясь, пробубнил Федька и осторожно двумя пальчиками выудил из стоящей рядом глиняной плошки кусок мелко наколотого сахара.

После чего положил его в рот и смачно отхлебнул горячий напиток. Блаженное выражение, мгновенно появившееся на его простецкой физиономии, было трудно описать словами.

— Как ты его такой горячий пьешь? — усмехнулся Дмитрий, помешивая в своем стакане ложечкой.

Чай кондуктор пил только сладкий, чем немало удивлял окружающих, но это было практически единственным мотовством, которое он себе позволял до сих пор. Поэтому принесенный им полный хурджин всякой снеди вызвал немалое удивление у скуповатого Шматова. Но, поскольку продукты уже приобретены, ему ничего не оставалось, как, смирившись с тратами, яростно вцепиться в поданный кусок.

— Сыр есть надо, а рыбины в банках и печенье на потом оставим! — решил он, утолив первый голод. — Мало ли, офицеры какие или господа в гости пожалуют, а их и угостить нечем.

— Жуй давай, — отмахнулся Будищев. — Давно спать пора, а то завтра начальство какую-нибудь новую хрень придумает.

— Это уж как водится, — пробурчал с набитым ртом парень, продолжая исправно работать челюстями.

С самого раннего утра в Бами начинается суета, выражающаяся главным образом в том, что по улицам, петляющим между кибитками и палатками солдат и офицеров, беспрерывно с озабоченным видом снуют туда-сюда офицеры штаба. Бог весть, каким важным делом они занимаются, какие неотложные задачи, стоявшие перед русскими войсками в этой забытой всевышним и людьми местности, решают, но со стороны кажется, что, эти важные господа, по меньшей мере, спасают мир.

Между тем, жизнь в военном лагере продолжалась своим чередом. Подходили все новые и новые части, подвозили разного рода припасы, какие только могли пригодиться в походе. От всего этого бывшая текинская крепость все более походила на Вавилон в пору постройки башни, но это только на первый взгляд. Прибывшим солдатам определяли место для постоя, грузы отправлялись на склад, праздным до сей поры людям находилось дело.

Охотников вопреки предсказанию Будищева никуда с утра не дернули, так что они могли спокойно заниматься своими делами. Воспользовавшись этой передышкой, Федор успел почистить лошадей, убраться в палатке, наскоро постирать рубашки своего «барина» и переделать кучу других дел. Что касается Дмитрия, то он тоже не сидел без дела, а занимался переснаряжением патронов к своему «Шарпсу». Расстрелянные накануне огнеприпасы требовали пополнения, а приобрести их в этих краях не было никакой возможности.

Впрочем, еще будучи в Москве, он предвидел подобную ситуацию, а потому заблаговременно озаботился всем необходимым. В самом деле, зачем тащить с собой цинковые ящики с патронами, если можно обойтись банкой с капсюлями и машинкой для снаряжения гильз?

Дело это не самое сложное, к тому же Будищев занимался им не в первый раз и успел приобрести необходимую сноровку. Правда, ранее ему приходилось переснаряжать не более одного — двух десятков патронов, а за вчерашний бой ушел почти весь имеющийся боезапас.

Покончив с гильзами, Будищев взялся за большой железный ковш, в который накидал свинца и поставил на огонь. Рядом с импровизированной литейной булькал котелок с мелко нарубленными кусками баранины, луком, чесноком и какими-то местным приправами, распространяя вокруг себя умопомрачительный аромат. Мясо он ещё поутру раздобыл у казаков Таманского полка, имевших для собственных надобностей небольшую отару. Что интересно, несмотря на интенсивный забой, количество животных в стаде практически никогда не уменьшалось. Каким образом подчиненным полковника Арцишевского удавалось сохранять целыми овец и сытыми казаков ни малейшего секрета не представляло, но поскольку пока что никто не попался, все закрывали на это глаза.

Быстро расплавившийся свинец раз за разом заливался в формы, и скоро на кошме рядом с Дмитрием лежала целая горка блестящих заготовок для пуль. Их ещё предстояло обработать, взвесить, при необходимости еще раз обточить, затем обернуть вощеной бумагой и только после этого снаряжать патроны. За этим занятием его и застал неведомо откуда взявшийся гардемарин Майер. Судя по всему, молодой человек успел крепко соскучиться по своему бывшему соседу по каюте, а потому без всяких проволочек кинулся обнимать.

— Тихо ты, чертушка, — смеясь, попытался урезонить его Будищев, — сейчас оболью горячим свинцом — будешь знать!

— Дмитрий, дружище, ты себе не представляешь, как я тебе благодарен!

— За что?

— Ну как же! Когда ты остался в Чигишляре, мы сходили в Баку, затем снова в Астрахань, а там нас ожидала батарея лейтенанта Шемана. Я даже не успел толком выразить желание присоединиться к ней, как получил уже соответствующее распоряжение на этот счет. Я, конечно, помню, что ты обещал замолвить за меня словечко, но… когда ты успел?!

— Да так, между делом, — пожал плечами кондуктор, уже и думать забывший о своем обещании. — Но я рад, что все получилось. Хотя, погоди-ка. Это что, наша батарея уже прибыла?

— Ну, конечно!

— Давно?

— Да только что!

— И ты, сломя голову, бросился меня искать?

— А как же иначе? Сам посуди, в Бами все только и говорят о недавней стычке с текинцами у Бендессен и твоем геройстве.

— Так уж и о «геройстве»?

— Конечно! Это ведь совершенно легендарное дело получилось. Ты с дюжиной казаков восемь часов отражал нападение трех сотен туркмен. Спас доктора. Убил вражеского предводителя. Как жаль, что я не был с тобой там!

— Не торопись, навоюешься ещё, — с легкой улыбкой поспешил охладить его пыл Дмитрий. — Кстати, есть хочешь?

— Если честно, очень!

— Тогда ты вовремя. Шулюм, кажется, уже поспел.

— Что, прости?

— Сейчас узнаешь.

— Здравствуйте, Александр Александрович, — поприветствовал гостя взмокший от работы Федор. — Каково поживаете?

— Все хорошо, Федя. А ты как?

— Слава Богу, — истово перекрестился Шматов на маленькую икону, видневшуюся в палатке и составляющую ее единственное украшение. — Не подстрелили ещё текинцы, благодаря заступничеству Царицы Небесной.

— Погоди, а ты тоже был у Бендессен?

— А как же. Мы с Дмитрием Николаевичем, ровно иголка с ниткой, куда он — туда и я.

— Славно.

— А то. Кушать будете?

— Если угощаешь, так отчего же нет?

— Тогда присаживайтесь, у нас все готово.

— Какой интересный стакан! — обратил внимание гардемарин на посуду. — На бутылку похож, только без горлышка.

— Бутылка и есть, — усмехнулся Будищев, — точнее была. Солдаты наловчились делать.

— Но как?!

— Все просто, двое обворачивают штоф в нужном месте бечевой и быстро-быстро трут ею, нагревая стекло. Потом третий обливает её водой, после чего лишнее легко отламывается.

— Наши солдаты знают физику за гимназический курс?

— Скажешь тоже, Сашка! Они, в большинстве своем, даже слова такого никогда не слышали, но вот соображалка у них работает, этого не отнять.

— Феноменально!

Пока Дмитрий объяснял приятелю технологию изготовления стаканов в походе, Федор наполнил глиняную миску столь восхитительно пахнущим варевом и подал ее гардемарину. Тот, поблагодарив Шматова легким кивком, принял её и зачерпнул полную ложку.