Митральезы Белого генерала. Часть вторая (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

— Покорнейше благодарю, ваше превосходительство, — скривил губы в легкой усмешке Дмитрий. — Только у меня уже и так полный бант. И даже медаль на аннинской ленте есть. Вы лучше моего Федора наградите. У него всего один крест, ему пригодится. Он хоть и слуга, а дрался наравне со всеми!

— Вот как? Ах, да, припоминаю. Вы, кажется, служили в Рущукском отряде?

— Так точно. В Болховском полку.

— Что же, я вас услышал, кондуктор. Теперь можете отдыхать.

К себе Будищев и Шматов вернулись поздно вечером. Пора было уже устраиваться на ночлег, но у наших героев с самого утра маковой росинки во рту не было и теперь им просто неимоверно хотелось есть. Проблема была лишь в том, что ужин предстояло еще приготовить.

Обычно готовкой для господ офицеров в походе занимаются денщики, иногда проявляющие просто чудеса кулинарного искусства. Чего стоит «бикштепс с рысом» — слипшиеся между собой, обугленные куски чего-то невообразимо твердого без малейшего подобия подливы, лежащие поверх горки круто сваренного риса на чеканном блюде. Или, к примеру, «плов», в который верный «Санчо Панса» русского офицера, помимо баранины, ухитрился положить ещё и чернослив с изюмом. Говорят, у здешних аборигенов это кушанье выходит просто восхитительно, но вот беда, денщики ни разу не туркмены и не узбеки, а потому их господам ничего не остается, как давиться этой бурдой на прогорклом масле.

Впрочем, в Бами какая-никакая цивилизация наличествует и потому можно отужинать у армян-маркитантов. Большим разнообразием их меню похвастаться не может, но вот шашлык — главное и единственное блюдо в исполнении этих достойных сынов многострадального народа — бывает весьма недурен, а уж когда на готовку нет ни времени, ни сил — так и просто прекрасен. Поэтому предвидевший свое позднее возвращение Дмитрий ещё до отъезда заказал у промышлявшего этим бизнесом армянина по имени Ашот Петросян три фунта шашлыка, строго-настрого велев сохранить до возвращения охотников и не отдавать, даже если заказ внезапно сделает сам Белый генерал.

Как ни упрекают в алчности еврейских ростовщиков, любой из Шейлоков, дерущий с заемщика десять процентов в месяц, покажется сущим младенцем в сравнении с армянским маркитантом, делающий на свой товар никак не менее четырехкратной накрутки, да ещё и отчаянно шельмующий при этом. Водка у него самого отвратного качества, ветчина часто червива, колбаса, иной раз так тверда, что ее можно заряжать в пушки вместо картечи. Так отчего же ему удается все это продавать? Да оттого, что кругом война, а большинство его клиентов — русские офицеры. И поскольку, каждый из них в любую минуту может погибнуть от шальной пули, выпущенной удалым текинским наездником, или сгореть от лихорадки, ненароком подцепленной в этих гиблых местах, им ли, ни в грош не ставящим собственную жизнь, ценить деньги? Вот и швыряют юные безусые подпоручики и степенные семейные капитаны без счета свои империалы и червонцы за дурной коньяк и плохо просоленную икру, чтобы хоть на минуту забыться от окружающей их безрадостной действительности и почувствовать себя свободными людьми.

А ушлые Ашоты и Карапеты алчно смотрят, как те пьют и напряженно думают про себя, не приписать ли вон тому штабс-капитану лишнюю бутылочку? Все одно, наутро он и не вспомнит, сколько именно выпил, да чем закусывал. Впрочем, у большинства русских офицеров на такой случай есть при себе нагайка и когда торговец начинает слишком уж финтить, не раздумывая пускают ее в дело. Все маркитанты прекрасно знакомы с этим немного варварским, но при этом весьма действенным средством обуздания их алчности.

Впрочем, у Будищева нагайки не было, да и он, строго говоря, пока еще не офицер. Поэтому ему не зазорно сходить за заказом самому. В общем, оставив верного Федора обихаживать лошадей, наш герой направился к кибитке маркитанта, уже предвкушая, как вгрызется в сочное мясо и будет рвать его зубами… И тут выяснилась одно пикантное обстоятельство. Все, что приготовили подручные купца, уже разобрали другие офицеры, оставив после себя только грязные котелки с кастрюлями, да прогоревшие угли.

— Прости, Дмитрий-джан, — извиняющимся тоном заявил припозднившемуся клиенту маркитант. — Все совсем кончилось!

— Ашот, ты охренел?! — скучным тоном поинтересовался Будищев. — Ты, что, самка собаки, бессмертный?

— Почему так говоришь? — искренне удивился уроженец Баку. — Послушай, дорогой, разве я виноват, что у меня кончился мясо?

— Я тебя, паскуда, за такие шутки, сейчас самого на винтовочный шомпол насажу и зажарю!

— Эй, брат, зачем… — скривил губы в презрительной усмешке торговец, но тут же перегнулся пополам от удара в живот.

За первым ударом последовал второй, а затем моряк схватил торговца за ухо и начал крутить, да так сильно, будто у него были не пальцы, а стальные клещи. Бедолага попытался отпихнуть своего обидчика и вырваться, но не тут-то было. Хватка у Будищева оказалась настолько крепкой, что все усилия маркитанта пропали даром. Наконец, Ашот не выдержал. Колени его подкосились, и он со стоном опустился на песок, не в силах даже вытирать градом льющиеся из глаз слезы.

— Петросянить вздумал? — почти ласково спросил Дмитрий, продолжая экзекуцию.

— Брат, отпусти… дэнги отдам, все отдам, только отпусти!

— Ашот, — горестно вздохнул Будищев, отпуская свою жертву. — Вот зачем ты так нехорошо со мной поступил? Я ведь — человек добрый и богобоязненный, особенно когда сыт, а ты, разбойник, меня голодным решил оставить…

— Вах! Кто так сказал?! Дмитрий-джан, разве я когда-нибудь оставлял хорошего человека голодным? Ты мне дэнги заплатил, теперь возьми за них что хочешь…

— Ты же говорил, у тебя все кончилось?

— Дмитрий-джан, ты мне как брат. У меня для тибя все есть. Ветчина, сардины, икра, балык, сыр… бери, что хочешь, кушай дорогой!

— Все говоришь? — хмыкнул Будищев, и, подхватив первый попавшийся под руку мешок, бросил торговцу, — тогда собери мне поужинать, уж будь добр.

— Да, дорогой, — закивал тот и принялся укладывать в него съестные припасы, не забывая оглядываться на оказавшегося таким грозным клиента.

Тот же, следил за его действиями с таким холодным равнодушием, что всякий раз когда маркитант хотел остановиться, у него екало сердце и руки сами собой продолжали работу. За колбасой последовал большой сверток ветчины, за ним французские сардины, потом пришел черед жестяных банок с чаем и английским печеньем, а так же половины сахарной головы. Наконец, он дошел до ящика со спиртным.

— Хочешь выпить, Дмитрий-джан? Для тебя все есть. Водка, коньяк, вино самое лучшее. Даже пиво!

— Ну его в баню, твое пиво, — отмахнулся Дмитрий и, забрав у армянина хурджин [3] и, попробовав его на вес, решил, что они почти в расчете. — Скажи лучше, свежий хлеб есть?

— Есть, — закивал тот и, с готовностью протянув требуемое, добавил извиняющимся тоном: — Почти свежий.

Будищев с сомнением посмотрел на лепешки, но выбирать было не из чего, и после недолгого раздумья он отправил их к остальным продуктам. Пока он размышлял, несчастный купец стоял, ни жив, ни мертв. Все его мысли были только о сегодняшней ошибке, и о том, сколько она будет стоить ему в дальнейшем. Ашоту и прежде приходилось видеть опасных людей, но, пожалуй, сегодняшний посетитель легко мог дать им всем фору.

— Ладно, Ашот, — с неожиданным миролюбием в голосе заговорил Дмитрий и, протянув ему какой-то сверток, добавил, — это в счет будущих гастролей!

Ошарашенный армянин изумленно смотрел на странного русского, но, видя, что тот не проявляет больше агрессии, осмелился-таки развернуть тряпицу. В ней оказался красивый наборный пояс, богато украшенный серебром, но, к сожалению, пробитый пулей и, вероятно поэтому, испачканный кровью. Будь он цел, его бы с руками оторвали на рынке в Баку, но даже и в нынешнем виде стоил не мало.

— Вах, Дмитрий-джан, какой хороший вещь, — осторожно пролепетал маркитант. — Жаль только испорченный.

— Это у тебя ухо испорчено, — горестно сокрушаясь от человеческой глупости и алчности, заметил Будищев. — А если ты меня еще раз попытаешься кинуть, я тебе еще и нос испорчу. А если и это не поможет, вообще в пустыне прикопаю. Ты подумай хорошенько, сколько она стоит, и хочешь ли ты еще такие же хорошие вещи. А я завтра вечером зайду… и не дай бог, у тебя опять шашлык кончится!