Митральезы Белого генерала. Часть вторая (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

— Молчать! — рявкнул раздосадованный наглыми возражениями кондуктора Скобелев, но тут же осекся и, настороженно глядя на Дмитрия, спросил: — А при чем здесь графиня Милютина?

— Значит, не доложили, — бесстрастно пожал плечами Будищев.

— Говорите!

— Как прикажете. Так вот, их благородие хорунжий Бриллинг, рассказывая о своем успехе у дам, упомянул, что сюда в качестве сестры милосердия направляется его давняя любовница, у которой высокопоставленный отец и титул. И что именно их связь и была причиной его перевода из гвардии.

— Что прямо так и сказал? — хмыкнул Скобелев и вопросительно обвел глазами присутствующих.

Арцишевский в ответ только пожал плечами, дескать, не знаю, а вот присутствовавший на гулянке Шеман, утвердительно кивнул.

— И что? Нет, он, конечно, свинья, но…

— Ваше превосходительство, так уж случилось, что большую часть пути из Петербурга я провел рядом с графиней Елизаветой Дмитриевной. Скажу больше, я имел честь оказать ее сиятельству некоторые услуги.

— Это все, разумеется, прекрасно, но неужели вы всерьез думаете, что Бриллинг говорил о графине Милютиной?

— Я понятия не имею, о ком говорил хорунжий. Но много ли среди здешних сестер милосердия имеют одновременно и титул, и высокопоставленного отца, способного запросто выкинуть офицера из гвардии?

— А ведь верно! — крутнул головой полковник и, стащив с головы лохматую кавказскую папаху, вытер лысину платком.

— И я совсем не уверен, что его высокопревосходительству понравится, что ваши подчиненные полощут имя его дочери, — поспешил добавить Дмитрий, но тут же нарвался на яростный взгляд Скобелева.

— Благодарю за заботу, кондуктор, но побеспокойтесь лучше о себе!

— Так точно! — вытянулся тот, сообразив, что перегнул палку.

— Выйдите и подождите снаружи, — велел генерал, и, дождавшись, когда Будищев покинет кибитку, обратился к офицерам: — Что скажете, господа?

— Трудно сказать что-либо определенное, — осторожно начал первым, как самый младший в чине Шеман. — Но в одном наш изобретатель прав. Даже если Бриллинг выдумал все от начала до конца, в героине его басни все равно узнают графиню Милютину. И, смею утверждать, ничего хорошего из этого не выйдет.

— А вы думаете, хорунжий мог это все выдумать?

— Я так кажу, — пробасил Арцишевский, в голосе которого от волнения прорезался малороссийский выговор. — Як офицер, Бриллинг справный, а як людына — дуже поганый! Колы бы не связи, так его в адъютанты ни в жизнь бы не взяв. А шо до их ссоры, то нехай уси пропануют, шо воны просто поцапалысь, а ни якой дочцы министра зосим не було! А шобы люди не думали дурного, то нехай возьмут по пистолю, та и прострелят друг дружке головы.

— Дуэль?

— А шо? Усим только краще будет.

— Осмелюсь доложить, — вмешался Шеман, — что Будищев не дворянин и не офицер. Так что дуэль между ним и Бриллингом не возможна. К тому же, мне приходилось видеть, как он стреляет. Это будет просто убийство.

— Ну, положим, хорунжий тоже не за печкой уродился, не говоря уж о том, что он, как оскорбленная сторона, имеет право на выбор оружия. Выберет шашку и дело с концом. Хотя, кто говорите по происхождению ваш кондуктор?

— Вообще, из крестьян Ярославской губернии. Однако, будучи в Петербурге, вступил сначала в мещанское сословие, а потом и в купеческое. Ну и судя по участию в его судьбе графини Блудовой, он все-таки бастард её брата.

— Нет-нет, этого только не хватало. Дуэль офицера с купцом… какая нелепость.

— Та и тьфу на их, — хитро усмехнулся Арцишевский. — Пес колы не бачит, то вин и не гавкает. Развести, хлопчиков по далее друг от друга и пусть служат. А после войны, нехай хочь рубятся, хочь стреляются, хочь на кулачки бьются. Наше дело сторона.

— А вот это дельно. Как вам наверняка известно, господа, нам в самом скором времени предстоит рекогносцировка. Лазутчики доложили, что Махмуд-кули-хан намеревается напасть на аулы здешних йомудов, чтобы наказать их за нежелание воевать с нами. Вот пойдем и переговорим с текинцами накоротке. Я намерен взять с собой половину ваших митральез, лейтенант. Так что распорядитесь, чтобы с ними отправился наш кондуктор. Пусть опробует свое изобретение в настоящем деле.

— Есть!

— А вы, полковник, отправьте своего подопечного с полусотней казаков в Михайловское укрепление. Так сказать, на усиление.

— Слушаюсь.

— Только строго настрого предупредить обоих, чтобы больше по-пьяному языками не трепали!

Наконец-то поход! — разнеслось по русскому лагерю в Бами. Наконец-то настоящее дело, ради которого тысячи людей, оторванных от своих семей и привычных занятий, собрались на краю земли. Хотя, последнее относится только к солдатам, а для офицеров нет и не может быть иной доли кроме военной. А потому каждый из них всеми силами души рвется в бой. Там в грохоте и пламени сражений найдет он свое счастье — новый чин или орден с мечами, прямо указывающими, что получен оный не за пропахшую нафталином безупречную службу, а за настоящее геройство!

Ну, а уж коли суждено быть раненым, или паче того, убитым… что же, пуля виноватого найдет! Именно так и говорят эти склонные к фатализму суровые служители Марса. Если же рана кажется не смертельной, то упоминание о ней выгодно украсит формуляр выжившего, а уж коли совсем не повезет… что же, одной скромной офицерской могилкой на чужбине станет больше. Выпьют за павшего товарища его друзья, всплакнут, быть может, о потере родные, да горько завоет маркитант, узнав, что некому будет отдать долг за выпитое и съеденное!

Но это все потом, а теперь надо приготовиться к походу. Получить патроны, припасы для солдат, фураж для лошадей и верблюдов и все это быстро, ибо всем известен крутой нрав Белого генерала!

— Господин поручик, — кричит долговязый прапорщик интенданту, — извольте приказать отпустить нам патроны!

— Господа, пропустите меня без очереди, нам выступать первыми! — пытается урезонить толпящихся вокруг товарищей по несчастью усатый штабс-капитан.

— Ваше благородие, — лезет с запиской от командира батареи коренастый фейерверкер, — так что их высокоблагородие просют отпустить сена!

Все это сопровождалось всеобщей суетой и руганью. Штабные офицеры бегали с приказами, начальство грозило подчиненными всевозможными карами, солдаты тащили на себе мешки и ящики с различными припасами, лошади испуганно ржали и даже обычно невозмутимые верблюды волновались, и время от времени ревели так, будто их режут.

И за всем этим с тоской наблюдали те, кого в поход не взяли. Увы, Скобелев решил обойтись крайне незначительными силами, а посему большинство солдат и офицеров останутся в Бами. И тем и другим стоянка уже осточертела, хочется настоящего дела, но … их не взяли. И теперь им оставалось только смотреть на своих более удачливых товарищей с плохо скрытой завистью.

Моряки тоже готовились к выступлению, точнее полубатарея митральез, во главе с Шеманом. Впрочем, лейтенанту заниматься хозяйственными вопросами недосуг, а потому он с чистой совестью взвалил эту почетную обязанность на Майера, которому и в голову не пришло, что он мог бы сделать тоже самое.

Таким образом, пока гардемарин бегал как ужаленный от одного интенданта к другому, пытаясь выбить «все от казны положенное», ставший командиром взвода Будищев, тем временем, пинал болт, «осуществляя общий контроль над личным составом». Иными словами, нагрузил всех кого поймал работой, а сам немного свысока взирал на их суету, изредка давая ценные указания.

— Это же надо столько воды! — покачал головой унтер Нечипоренко, знакомый с кондуктором еще по прошлой войне, и оттого держащийся с ним почти по-приятельски.

— Еще мало будет, — смачно зевнув, отозвался строгий начальник.

Справедливости ради, надо заметить, что накануне Дмитрий самостоятельно разобрал и собрал механизмы митральез, проверил все движущиеся детали, заменил смазку и от всего этого чертовски устал. Так что теперь ему было просто в лом отвечать на дурацкие вопросы.