Пропавшее кольцо императора. IV. Нашествие орды - Роман Булгар

– Что с бабой будем делать? – на десятника уставились наполненные блудом похотливые глаза. – Может, и ее с собой до Биляра возьмем. А там уже… Коней нам на всех хватит…

Воин потер ладони. Еще разок-другой позабавиться, а после уже прирезать глупую бабу где-нибудь в густом лесочке…

Словно угадав затаенные мысли ее безжалостного и глумливого насильника, женщина, чувствуя, как кровь прилила к лицу, собрав все свои силы, изловчилась, бросилась к ногам монгола. Выхватила из-за голенища его сапога кривой нож и, стиснув зубы, безмолвно воткнула она его себе в живот. Лучше смерть, чем позорная участь…

– Тащи ее в избу, – покривился Кокчу.

Тихо завыла, а потом и во весь голос заголосила безутешная в своем невыносимом горе Амина. Всхлипывая, тер кулачками глаза мальчонка.

Только что они вдруг осознали, что остались на этом беспредельно жестоком и несправедливом свете круглыми сиротами. Никогда уже больше не прижмет их мать к своей любящей груди, не одарит их отец скупой мужской лаской.

К плотно прикрытым и для пущей надежности подпертым толстым дрючком дверям избушки, словно мертвецы могли бы покинуть ее, натаскали большими охапками сено и подожгли…

Когда к избушке бортника на взмыленных лошадях примчался отряд из соседнего аула, поднятый по тревоге сообщением Узуна, деревянное строение полностью выгорело, обрушившаяся крыша дотлевала. Там, где раньше высились стены, мерцали одни обуглившиеся головешки.

Посередине того, что недавно стояло избой, лежали полуобгоревшие трупы. Каким-то странным образом огонь не сильно задел их.

Жаркие языки пламени только местами полизали тела и почему-то отступили, странно не докончив своего черного дела, не скрыв следов преступления, не упрятав их навсегда в Вечности забвения.

Почти не пострадало в огне ангельское личико маленькой девочки. Запекшаяся кровь еще сильнее обнажила страшную рану в ее животе. Рядом с ней лежала ее истерзанная мать. И у нее в животе зияла рана…

– О, Аллах! – непонимающе прошептал воин-булгарин, горестно вздымая обращенные внутрь ладони. – Как же их, таких, после всего этого носит земля? Как же это, как?

На воткнутом посреди всего двора колу торчала волчья голова с ощеренной пастью и навечно потухшими глазами. Они равнодушно смотрели на то, что натворили двуногие звери, что прервали их охоту.

– Так, безжалостно и бессмысленно, могли поступить только дикие звери. Нет, это нелюди! – проведя ладонью по лбу, с затаенной лютой ненавистью глухо проронил караулбаши.

– Догнать их и отомстить. Таким не место на этом свете…

Оставленные следы ясно указывали, куда следует направить погоню. Они четко вели в сторону столицы булгарской державы – Биляра.

Караулбаши понимающе присвистнул. Нетрудно было догадаться о том, что степняки задумали худое. И для осуществления воровского замысла им потребовался проводник. Иначе, зачем бы им оставлять в живых мальчонку и брать его с собой. А вот сестру малая, явно, взяли в полон, в женки себе или на продажу…

– Ты! – ткнул он пальцем в нукера. – Живо скачи к развилке. Там дождешься отряд, который вышлет к нам на подмогу сотник Касим.

– А ежели подмога не придет? – живой глаз молодого воина озорно прищурился. – Их не больно много. Мы и сами с ними справимся… – он всем своим видом показывал, что не хотел в этот момент отделяться от своих товарищей. – Это… может, я с вами…

Понимал воин, что пока он будет разъезжать, дело-то и закончится. Поймают татар, и всем почести. А он, как ненужная кость, в стороне останется. Когда еще придется встретиться в открытую с врагом.

– Делай, что сказано! – караулбаши сурово свел брови. – Не зря они тут появились! Может, то только разведка или часть основных сил… Кинзя знает, что сотнику сказать. Касим обязательно помощь пришлет, сам поедет… Командир не из тех, кто отсиживается за спинами своих людей, сам первый рвется в стычку…

Отряд на верховых лошадях, ведя за собой заводных коней, втянулся в дремучий урман, и тут Кокчу повеселел. Едва видимая глазу тропка змеилась между стволами в два обхвата вековых деревьев. Для верности они пересекли журчащий ручеек, поднялись вверх по его течению.

Теперь их никто уже не найдет. Да и искать их вряд ли кто станет. Кто вспомнит о живущей в непролазной глуши семье бортника? Раньше осени никто не вспомнит, не кинется их искать и не потревожится.

– Зачем им дорогу показал? – свистящим шепотом зашипела Амина, на широкой прогалине поравнявшись с братишкой.

От неудобного положения у нее страшно ныли сведенные назад руки. Она вся измучилась. Езда со связанными ногами давалась ей нелегко. Но больше всего ее мучила мысль о том, что они оказывают услугу врагу, показывают ворогу путь к столице. Не ради доброго дела собрались в дорожку чужеземные изверги.

– Они, апа, обещали отпустить нас! – наивно улыбнулся малай.

– Ох, и дурачок же ты, Петушок! – Амина до боли закусила нижнюю губу и отвернулась, чтобы скрыть свои слезы, нажимом пяток послала свою лошадь вперед.

Какой же ее братец наивный малец! Разве можно доверять словам тех, кто без тени сомнения в глазах зарезал их сестренку, глумился над их матерью, а следом и ее лишил жизни? Нет, просто так их уже никто не отпустит. Насколько ей стало понятно из взглядов вожака татей, она сильно понравилась ему. И он, скорее всего, хочет сделать ее своей…

Горькая слезинка выкатилась из девичьего глаза, скользнула по щеке и сорвалась, подхваченная встречным ветром. О, Аллах! За что страшно наказывают ее? За что и какие прегрешения упали на ее слабые плечики тяжкие испытания? Вот на что, оказывается, намекала ей мать, уводя в сторону тревожно мечущийся взгляд, рассказывая о том, какая доля с рождения уготована для большинства женщин. Не многим из них повезет выйти замуж по любви и прожить всю жизнь счастливо.

Много-много тяжких бед и порой невыносимого горя поджидает их на неизведанном ими жизненном пути.

– Ты, Петушок, – снова поравнявшись с братцем, глухо проронила она, – милости от татар не жди, при первой же возможности тикай…

– Нет! – упрямо мотнул головой малец, – я не брошу тебя! Они тебе учинят худое, если я от них утеку. Амина, сестрица!

– Дурачок! Мне они ничего не сделают, а тебя потом… – не в силах даже высказать дурное, девушка отвернулась в сторону, на мгновение зажмурила глаза. – Ты… ты ничего не понимаешь…

Девушка тяжело вздохнула. Ей-то, по всей видимости, пока ничего не грозит. А вот от братца ее татары избавятся, как от лишней обузы. И сотворят оное, как только он приведет их в нужное место.

– Куда же они направляются? – спросила она, пытаясь определить, сколько времени у них еще осталось до того, как приедут на место.

– Им зачем-то понадобилась Кривая Балка. Помнишь, как-то мы в ней останавливались, когда отец возил нас в Биляр? Оттуда до города рукой подать. Там они нас, верно, с тобой и отпустят…

Будто спиной почуявший за собой неладное, Кокчу обернулся. Он заметил, как его пленники переговариваются, и лицо его нахмурилось.

Он не решил для себя, как поступить с мальчишкой, хотя оставлять в живых младшего братца девчонки смысла особого для себя не видел.

Хотелось ему обставить все хитро, чтобы выглядеть в глазах Амины не жестоким убийцей, а, напротив, человеком слова. Тогда и красавица будет к нему благосклонна. Ему-то ее обмануть труда не составит. А там, со временем, все само и образуется, стерпится-слюбится…

Глава II. Поющий гонец

Длинный и извилистый овраг брал свое начало у подножия высокого холма и тянулся вдоль ровного поля, втягивался в дремучий урман. Позволял скрытно подобраться к самому городу, служил он от любопытствующих глаз хорошим укрытием.

Этим частенько пользовались недобрые людишки, тихо отсиживаясь в нем. Стражники эмира время от времени устраивали облавы.

Но яр был слишком велик, извилист и испещрен многочисленными овражками, а потому старание воинов к успеху не приводило.

Командиры высланных на поиски отрядов рапортовали об успешном проведении облав, а разбойнички в это время собирались где-нибудь на поляне в дремучем урмане. Лишь после того, как за дело взялись всем миром, шайки воришек и грабителей удалось изловить.

И каким же стало всеобщее удивление, когда оказалось, что в их ряды затесались сплошь люди пришлые. Не из здешних мест, не булгары по рождению. А все больше из соседних кочевых полудиких племен и народов: буртасы, кыпчаки и башкирцы с мадьярцами, узкоглазые и черноволосые, грязные и страшные на вид.

И после того худая слава Кривой Балки пошла постепенно на убыль. Все больше в ее извилистых оврагах копошился уже мастеровой люд, добывал жирную, лоснящуюся на свету красную глину.

Ее большими возами свозили ближе к городу. Искусные умельцы, храня от других свои секреты, замешивали из нее тесто, укладывали в формы, сушили на солнце, затем обжигали. По сравнению с природным неотесанным камнем кирпич имел большие преимущества.