Любовный контракт - Александра Джонс

Издательство «Маккензи», возможно, заплатило Фэй Ратленд миллион долларов аванса за «Манхэттен Мицци», ну так что? Ратленд — это прошедший этап, не более чем порхающий мотылек в своем блестящем серебряном платье, разрезанном спереди и сзади и державшемся, похоже, только на творческом воображении кутюрье.

Фэй могла сколько угодно утверждать перед прессой и критиками, что жизнеописание Мицци не имеет ничего общего с ее собственной биографией, но факт остается фактом — Фэй была фальшивкой! Крашеные светлые волосы до талии были вызывающе зачесаны на одну сторону и удерживались огромной алмазной застежкой, затейливо помещенной над левым ухом, искусственная родинка оттеняла уголок трепетно улыбающегося рта Скарлетт О'Хара. Фальшивка — насквозь!

Устав то и дело золотым пером писать свое имя в томиках «Мицци», вместо того чтобы наслаждаться сексуальным вечером, Фэй жалобно промолвила:

— Mi porti al mio albergo, per favore… [4]

У миссис Средней Писательницы не было выдержки, присущей идейным авторам, и она не могла ничего написать даже во спасение жизни Маккензи. Ведь Мицци — лишь хорошо упакованное вульгарное излишество современного общества, нечто эфемерное, сегодня оно есть, а завтра — нет. Оливия чувствовала это как дочь издателя. И если ее спросить, как должны действовать издатели, она бы сказала: дайте хорошему писателю без звездного имени и звездного имиджа возможность писать и поддерживайте его, а не ставьте палки в колеса!

Клубный дворецкий приблизился к ней с карточкой на серебряном подносе.

— Мне велено вручить вам эту визитную карточку, мисс Оливия.

— Спасибо, Джарвис!

Он поклонился и отошел.

На карточке с золотым обрезом было написано размашистым почерком: «О чем вы думаете?». Она перевернула ее — Стюарт Маккензи. Порвала карточку на мелкие кусочки и выбросила в пепельницу. Ей хотелось, чтобы это было замечено, и она знала, что он видит.

— Приличные люди не должны участвовать в издательских крысиных гонках, Роджер, — сказала она бармену, который долил ей джина. — Это компрометирует их принципы. Будь вы издателем, заплатили бы вы миллион фунтов за мемуары серийного убийцы?

— Конечно, мисс! А здорово, наверное, иметь миллион! Хотя мне хватило бы и поменьше. Моя подружка хочет для начала новую мебель в гостиную и микроволновку!

О Господи! Она опять оказалась в меньшинстве! Так на что прикажете надеяться? Художники слова все еще входили и входили через вращающуюся дверь в шикарное фойе клуба «Кавычки». Оливия с интересом убедилась, что добросовестных авторов среди них немного. Но Оливия придавала большое значение общественному мнению.

— О, гляди-ка, Джордж! Нет, голубушка, я сказала «Джордж», а не «Джой». Ну, что скажешь о Фэй Ратленд? Талант? Подает надежды? Да, Маккензи, должно быть, платит ей миллион аванса. Издательская форма русской рулетки, он, наверное, и не распознает талант, пока тот сам не проявится в чем-то потрясающем. Как, впрочем, и старый Джордж… Нет, дорогая, не Паркхерст, а Паркерс. Литературное агентство Паркерсов на улице Св. Мартина, оно там последние сто пятьдесят лет. Паркерсы недавно приобрели группу Мэттика… Не бойся, милочка, он глухой, как фонарный столб. Во всяком случае, старине Джорджу нечего показывать чьи-то еще рукописи.

Литературные агенты начали исчезать быстрее, чем Ратленд успевала подписывать свое имя. Но ведь ей они уже и не нужны, разве эта фальшивка еще может кому-нибудь пригодиться…

Оливия огляделась. Старые пьяницы сидели на золоченых стульях и голубых клубных кожаных креслах, потягивая напитки, и каждый, кто взял на себя труд их послушать, уже знал, у кого какая репутация. Шустрые ничтожества из околоиздательских кругов носились, как мышки, собирая крохи информации.

Отец Оливии со стаканом виски в руках оживленно говорил с Чарльзом Лонгбриджем, старым приятелем и старым издателем. Редакторский состав «Лэмпхауза» был здесь под рукой. Оливия слезла с табурета и прошла десяток шагов по направлению к отцу и Чарльзу Лонгбриджу. Она хотела сказать королю Гарри, что у кронпринцессы жутко болит голова и она немедленно уходит. Но утром придет к ланчу, чтобы пообщаться с ним и с мамой, тем более что сегодня ее осенило, как спасти «Лэмпхауз» от Маккензи. Но отец был слишком занят разговором о гольфе.

— Как насчет того, чтобы сыграть завтра, Чарльз?

Чарльз Лонгбридж уныло созерцал ломтик колбасы, прежде чем откусить от него.

— Да ну его к черту, Гарри! Мне так стыдно, что ты даешь мне фору….

Оливия не стала болтаться около них — ей было неинтересно слушать насчет форы. Чувствуя себя неважно от нескольких порций джина с тоником, она направилась в туалетную. Там легче не стало. Оливия сделала несколько глубоких вдохов. Ей вдруг стало страшно в замкнутом помещении. Она знала, что надо выйти вон, но бежать было некуда, перед ней кружилась карусель литературных дам, ждущих своей очереди облегчиться. Мешковатые брюки с манжетами и охсфамские юбки, джемперы и водолазки, «лошадиные туфли» и лошадиные морды, самоуверенно вещающие под сушилками:

— Брайан говорит, что большие люди в панике: Америка у нас на пороге. Арчи говорит, что единственный путь — это сохранить четыре главных издательства, оставшиеся в Лондоне, но они, конечно, не устоят перед американскими долларами. Дэвид говорит, что «Лэмпхауз» уже прибрали к рукам Маккензи из США — Современной Школы Антиискусства!

Господи всемогущий, ну зачем она вообще решила ехать на этот бал…

— Эй, ты в порядке, Олли? — послышался откуда-то издалека озабоченный голос.

Оливия взяла себя в руки.

— Да… да, я чувствую себя хорошо! — Она снова несколько раз глубоко вдохнула и плеснула в лицо холодной водой. В голове прояснилось, и голоса зазвучали отчетливее.

— Для меня это подобно холодной войне, Гвендс!

Гвендс яростно расчесывала волосы, смахивая перхоть.

— Ладно, Вик, думай, как знаешь. Но Бог помогает бездарностям, когда выручка за книги в переплете падает ниже миллиона долларов!

Вик дернула за ручку автомата для бумажных полотенец.

— В мягкой обложке, а не в переплете!

— Какая разница? Мы уже в дерьме, обложка там или переплет — это ничего не значит. Сдавай беллетристику в макулатуру, сюда идет «Манхэттен Мицци», я теперь лишняя! Думаю, что пора начать разводить овец! — И Гвендс заперлась в уборной.

— Олли, дорогая, как приятно видеть тебя сегодня! Ты выглядишь восхитительно, милочка! Мне так нравятся маленькие черные платья без спины! Тем более, что ты можешь не надевать лифчика, правда? Ах, счастливица! Кто-то сказал, именно ты отвергла «Манхэттен Мицци». Но когда та уже перевалила за сто тысяч пунктов и получила переплет вместо обложки, ты, держу пари, рвала на себе волосы, а, милочка?