Аристократ и куртизанка - Труда Тейлор

— Вы также не можете оставаться в Париже, Мадлен! — решительно заявил он. — Если не хотите ехать в Бретань, позвольте отвезти вас ко мне в Шаторанж. Вы будете там дорогой гостьей. Филипп был бы очень огорчен, узнав, что вы остались здесь одна. Все будет еще гораздо хуже — я уверен в этом. Большинство парижан считают короля предателем, и то же отношение ждет всех заподозренных в сочувствии к нему. Вот почему я не решаюсь долее оставаться здесь.

— Вы считаете, вам грозит опасность? — поинтересовалась Мадлен.

Он пожал плечами.

— Не более чем кому-либо в моем положении, но инстинкт подсказывает мне, что пора уезжать. Помимо прочего, я слишком надолго оставил без присмотра свое поместье. Едемте со мной, Мадлен. Я прошу вас самым настоятельным образом.

Она понимала, сколь трудная жизнь ожидает ее в Париже без графа. Перспектива одиночества пугала.

— Когда вы намеревались уезжать? — спросила она, наконец.

Он мог бы ответить: «Несколько недель назад» — и признаться, что оставался здесь только из-за нее, но благоразумно от этого признания воздержался.

— Через две недели, самое большее через месяц, — сказал он. — Мне бы очень хотелось уехать отсюда до начала осени.

Мадлен выдавила улыбку и с достоинством произнесла, что будет благодарна графу, если он сопроводит ее до своего замка, а оттуда до Бретани — разумеется, при том условии, что он сможет позволить себе такую трату времени…

— Конечно, смогу, — заверил он с таким облегчением, что Мадлен поняла: граф ожидал только ее согласия.

Выходит, Филипп не ошибался в нем, подумала она. Люсьен де Валери показал себя настоящим, верным другом. Хотя сам был чересчур надменен, чересчур отстранен, чересчур резок. Постепенно Мадлен проникалась к нему уважением.

— Я могу быть готова к концу августа, — сказала она.

— Меня это вполне устраивает. Мне еще нужно найти желающего снять мой дом: глупо было бы оставлять его пустым. К счастью, я уже начал поиски, и думаю, что оставшегося времени вполне хватит.

— Надеюсь, ваш арендатор окажется настоящим патриотом, — саркастически заметила Мадлен. — Только в этом случае вы можете не бояться, что дом останется цел.

— Разумеется. — Он улыбнулся широкой, искренней улыбкой, значительно смягчившей суровые черты его лица и оживившей темные глаза.

Ему бы следовало делать это почаще, подумала Мадлен, а потом спохватилась и пожелала обратного: улыбающийся граф становился необычайно привлекательным, а она не хотела воспринимать его с такой точки зрения.

Последующие несколько недель Мадлен была занята сборами в дорогу, решала, какие из вещей следует взять с собой в Бретань, а какие оставить. По просьбе графа к ней пришел господин Леклерк и предложил свои услуги по продаже мебели после ее отъезда. Он уверял, что это не составит ему труда, а вырученные деньги явятся существенной прибавкой к ее наследству. Подготовка к отъезду и улаживание прочих дел оказались менее утомительным мероприятием, чем Мадлен ожидала, и она со всем управилась вовремя.

В первый день сентября Мадлен и граф были готовы к отъезду. Кортеж Люсьена де Валери остановился у дома Мадлен на рассвете. Он состоял из кареты графа и более тяжелого старомодного экипажа, доверху нагруженного вещами, которые он не хотел оставлять на произвол судьбы.

Сам де Ренье сидел верхом на превосходном жеребце, проявлявшем горячий нрав. Благородное животное нетерпеливо косило глазом, пока сундуки Мадлен — два с одеждой и два с прочими вещами — грузились в экипаж. Эту работу осуществляли форейтор и Жан-Поль. Последний помог Мадлен взойти в экипаж и изящно раскланялся с ней. Она была удивлена тем, что он не едет с ними, и решила спросить о причине у графа при первой же возможности.

В этот ранний час улицы были тихи и пустынны, и путешественники продвигались без препятствий. Однако, достигнув городской стены, они увидели у старых ворот солдат. Стража остановила кортеж и придирчиво посмотрела на багаж.

— Проклятые аристократы, — услышала Мадлен слова одного из стражников, — бегут, как крысы с корабля, и увозят с собой свои богатства.

— Я не покидаю страну, — холодно сообщил им граф, не потрудившись спешиться. — Я просто возвращаюсь домой, в Нормандию. Если вам недостаточно моего слова, то у меня есть письмо от господина де Лессэ, подтверждающее это. — (Упомянутое имя принадлежало известному политику.) — Его не порадует известие о том, что вы нас задержали. Он рассчитывает переехать в мой дом, что окажется невозможным, если вы заставите меня вернуться.

Офицер недоверчиво нахмурился.

— Могу я увидеть это письмо, мсье?

Не пытаясь скрыть раздражение, граф подал документ, сопроводив словами.

— Я не обязан предъявлять его. Пока еще нет закона, запрещающего нам выезд из Парижа.

Было письмо подлинным или нет, Мадлен не знала, но офицера оно, по-видимому, удовлетворило, и их пропустили.

Миновав ворота и лепящиеся к городской стене домишки, они поехали по открытой местности. Мадлен облегченно вздохнула и откинулась на подушки сиденья. Выглянув в окно экипажа, она увидела, как граф пришпорил своего резвого скакуна и галопом послал его вперед. Для человека, который провел значительную часть своей жизни в парижских салонах, граф де Ренье удивительно хорошо держался в седле.

Глава третья

Солнце поднялось выше, предвещая хороший день. Мадлен опустила окно на своей стороне экипажа и полной грудью вдыхала свежий воздух. Она почти уже забыла аромат дикой природы, запах сохнущей травы и листьев, и теперь воспоминания пробуждались в ней, а вместе с ними росло и крепло чувство оптимизма. Жизнь с Филиппом была хороша, но она закончилась. Теперь для нее начинается новый этап, и впервые за многие недели Мадлен посмотрела в будущее с радостью и надеждой.

Она уже написала тетушке и, хотя не знала, дошло письмо или нет, не сомневалась в хорошем приеме. Ферма ее родственников была большой, и дело на ней спорилось. Располагалась она между лесом и рекой, лучшего места для фермы нельзя было и придумать.

Ближе к полудню Мадлен задремала. Разбудила ее начавшаяся тряска — оказалось, экипаж свернул с дороги и начал подниматься на поросший высокой травой пригорок. Вскоре он остановился.

— Почему мы остановились? — спросила Мадлен, когда граф открыл ей дверцу.

Он улыбнулся — той редкой улыбкой, которая вызывала в ней более теплые к нему чувства.

— Я подумал, что вы могли проголодаться.

— И были правы, — призналась она.

— Значит, устраиваем здесь пикник. — Он подал руку, и Мадлен оперлась на нее, выходя из экипажа. Рука была теплой, надежной и при этом странно тревожащей. Мадлен отошла от него так скоро, как позволяла учтивость.