Убийство в Верховном суде - Маргарет Трумен

Теллер неопределенно пожал плечами.

— Пока не за что зацепиться. Я бы поделился с тобой хоть мало-мальски обоснованной версией, но и ее пока нет. Единственное, что я могу тебе сказать на данном этапе, — что его, мне кажется, убила женщина.

— Почему ты так думаешь?

— Да по образу жизни. Парень он видный, неглупый, любитель пожить красиво, а девок вокруг пруд пруди, он ими вертит как хочет. Могли и затаить злобу, а одна какая-нибудь, может быть, даже решила отомстить. Я, кстати, собирался после нашего разговора съездить в его холостяцкую квартиру в Джорджтауне — осмотреть ее своими глазами. Она ведь так и стоит опечатанная по моему приказу с того момента, как стало известно о его гибели.

— Так ты полагаешь, что женщина?

— Может быть, да, а может быть, и нет. Временами мне такая версия кажется логичной, разве что от нее чересчур отдает дешевым детективом: женщина проникает в полночь в здание Верховного суда и пускает пулю в лоб бывшему любовнику, сидящему в председательском кресле. Стоит взглянуть на дело под таким ракурсом, как склоняешься к мысли, что убийца — кто-то из сослуживцев. Ведь они его тоже сильно недолюбливали.

— За что?

— За карьеризм. Мне рассказали, ему маячил высокий пост. Почему? Может быть, его толкал кто-то из судей, которого — прошу прощения за пошлую догадку — он засек за непристойным для жреца правосудия занятием и с тех пор держал на крючке.

— А если серьезно?

— Я совершенно серьезно. Ведь верховные судьи тоже люди, как ты да я. Они периодически посещают сортир и вот там-то…

— Ну, будет, будет. Вернемся лучше к семье и знакомым. Так отец, говоришь, со странностями? До такой степени, что мог бы убить собственного сына? И если он убийца, то каковы мотивы?

Теллер взял из пепельницы окурок и сунул его в рот.

— Не кури, Марти.

— Я зажигать не буду. Отец? Не думаю. Что же это за отец, если он способен убить собственного сына?

— В жизни всякое бывает. Жизнь — театр, и мы все в нем — актеры.

— Опять же вы правы, начальник… Понимаешь, Дориан, кандидатам в убийцы Кларенса Сазерленда несть числа. Мотивов для убийства достаточно — их едва ли меньше, чем алиби у подозреваемых. Будем копать! Кстати, я заказал настенную схему себе в кабинет.

— Это что-то новенькое.

— Не-а, обычное дело, в технике называется блок-схема. Я боюсь запутаться в деле Сазерленда, поэтому решил перенести его на бумагу. В моей схеме будут стрелки, звездочки и даже фосфоресцирующие буквы для обозначения узловых событий. Тебе подобная схема, скорее всего, ничего не скажет, но мне она просто необходима. И стоит недорого.

— Недорого — это сколько?

— Сотню. Я провел ее по смете по делу Сазерленда.

— Целую сотню, — вздохнул Марс. — Мог бы, кажется, сначала поставить меня в известность.

— Виноват.

— Хорошо, счет я подпишу. Я вообще подпишу что угодно, лишь бы дело двигалось.

— Оно будет двигаться, даю тебе честное слово, Дориан.

— Каждое утро в девять ты будешь являться ко мне с оперативным сообщением о ходе расследования, вплоть до его завершения.

— Так точно, Дориан. Каждое утро я как штык здесь, у тебя, в девять.

— Договорились.

Подъехав к городской квартире Кларенса Сазерленда в Джорджтауне, Теллер увидел у дверей полицейского, а поперек дверей — желтую ленту с надписью «Вход воспрещен».

— Как у вас тут идут дела? — спросил полицейского Теллер.

— Неплохо. А у вас?

— Тоже неплохо. Кто-нибудь заходил сюда?

— Только ваши, из управления, больше никто. Я чего хочу сказать, лейтенант: раз уж вы здесь и пробудете какое-то время, то разрешите, я отлучусь выпить чашку кофе?

— Идите. Только на полчаса — не больше. На большее у меня времени нет.

Он очутился в небольшом вестибюле. Дверь слева вела в квартиру Сазерленда, лестница справа — в другую квартиру, на втором этаже. Теллер вытащил ключ, отпер квартиру Кларенса и вошел внутрь.

Гостиная впечатляла размерами и роскошью интерьера. Большую ее часть занимали диваны глубокого красно-коричнего цвета, образующие в центре комнаты своеобразный салон. Над всей гостиной реял большой проекционный экран. Подойдя ближе, Теллер обнаружил, что он связан со сложной телевизионной аппаратурой, в том числе видеомагнитофоном. Вплотную к ней располагался вместительный шкаф с десятками аккуратно расставленных видеокассет.

Теллер перешел в спальню. Она была того же размера, что и гостиная. Круглое ложе поистине королевских размеров казалось еще больше, отражаясь в огромном, во всю заднюю стену, зеркале. И здесь над всем пространством комнаты парил большой проекционный телеэкран и дорогая стереосистема также стояла почти вплотную к кровати — только руку протянуть.

«А это что за штука?» — спросил себя Теллер, подходя к усыпанной кнопками и тумблерами панели рядом с кроватью. Он нажал одну кнопку — небольшая люстра из крохотных зеркальных осколков завертелась на потолке. Повернул диск — и вспыхнул узконаправленный алый луч. Наведенный точно на люстру, он отразился от граней зеркала множеством мелких вспышек и лег мозаикой мерцающих бликов на пол и углы помещения.

— Лихо! — бормотал Теллер, орудуя прочими кнопками и ручками, так что вскоре у него вся комната закружилась в многоцветном хороводе красных и синих огней. Возник даже стробоскопический эффект, поймав в замедленное движение все предметы в спальне, в том числе и руку Теллера, протянутую ради интереса в его поле.

Выключив шальную иллюминацию, Теллер открыл ящик ночного столика. Ничего особенного он там найти не ожидал: еще при первом обыске квартиры Сазерленда в спальне был обнаружен целый набор так называемых рекреационных наркотиков — относительно слабых по воздействию, но наличия которых в доме хватило бы, чтобы намотать парню срок, если бы события приняли соответствующий оборот. При обыске изъяли также записную книжку с телефонами, ее передали в управление ему, Теллеру, а он, в свою очередь, переправил ее другому инспектору с указанием прощупать путем личного контакта всех поименованных в книжке людей.

В столе оставался, таким образом, один-единственный документ, своего рода дневник-календарь с перечислением дат, имен или фамилий, после которых шли инициалы. Теллера всерьез заинтересовали значки после каждой фамилии, тщательно прорисованные разноцветной тушью, в виде звездочек, кружков, восклицательных и вопросительных знаков, кое-где даже с комментариями типа: «динамит… тоска… перспективная…»

— Трудолюбивый паренек, — пробормотал себе под нос Теллер, опуская дневник в карман плаща. В старые добрые времена его молодости такого посчитали бы элементарным пошляком.

Он осмотрел остальную квартиру, потом вернулся в гостиную, чтобы поближе познакомиться с кассетами на стеллаже в книжном шкафу. Помимо нескольких старых фильмов, основная масса представляла собой обыкновенную дешевую порнографию. Наклейка на одной из таких, снятых на дому порнолент гласила: «Я и Синди. Апрель». Ну как тут не умилиться!

— Прошу прощения, — раздался голос от входной двери, которую Теллер по небрежности оставил открытой.

— В чем дело?

— Вы — из полиции?

— А вы кто?

— Я Уолли Плам из квартиры наверху.

— Чем я могу вам помочь?

— Убрать от входа ваших громил. Я здесь живу, понимаете? И мне осточертело, приходя домой, каждый раз показывать документы.

— Примите мои извинения. Но после проверки вас впускают в дом беспрепятственно?

— Не в этом же дело, в конце-то концов!

Теллер между тем разглядывал Уолли Плама. Худой и, что называется, симпатичный молодой человек, каких в Вашингтоне довольно много. Черты лица заостренные, кожа смуглая, что удивительно, принимая во внимание белесые брови и светлые волосы. Есть признаки преждевременного облысения, поэтому волосы приходится начесывать, чтобы, так сказать, максимизировать наличность. Двубортный темно-серый костюм сидит чересчур в обтяжку, белый воротничок синей сорочки перехвачен под неброским бордовым галстуком вполне заметной золотой застежкой.

— Повторяю, мистер Плам, — продолжал Теллер, — извините нас за причиненные неудобства, но произошло убийство…

— Мне об этом прекрасно известно — мы с Кларенсом тесно общались.

— Вот как? Насколько же тесно?

Плам усмехнулся.

— Ну да, скажи я вам, вы меня тут же внесете в список подозреваемых?

— Не исключено.

— Мы с ним были близкими приятелями. Я, как видите, снимал у него квартиру.

— Значит, дом принадлежит ему?

— Да.

— И он оплачивал домовладение из зарплаты судебного клерка? Неплохо! Совсем неплохо!

— Не без посторонней помощи, конечно.

— Семьи, вы хотите сказать?

— Ясное дело.

— Богатая у него квартира. И изумительный подбор видеокассет.