Убийство в Верховном суде - Маргарет Трумен

— Ты меня оскорбляешь тем, что едешь на его похороны!

Скинув халатик, Сесили ушла в свою ванную комнату.

— Шлюха! — произнес Темпл негромко, но так, чтобы она услышала.

Сесили стояла, опершись о края раковины, и рассматривала себя в зеркало. Услыхав слова мужа, она выпрямилась и обернулась в его сторону:

— И у вас еще хватает нахальства толковать об оскорблениях, господин судья?

Он сделал неуверенный шаг вперед, но зашатался и схватился для упора за ручку двери. Дрожь усиливалась. Казалось, он вот-вот не устоит на ногах. Сесили бросилась к нему через комнату, подхватила под руку.

— Не смей до меня дотрагиваться! — неожиданно сильным, повелительным голосом крикнул Темпл. Он взметнул вверх костыль, будто собираясь ее ударить, но передумал:

— Хочешь идти на похороны, черт с тобой, отправляйся! Повеселись на его могиле и за меня тоже!

Глава 5

Отслужив заупокойную службу по Кларенсу Сазерленду, священник епископальной церкви мельком оглядел людей, пришедших на кладбище проводить усопшего в последний путь. Мать покойного приникла к плечу мужа — она была на грани обморока. Обнимая ее за плечи, рядом стояла прилетевшая ночным рейсом из Калифорнии сестра покойного Джил. Отдельной группой чуть поодаль держались сослуживцы по Верховному суду во главе с Морганом Чайлдсом. Вскинув голову, Чайлдс вглядывался в хмурое серое небо, но вскоре заморгал, как только на лицо ему упали первые капли дождя. Подле него плакала, не пытаясь сдержаться, Лори Роулс.

Мартин Теллер поднял воротник теплого полупальто от Бербери. Ему нездоровилось в то утро — он уже проснулся с признаками начинающейся простуды. Мартин искоса посмотрел на секретаршу доктора Сазерленда Веру Джонс, которая, единственная из всех пришедших на похороны, — отметил он, — оделась точно по погоде: длинный, до лодыжек, так, что закрывал верх туфель, плащ из магазина «Тоутс».

Священник, дородный, краснолицый мужчина, еще не отдышался после быстрой ходьбы от лимузина до могилы, а потому и не торопился с заупокойной молитвой. Но вот он опустил глаза в «Книгу бытовых молитв», которую держал в мясистых руках, и начал: «Господу Всемогущему вверяем мы ныне душу усопшего брата нашего Кларенса и предаем тело его земле…»

Сделав шаг вперед, доктор Сазерленд взял в руку горсть земли и рассыпал ее по крышке гроба, который плавно, на стропах, опускали в могилу кладбищенские рабочие. Дождь усилился, так что священник был вынужден держать над головой раскрытую ладонь для защиты от холодных капель. Он ускорил темп.

Теллер громко чихнул, на миг переключив на себя внимание трех охранников из Министерства финансов, которых его руководство прикрепило к судье Чайлдсу.

— Да пребудет с тобой Бог, — возглашал священник.

— И с духом твоим, — вторили ему несколько голосов из толпы.

— Помолимся, братья. Господи, яви нам свое милосердие.

— Христос, яви нам свое милосердие, — прозвучал отклик.

— Боже, яви нам свое милосердие.

Теллер смотрел вслед скорбящим, которые шли назад, к своим лимузинам. Когда все уехали, он возвратился к могиле, посмотрел вниз, на крышку гроба. Знать бы, кто тебя ухлопал, парень!

— Находиться на территории по окончании похорон не положено, — заметил ему служащий кладбища.

— Да-да, конечно, виноват.

В управлении выяснилось, что ему звонили несколько человек с просьбой связаться с ними по возвращении с кладбища, и среди них Сюзанна Пиншер. Ей он первой и позвонил.

— Ездили на похороны? — спросила она.

— Только что оттуда. Очень проникновенно. Но сыро, я простудился.

— Вы такой незакаленный?

— Если совсем разболеюсь, то даже смогу потребовать компенсацию по временной потере трудоспособности. Ну да Бог с ней. Знаете, мисс Пиншер, я думал о вас вчера вечером.

— Неужели обо мне? — спросила она с улыбкой, судя по интонации.

— Да, я вполне серьезно. Я наконец-то понял, на кого из киноактрис вы похожи.

— Это интересно.

— На Кэндис Берген.

— Польщена, тем более что слышу это от самого Пола Ньюмена.

— Именно на Кэндис Берген, уверяю вас.

— Вы всегда, знакомясь с людьми, выясняете для себя, на кого они похожи?

— Да, почти всегда. Это мое хобби. Мы, помнится, договаривались поужинать на этой неделе?

— Я не забыла, только пока что сложно. У меня…

— Поговорить о деле Сазерленда. Возникли кое-какие соображения.

— Очень хотелось бы их послушать. Знаете что, лейтенант Теллер, давайте предварительно договоримся на субботний вечер. Тем более что на субботу утром у меня назначена встреча с судьей Чайлдсом, а на неделе, возможно, удастся переговорить и с другими судьями. Так что к субботе я, вероятно, смогу поделиться с вами содержанием этих бесед.

— Заметано. Я заеду за вами в семь. Где вы живете?

Последовала продолжительная пауза.

— Вы индийскую кухню любите? — вместо ответа спросила Сюзанна.

— Нет.

— А венгерскую?

— Венгерскую люблю до беспамятства — только бы не заставляли воровать для этой цели цыплят. Я — венгр, Сюзанна, по крайней мере наполовину, по отцу. Мать же моя была шведкой, стойкой и безропотной.

— Я спрашиваю, потому что у меня есть любимый венгерский ресторан «У Жико», на Коннектикут-авеню, в комплексе Бродмур, это на Северо-Западе. Предлагаю встретиться там в семь часов, согласны? Я закажу столик.

— Согласен, там и увидимся. Только позвоните мне, если удастся вырваться до субботы, ладно?

— Обязательно. До свидания, в субботу поговорим.

Мартин Теллер отнюдь не соврал, что он наполовину венгр. Неправдой была его якобы неодолимая любовь к венгерской кухне, которую на самом деле он ненавидел всеми фибрами души, особенно гуляш, как, впрочем, и остальные блюда, приправленные жгучим венгерским перцем. По его личному убеждению, именно необходимость готовить отцу наперченные венгерские блюда, а потом вместе с ним поглощать их и свела до времени в могилу его скандинавку мать.

Глава 6

— Но ведь были же у Сазерленда друзья? С ними вы успели связаться? — допытывался у Мартина Дориан Марс.

— Мы этим сейчас занимаемся, — отвечал Теллер.

— Нерасторопно занимаетесь. Вот и начальник управления сегодня звонил. Он рвет и мечет в нас громы и молнии.

Ну Дориан, ну мастак завернуть фразу! Но ничего, нас тоже голыми руками не возьмешь…

— А что он ожидает, что мы будем творить чудеса? — Теллер курил гвоздичную сигару.

— Очень прошу, не кури ты свое отвратительное зелье у меня в кабинете. От этой мерзости нормального человека рвет.

— Меня не рвет.

— Прошу тебя.

— Хорошо, будь по-твоему. — Он бережно загасил сигару, сохраняя недешевый окурок.

— Давай подытожим, что сделано на сегодняшний день, — сказал Марс. — В Верховном суде вы всех опросили?

Теллер отрицательно покачал головой, не отрывая взгляда от потушенной сигары.

— Нет, конечно, на это требуется время. Если человек работает в Верховном суде, то организовать с ним беседу ох как непросто!

— А родных Сазерленда опросили?

— Как раз над этим сейчас работаем. Пока что побеседовали с отцом, с психиатром то есть; мужик он недюжинный, скорее замкнутый, но самоуверенный и заносчивый, как черт знает что. Хорошо одевается. Есть еще сестра, пишет диссертацию в Калифорнии.

— Ты не можешь выражаться яснее? У нее диссертация по калифорнийской тематике? В какой области? Калифорнийское право, политика, география?

— Калифорния, Дориан, это штат, в нем есть университет, где ее взяли в аспирантуру. А диссертация у нее по литературе.

— Классической? Английской?

— Венгерской.

— То есть поехала в Калифорнию защищать диссертацию по венгерской литературе?

— Это ее частное дело. С матерью покойного я пока побеседовать не успел.

— Это еще почему? Нерасторопность, как известно, злейший расхититель времени.

— Потому что ее единственного сына застрелили в Верховном суде. Смерть сына обычно не лучшим образом отражается на здоровье матери.

— Поговори с ней немедленно. Говори с кем угодно о чем угодно, только побыстрей разворачивайся. Чтобы работа кипела. А то на меня сверху давят так, что скоро можно будет просунуть под дверь.

— Это они умеют, — согласился Теллер.

— С Министерством юстиции взаимодействие налажено?

— Само собой. Мы созваниваемся каждый день.

— Прекрасно. А теперь, Марти, скажи мне, что ты нутром чувствуешь по этому делу? Как о нем мыслишь?

Теллер неопределенно пожал плечами.

— Пока не за что зацепиться. Я бы поделился с тобой хоть мало-мальски обоснованной версией, но и ее пока нет. Единственное, что я могу тебе сказать на данном этапе, — что его, мне кажется, убила женщина.