Пурпурная линия - Вольфрам Флейшгауэр

Насколько я понимал в шахматах, в обороне Кошинского было одно уязвимое место, и действительно, не успели мне принести чай, как он появился в дверях бара, подошел ко мне и объявил, что этот хормейстер из Нюрнберга уже третий раз подряд загоняет его в ловушку. Между прочим, интереснейший человек, который без обиняков заявил, что четыре года жил в Бауцене и за это время сумел стать первым на местном шахматном Олимпе, что ни за что не удалось бы ему, Кошинскому. Однако день был слишком хорош для того, чтобы размышлять о сложных вещах.

Он взял у меня бумаги, положил их на стол портье, и мы покинули отель через вход в сад. Через несколько минут нас окружила прохладная утренняя тишина Шварцвальда. Мои мысли между тем были уже далеко. Через несколько дней мне предстояла поездка в Брюссель и подготовка к курсу лекций. Я глубоко вздохнул и постарался отогнать от себя мысли об этой неприятной неизбежности.

Мы прошли по прогулочной дорожке, потом свернули на узкую тропинку. Вскоре мы дошли до развилки и выбрали самую нехоженую тропу, которая вознаградила нас волшебным видом. Через полчаса крутого подъема мы добрались до выступа скалы, с края которого была видна равнина, огромной скатертью простиравшаяся до самого горизонта. Небо было чистым, если не считать пары неподвижных, похожих на ягнят облаков, которые висели над равниной.

— И что? — наконец спросил он. — Как вы находите эту историю?

— Я прочитал ее, можно сказать, на одном дыхании, — ответил я. — Но вы правы. Вывод не совсем убедителен. Вопрос так и остался открытым.

— Я убежден в том, что заключительная часть — это не более чем набросок. Разговор с Баллерини должен был дать нечто большее. Неясность относительно истинных заказчиков — это единственное, что задерживает художника в городе. Этот мотив, без сомнения, должен быть развернут более подробно. Представляется, что все это можно заключить уже из одной сцены в комнате умирающей. Виньяк стоит перед трупом герцогини, и вдруг появляется рыжеволосая дама, которая вовлекла его в роковую игру. Между прочим, она существовала в действительности. В источниках нет-нет, да и мелькнет упоминание о некой La Rousse, скандально известной женщине из ближайшего окружения герцогини. Она и ее муж, капитан гвардии де Менвиль, после смерти Габриэль оказались в Бастилии, где пробыли шесть лет. Никто не знает, за что их туда отправили. Если быть кратким, то об этом упоминается в допросе маркиза де Рони. В 1605 году оба снова оказываются на свободе и при прежних почестях, чему тоже нет удовлетворительного объяснения. Но сам факт подтвержден документально.

Теперь о заключительной сцене в мастерской. Надо было убрать последнего свидетеля. Морштадт заставляет Сандрини утверждать, что герцогиня сама сделала заказ на картину, чтобы оказать давление на короля. Очень странная мысль. Виньяк уже не знает, чему верить. К сожалению, это очень внезапный конец. Если подумать, то это вовсе не конец. Я надеюсь, что вы тоже не поддались на этот обман, но все же возьму на себя смелость утверждать, что у меня создалось впечатление, что Морштадт не закончил свое произведение.

Кошинский снял пиджак.

— Да, — заговорил я, — было бы очень интересно узнать, кто в действительности заказал картину. Но совершенно неясным остается еще одно обстоятельство, а именно, что общего у этой картины с необычными обстоятельствами смерти герцогини.

— Да, это действительно самое странное во всех записках. Существовал ли заговор против герцогини? Или соответствует действительности то, что Морштадт вкладывает в уста врача? Король действительно не собирался жениться на герцогине? Если бы это можно было доказать, то можно было бы утверждать, что покушение на ее жизнь было излишним.

— И как вы думаете? — спросил я.

— Я думаю, что герцогиню отравили. Морштадт заблуждается. Но книга не закончена. Он сформулировал прекрасную теорию, но не нашел ничего больше в ее подтверждение. Если бы он так не усложнил сюжет, то у него мог получиться превосходный детективный роман.

— Но он должен был опираться на факты. Или все записки — это чистый вымысел?

Кошинский пожал плечами.

— Естественно, я не все проверил. Основные события фабулы исторически достоверны. Однако этот случай так и не нашел своего окончательного объяснения. Однако для меня лично существует вероятное решение. Смерть Габриэль в двух шагах от трона не могла быть случайной.

— Но в рукописи утверждается нечто совершенно противоположное, — возразил я.

— Вы имеете в виду слова Баллерини?

— Да, — сказал я. — Врач утверждает, что герцогиня умерла от своего чересчур возбужденного состояния. В ее болезни не было признаков потребления какого-то внешнего яда. Не было рвоты после еды в доме итальянца.

— Дорогой друг, врач — это вымышленный персонаж Морштадта.

— Пусть так, хорошо, но из всего рассказа логически вытекает именно то, что утверждает Баллерини. Это же немыслимо, что герцогиню отравили с согласия короля.

— Почему с согласия короля?

— Потому что во всех пассажах рукописи, которые указывают на возможность отравления, содержатся отягчающие для короля обстоятельства. Смотрите, Генрих и Габриэль находятся в замке Фонтенбло. Внезапно он решает отправить ее на Пасху в Париж. Это беспрецедентное событие. Габриэль охватывают сильные сомнения. Почему она должна разлучаться с королем за неделю до бракосочетания? Но Генрих неумолим. Прощание на переправе в Мелюне устрашает. Потом герцогиню намеренно привозят в дом Дзаметты, покидая ее на милость итальянца. Едва успев поесть, она падает, а потом у нее начинаются приступы страшных судорог. Король, узнав о ее болезни, медлит два дня и только потом наконец отправляется в Париж. На полпути его перехватывают, сообщают ему лживую весть о смерти герцогини, хотя она была жива еще целые сутки после этого. Обман остался безнаказанным. Все указывает на то, что король каким-то образом принимал участие в организации этого несчастья.

Я отнюдь не исключаю возможности того, что Генрих знал о заговоре. Судя по всему, он был очень доволен, что все дело разрешилось именно таким образом.

Утверждение Кошинского показалось мне чудовищным.

— Такого я не могу себе даже представить, — возразил я. — Кроме того, из протоколов допросов Рони и Ла-Варена ясно следует, что никто из современников всерьез не думал об отравлении.

Мой собеседник рассмеялся.

— Ну, это-то как раз совершенно неудивительно. Они оба остерегались наговорить лишнего. Рони и Ла-Варен имели веские основания отвести от себя возникающие подозрения по поводу изменнического участия в необъяснимой смерти герцогини. Рони ненавидел герцогиню всеми фибрами души. Кроме того, его волновала законность наследования трона. Ла-Варен был тайным иезуитом. Орден был изгнан из Франции после того, как один из его членов совершил покушение на жизнь Наварры. Если бы король женился на католичке Марии Медичи, вслед за ней во Францию вернулись бы и иезуиты. Таким образом, убийство Габриэль могло пойти на пользу ордену. Кроме того, сам король ни разу не выказал интереса к глубокому расследованию обстоятельств дела. Похоже, что для него смерть Габриэль была просто даром небес.

— Вы действительно так думаете?

— Я не хочу сказать, что Генрих сам приложил руку к убийству. Но он совершенно осознанно поставил Габриэль в опасные условия и не принял никаких мер предосторожности, чтобы отвести от нее возможный удар. Кроме того, все знают, что у герцога Фердинанда во Флоренции была чуть ли не фабрика по производству ядов.

Аргументы Кошинского показались не слишком убедительными, но он, помедлив, высказал другие аргументы, против которых мне нечего было возразить.

— Для Фердинанда Медичи ситуация была совершенно ясна, — заговорил мой друг. — Как только с дороги уйдет Габриэль, будет совсем не трудно посадить на французский престол его племянницу Марию. Для всех это было оптимальным решением. Для Рима, Флоренции, да и для самой Франции. Об этом и пишет Морштадт. Брак с Габриэль в династическом смысле был бы равен катастрофе. Почему бы немного не помочь делу? Как только Габриэль будет устранена, никто не станет особенно выяснять причину смерти, но зато многие обрадуются, что щекотливая ситуация разрешилась сама собой. Кроме того, это не первое отравление на счету Фердинанда. Есть подозрения, что именно он отравил своего брата Франческо и его жену Бьянку Капелло. Это одна из тех примечательных историй о смертях в том семействе, которые так и не нашли удовлетворительного объяснения. Фердинанд, его брат Франческо и жена брата Бьянка находились все вместе в загородной резиденции. В течение нескольких часов оба последних умирают от неизвестной болезни. Каждый понимал, насколько мало любил Фердинанд интриганку Бьянку, и подозрение о том, что одновременно с нелюбимой невесткой он убрал и брата, никогда не теряло силу. Герцог Тосканский был опытным отравителем.