Обещание страсти - Даниэла Стил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, я рада. Правда рада. Просто чувствуешь себя странно, когда что-то меняется. Беззащитной. Во всяком случае, со мной это так происходит.
– Да.
Он кивнул и надолго замолчал. Она допила чай, ее черное платье придавало ей суровый вид. Он наблюдал за ней, и прошло немало времени, прежде чем он снова заговорил. А когда заговорил, в его голосе прозвучали странные нотки. Утренняя шутливость улетучилась.
– Кассия, я должен кое-что тебе сказать.
Она невинным взглядом посмотрела на него, пытаясь улыбнуться.
– Что, любовь моя? – потом пошутила: – Ты тайно женат и у тебя пятнадцать детей?
Она говорила с уверенностью женщины, которая знает, что у него нет от нее секретов.
– Нет, дурашка. Я не женат. Но есть кое-что другое.
– Намекни мне.
Но на этот раз она не волновалась. Это не может быть чем-то важным, иначе он не стал бы говорить об этом сейчас. Он знает, что она расстроена из-за Тиффани.
– Детка, я не знаю, как сказать тебе по-другому, кроме как выложить все напрямую. Но я должен это сделать. Это не может больше ждать. Они устраивают слушание о замене моего условно-досрочного освобождения на лишение свободы.
Его слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Все разлетелось вдребезги, и наступила тишина.
– Что?
Она, должно быть, не расслышала его. Ей это приснилось. Это один из его ночных кошмаров, который она по ошибке подслушала.
– Слушание. Мне назначили слушание. По поводу моего условного освобождения. Они хотят аннулировать его. За участие в организации беспорядков в тюрьмах. Другими словами, за агитацию.
– О господи, Лукас, скажи мне, что ты пошутил.
Она закрыла глаза и замерла на месте, словно ожидая чего-то. Он заметил, как задрожали ее стиснутые на коленях руки.
– Нет, детка, я не шучу. Хотел бы, но не могу.
Он потянулся и взял ее маленькие ручки в свои. Она медленно открыла глаза, утопающие в слезах.
– Как давно ты это знаешь?
– Такая опасность существовала уже некоторое время. Честно говоря, еще до того, как я познакомился с тобой. Но я никогда не верил, что это произойдет. Сегодня я получил подтверждение по поводу слушания. Я думаю, виной всему забастовка в Сан-Квентине. Это их окончательно достало, и они решили взять меня за задницу.
И еще убить Моррисея.
– Господи, что мы будем делать? – Ее лицо обмякло, по нему покатились слезы. – Они могут доказать, что ты к этому причастен?
В ответ он покачал головой, но не совсем уверенно.
– Нет. Поэтому они так и взбесились. Сейчас они постараются притянуть меня к ответу за все, что смогут нарыть. Но мы сделаем все, что в наших силах. У меня хороший адвокат. И мне повезло. Несколько лет назад нельзя было нанять адвоката для участия в слушаниях. Только ты и совет по освобождению. Так что подбодрись, все могло быть хуже. У нас хороший адвокат, и мы вместе. И они не могут возражать против нашего образа жизни, он безупречен. Просто придется сделать то, что делают в таких случаях. Дождемся слушания и будем бороться.
Но они оба знают, что ключевым моментом будет не забастовка и не их образ жизни. Его обвиняют в агитации. И это соответствует действительности.
– Ну же, Мама, держись.
Он наклонился, чтобы поцеловать ее, и попытался обнять, но ее тело стало одеревеневшим и неподатливым, а лицо, по которому катились слезы, низко склоненным. Он увидел, как дрожат ее колени, и почувствовал себя так, словно убил ее. И в определенном смысле так оно и есть.
– Когда назначено слушание?
Она ожидала услышать, что на следующий день.
– До него еще больше шести недель. Восьмого января, в Сан-Франциско.
– И что потом?
– Что ты имеешь в виду?
Она сидела так неподвижно, что напугала его.
– Что, если они вернут тебя обратно в тюрьму?
– Этого не случится, – приглушенно сказал он.
– Но если случится, черт возьми, Люк? – Ее крик боли и страха взорвал тишину.
– Кассия, не случится!
Он понизил голос и попытался успокоить ее, в то же время сражаясь с собственным отчаянием. Все происходит совсем не так, как он планировал. Но чего он мог ожидать? Он должен был знать это с самого начала. Он ласково увел ее из ее собственного дома в свой дом, а теперь сидит здесь и сообщает ей, что их дом может сгореть. Она посмотрела на него таким взглядом, словно она опять осиротела. И боль, которую она испытывает, причинил он. Он почувствовал всю тяжесть этого, словно ему на сердце положили мешок с цементом.
– Дорогая, ничего такого не случится. А если случится – и это только «если», – мы будем жить с этим. У нас обоих хватит для этого мужества. Если нам придется.
Он знает, что ему хватит мужества. А ей? Судя по тому, как она выглядит, не сейчас.
– Лукас, нет! – прошептала она.
– Детка, мне так жаль…
Ему больше нечего ей сказать. То, чего он так долго боялся, наконец произошло. Но самое смешное в этом то, что до встречи с Кассией он боялся не так. Даже совсем не боялся. Он рассматривал это как потенциальную цену, которую придется заплатить, как возможное неудобство. Ему нечего было терять. А теперь он имеет все, и это «все» поставлено на карту. И она должна будет заплатить вместе с ним. Но он обязан был ей это сказать. Алехандро говорил ему это в течение нескольких недель, а он все откладывал, уклонялся и лгал сам себе. Но теперь ложь осталась позади. Скомканное извещение лежало на столе. Они взяли дело в свои руки. Одной рукой он ласково приподнял ее лицо за подбородок и нежно прижался губами к ее губам. Это все, что он может дать ей – то, что он чувствует, то, как он любит ее. У них все еще остается шесть недель. Если раньше его не убьют.
Глава 22
В День благодарения они ели горячие сэндвичи с индейкой в их гостиничном номере в Чикаго. Угроза грядущего слушания нависла над их головами, но они отчаянно старались игнорировать ее. Они редко обсуждали ее, разве что только иногда, поздно ночью. До слушания оставалось шесть недель, и Кассия решительно настроилась не давать этой угрозе разрушить их жизнь. Она старалась быть веселой с почти невыносимым упорством. Лукас знал, что с ней творится, но он ничего не мог с этим поделать. Он не может одним только своим желанием отменить это слушание. К нему вернулись его ночные кошмары, и он расстраивался из-за того, как выглядит Кассия. Она начала худеть. Но держалась стойко. Она шутила по-прежнему, и они неплохо проводили время. Внезапно они начали заниматься любовью два или три раза в день, иногда даже четыре, как бы про запас. Шесть недель – это так мало. Когда они вернулись в Нью-Йорк, у них оставалось пять недель.
… – Кассия, ты плохо выглядишь. Ты очень плохо выглядишь.
– Эдвард, дорогой, ты сводишь меня с ума.