Эпиталама - Жак Шардон

С задумчивым видом повернувшись к столу, она убрала с него книгу, чтобы освободить место для чая.

— А вы, Андре? — вдруг спросила она. — Расскажите мне о себе. Все жалуются на вашу леность. Вы заставляете вашу семью волноваться. Я знаю, вы ищете квартиру…

— Лучше расскажите мне о Нуазике, — сказал Андре. — Я надеялся увидеть вас на свадьбе моей сестры. Мне было бы приятно пройтись вместе с вами по улицам нашего городка. Представьте себе, я встретил Самбюка. Вы помните Самбюка?

— Самбюка… да… припоминаю… Самбюк… театр Самбюка.

— Теперь он работает учителем гимнастики. Уверяю вас, я был взволнован встречей с этим добрым призраком прошлого! Самбюк не сомневался в том, что он великолепен; ему и невдомек, что видел в нем я. Он разговаривал со мной, как самый настоящий болван!

— Самбюк! Какое древнее прошлое вы мне напомнили! Вы тогда были прямо помешаны на этом театре. Даже одно время собирались уехать с ними. Нет, я ошибаюсь, вам просто хотелось уехать; уехать куда глаза глядят. Помните? Я была в восторге от этого бегства. Впрочем, вы всегда меня удивляли. Я восхищалась вашей экспансивностью, вашими выдумками. Ваш голос приводил меня в трепет, когда мы играли драмы. Я знала, что вы станете удивительным человеком. Только не знала кем: может быть, великим актером. Вот-вот, великим актером.

— Да, — важно сказал Андре. — Я припоминаю.

— Теперь-то вы можете мне сказать. Куда вы тогда собирались уехать?

— Не знаю.

Неожиданно воодушевившись, так, что лицо его от прилива эмоций раскраснелось, он продолжал:

— То есть знаю. Но вы не сможете меня понять. Это уже тогда было что-то вроде нетерпения и усталости. Вам это неведомо. Желание все начать сначала, быть другим и на другом месте. Да! Оставить едва обжитое место, бросить наполовину прочитанную книгу, бежать.

— По-видимому, вас еще и сейчас следует иногда бранить, — проговорила Берта серьезным тоном, каким она в былые времена разговаривала с Андре, когда тот восхищался ее житейской мудростью. — Вы верите в прекрасные сюрпризы судьбы. Но жизнь ведь течет по более спокойному руслу, и в один прекрасный день вы вдруг обнаружите, что потеряли попусту несколько лет.

Берта поставила чашку на круглый столик возле стула, с которого Андре только что вскочил. Он сел, но тут же снова встал, не находя себе места от жары в квартире, и, раскрасневшийся, продолжал скороговоркой:

— Вот вы все благоразумная. Вы всегда отличались благоразумием. Но нужно беречь мудрость на черный день. Жизнь ведь довольно нелепа. Она разочаровывает тех, кто хочет все предусмотреть и все заранее вычислить. И порой вознаграждает как придется того, кто подвергал себя ненужному риску, или того, кто плыл по течению, ни о чем не заботясь. Никогда не знаешь, кто на самом деле бежит впереди, а кто отстает.

Андре подошел к Берте и поглядел на нее с серьезным выражением на разрумянившемся лице.

— Вот вы полагаете, что я ленив. Но что-то во мне делает свое дело. Я чувствую, как мое будущее подспудно организуется в сферах, мне пока еще недоступных. Я определяю свою судьбу по тайным ее движениям. Вы считаете меня достойным жалости? Вы ожидали от меня большего? Вы думаете: «Вот передо мной бедный юноша, который губит себя». Так вот! Я вам отвечу: «Запомните этот день и эту минуту. Сейчас пять часов. Посмотрите на эту голубую подушку: она закрепит наши воспоминания. Запомните, что я говорю вам перед этой голубой подушкой: „Однажды я вас удивлю!“».

— Нет, Андре! Вы меня не разочаровали. Я восхищена вами! — воскликнула Берта, глядя на него с легкой, немного иронической улыбкой и мечтательным выражением, от которого в уголках ее глаз появились маленькие морщинки. — Вы молоды! Уверяю вас, быть молодым — это великолепно!.. Оставайтесь с нами ужинать: Альбер будет рад видеть вас, — добавила Берта, когда Андре встал.

— Я лучше зайду в следующий раз.

— Ну так приходите поскорее, и в следующий раз отужинаете с нами. Мы поговорим о вашей квартире; нужно, чтобы она была хорошей. Я посоветую вам что-нибудь. У меня есть весьма ценные идеи.

Стоя рядом с Андре в маленьком лифте, Берта сказала:

— Я нашла вам обои для гостиной. Их должны были принести сегодня утром.

— Мне кажется, я трачу слишком много.

— Ваш отец дает вам четыре тысячи франков. Вы израсходуете вдвое больше. Он будет очень доволен. Он хочет, чтобы вы хорошо устроились. Он вас балует. Вас всегда баловали! — сказала она, стуча в дверь квартиры кончиком зонта.

Маляр, насвистывавший за дверью, открыл им, и Берта подошла к окну, на котором еще не было никаких штор.

— Слишком открытый вид, — заметил Андре. — Слишком много света. Чувствуешь себя так, словно тебя вытащили наружу и отдали на растерзание пространству; такое ощущение, что ты не дома.

— Погодите. Здесь не хватает обоев, мебели, — возразила Берта, проходя по гулким комнатам и рассматривая квартиру словно в первый раз, хотя она приходила сюда ежедневно.

— Вот мои обои, — сказала она, приподнимая подол юбки, чтобы войти в кухню, заваленную штукатурным мусором.

Андре приколол конец рулона к стене в гостиной.

— Мило, не правда ли? — спросила Берта.

Она отступила на несколько шагов назад, не отрывая взгляда от обоев, затем поискала глазами стул в пустой комнате. Андре нашел за приставной лестницей табуретку, смахнул перчатками с нее пыль и поставил ее перед Бертой.

— Скажите мне, Андре, — проговорила она, повернув голову в сторону прикрепленных к стене обоев, — вы серьезный мальчик? Я вот привожу в порядок вашу квартиру; надеюсь, вы не станете приводить сюда разных милых дам?

— О! Я? Женщины…

— Я помню, вы всегда бегали за какой-нибудь юбкой.

— Уверяю вас, о женщинах я и не думаю. За те два года, что я живу в Париже, я не перемолвился словечком ни с одной парижанкой.

— Возможно, женщины, которые вам встречались, не в вашем вкусе. Вам нравятся более скромные и более пикантные девушки. Вам нужна такая женщина, чтобы ее можно было разгадывать.

Берта перестала рассматривать обои и с улыбкой обратила на Андре испытующий взгляд:

— В сущности, вы немного…

— Что немного?

— Не скажу.

Андре с загоревшимися глазами схватил Берту за запястье.

— Я хочу знать. Что немного? Говорите!

— Нет, — ответила Берта, отталкивая его своей муфтой. — Вы этого от меня не узнаете.

— Ладно! Только вы ошибаетесь, — сказал Андре, отпуская ее руку. — Клянусь вам, любовь в моей жизни ничего не значит.

Торговец, не переставая говорить, наклонил кресло, чтобы показать Берте одну его деталь.

— Посмотрим, — сказала Берта с задумчивым видом, и взгляд ее, сопровождаемый взглядом продавца, скользнул в сторону одного из шкафов.

— Я подумаю.

Она в последний раз осмотрела кресло. И в этот момент какая-то дама с громадными серьгами в ушах, державшаяся исключительно прямо в этом подобии гостиной, заставленной мебелью, сдержанным кивком ответила на приветствие Андре.

До поворота на улицу Бак Берта молчала, затем сказала Андре:

— Кресло это стоит не очень дорого. Но пока подождем. Мы вернемся туда на этой неделе.

— Мы можем его упустить.

— Ничего, не бойтесь. Кресло никуда не денется, оно стоит там уже два года.

— Жаль, что вы не прислушивались к речам продавца. Какой великолепный обманщик! Какие роскошные слова! Кресло хорошее, стоит недорого, и мы желаем купить его; но такому артисту этого мало. Ему хочется еще распалить нас.

Подталкиваемый толпой, Андре сошел с тротуара; он нагнал Берту возле переливающейся огнями витрины кондитерской и продолжал:

— Он хочет, чтобы вещь привлекала нас своей формой, стариной да еще всеми теми достоинствами, которые он ей приписывает и которые не более сомнительны, чем все остальное. У этого человека язык без костей, — великолепный инструмент для обмана и завоеваний. Что ему истина? Для него смысл бытия, его долг, его честь сводятся к тому, чтобы соблазнять. Природа ведь тоже добивается победы благодаря выдумке.

Они свернули на неосвещенную улицу; толпа, заполнявшая тротуар, вновь разъединила Андре и Берту, и он прервал свои рассуждения, чтобы продолжить их перед домом Пакари.

Он продолжал говорить и в гостиной, и немного громче тогда, когда Берта ушла в свою комнату снимать шляпу. Когда он подходил к открытой двери, чтобы отвечать ей, то, несмотря на попытки отвернуться, все же видел в зеркале отражение ее кровати и ее фигуры.

В гостиную вошел Альбер.

— Я узнал ваш голос, — сказал он с улыбкой, — вы ведь поужинаете с нами?.. Правда же, — обратился он к Берте, — он поужинает с нами.

Альбер прошел в свой кабинет, и Ваньез пригласил туда господина Жома.