Светлолесье - Анастасия Родзевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ранней порой, пока все спали, Альдан уходил в лес и возвращался затемно. Тогда в мельнице загоралась свеча, и Минт говорил, что травник днюет и ночует над снадобьями. Лишь однажды я увидела Альдана на лугу, но не успела окликнуть, как он исчез в противоположной стороне.
Травник явно меня избегал. Когда Минт, услышав это, ничего не ответил, я поняла, что недалека от истины. Причины такой перемены словно тянулись к тому вечеру, когда червенцы поймали Меная. Я смутно помнила свой танец, заклятье без основы, отгоняла от себя страх. Вдруг травник снова углядел что-то странное? Вдруг это его оттолкнуло? Но… с чего бы Альдану вообще на меня глядеть?
Даже если бы я нравилась кому-то, похожему на Альдана, он бы никогда не захотел разделить свою жизнь с такой, как я. С колдуньей. После казни Меная я осознала эту простую истину во всей ее полноте. У меня никогда не будет семьи. Никогда. Переезжать с места на место, скрываться, жить в горницах, подобных той, что соорудила для своей дочери Мафза. Да и как растить детей? Подобные мне не должны иметь их вообще. Кто посмеет обрекать любимых на такую жизнь?
Пожив с этой мыслью, я сделала над собой усилие и перестала бросать взгляд на неразобранную постель травника и задавать вопросы о нем. Возвращалась домой с тяжелой головой, быстро ела и, забравшись на печь, засыпала крепким сном без сновидений.
Но Ночь Папоротника подкрадывалась неумолимо. Обрядовые хлопоты оказались приятнее мрачных слухов, все реже на улицах вспоминалось торжище, Менай и дикое лесное зверье: вскоре всюду было только и разговоров, что о празднике. Девицы перечисляли имена завидных женихов (Дан был первой жертвой в списке), а горожане постарше, которых не сбивала с толку любовная лихорадка, приторговывали нарядами, мазями и запрещенными оберегами для привлечения женихов и невест. Чего только не было: и коготь ворона для прозорливости, и сушеная мышья лапка для плодовитости. Лишь Единый ведает, сколько подобных пустяковин цепляли к обрядовой ленте в надежде на супружеское счастье.
Я же помнила рассказы Феда. Не о счастье была Ночь Папоротника. За долгие годы обычай изменился, забылась тревожная правда. Червенцы могли сколько угодно говорить, что Солнцеворот и его обряды принес Единый, но чародеи знали, что издревле эта Ночь принадлежала старым богам. И то был недобрый сказ. Молодой Солович, явившийся на встречу с возлюбленной, одни лишь слезы нашел, да и те цветком папоротника обернулись. То был знак от любимой, памятка: «Приложи цветок к сердцу горячему, пламенному, иди через мрак колодезный. Иди, путник…»
С той поры цветут папоротники, дорогу освещают. Помогают тем, кто гонится за утраченным. Может, и богиня до сих пор ждет своего возлюбленного. Кто знает?
Быль и небыль – удел сказителей. А в сказках Феда говорилось, что цветок папоротника твари Нижнего мира стерегут, путникам глаза морочат, дороги путают.
Но мне это сулило только одно: придется искать цветок самой. С этим не хотел мириться Минт, но в конце концов сдался. Мы договорились, что он будет ждать у кромки леса и следить за мной через заговор-клинок.
Благодаря своей подработке, мне удалось скопить денег и разжиться новой рубахой со святоборийской обрядовой вышивкой. Кузнец, жену которого я вылечила от головной хвори, подарил мне височные кольца и пояс с медной, чуть позелененной временем узорчатой бляшкой. Казалось, что словно все мы, чужаки и линдозерцы, замешаны в одной кадушке с опарой и только и ждем того, когда же наконец нас выставят в теплое место. Поэтому, когда наступил назначенный день, тесто вспухло и события полезли через край.
Сначала Яния разбудила меня громыханием за печкой. В последнее время девушка частенько забегала помочь по хозяйству, и, стыдно сказать, на этом мы с ней сошлись.
– Дайте поспать добрым людям, – пробурчала я и бросила в нее подушкой.
– Лесёна, – дрожащим голосом позвала она и, едва я спустилась, втиснула меня в угол между стенками. – Ты что, забыла? Чтобы привлечь жениха, надо напечь пирогов и всем показать! А у тебя ничего не готово!
– Да, – ответила я, спросонья не понимая, о чем она толкует.
– Лесёна! – обрушилась на меня девушка. – Это же позор!
Я пожала плечами.
– Просыпайся скорее, – велела она. – Вот ведро, принеси воды.
Смирившись с тем, что весь день мне придется изображать девицу на выданье, я отперла дверь и вышла во двор.
– О, сестрица!
Минт, свеженький и румяный, стоял возле старой мельницы. Хлипкая дверь за ним подозрительно дернулась: похоже, сам наемник ее и закрыл.
– Ты что там делал?
– Да так, гулял. – Названный братец отмахнулся, в два прыжка подлетел ко мне, взял ведро и сам пошел к колодцу. – Чего такая хмурая? Не бойся, всех женихов не расхватают.
– Ты мне зубы не заговаривай.
– Лучше послушай, что я только что сочинил:
Во тьме искрится злата пыль.
В твоей руке моя рука.
Скорей, срывай же стебель
У цветка!
Юное дарование сделало остановку, чтобы просиять на меня улыбкой, и продолжило:
Ты моего лихого сердца
Коснулась, словно тетива,
Но выпущена уж в другую
Моя стрела!
– Чудесно, – серьезно сказала я. – Великолепный Минт, что мечом сражает недругов, а красными речами – девиц!
Воитель фыркнул и отвернулся, но от меня не укрылась его самодовольная улыбка. Я поспешила добавить:
– Так вот чем вы с Альданом вместе занимаетесь, рифмы плетете?
Минт отвернулся, загромыхал цепью, нарочно не оставляя мне случая вставить еще хоть словечко. Это было странно, ведь он на дух не переносил утайки. И дело было вовсе не в том, что Минт говорун, каких поискать, а скорее в том, что каждая такая тайна – оковы, с которыми приходилось мириться. А любой вольный сииреллец соглашается носить такое бремя лишь временно. Про это я не забывала.
– Лесёна! – крикнул Минт, переливая добытую воду из бадьи в ведро. – Тебе правда лучше не отвлекаться сейчас на посторонние дела. У тебя сегодня одно задание!
– Я думала, у нас не будет тайн друг от друга, братец.
Минт положил ладонь мне на плечо.
– Да, но ты – моя главная тайна, сестрица, – сказал он едва слышно, а потом гаркнул: – Так что не шали, милая! Сегодня буду приглядывать за тобой.
Я
