В царском кругу. Воспоминания фрейлин дома Романовых - Варвара Головина

Прежде такое состояние окружающих внушало мне жалость и презрение к ним, а теперь я сама в таком же положении и даже хуже, потому что я забыла все, что я когда-то поняла и прочувствовала. Я стремлюсь, насколько в моих силах, вызвать в себе желание земного счастья. Мне хотелось бы выйти замуж, иметь хорошего мужа, детей. Я бы очень их любила, потому что по природе своей склонна любить и привязываться. Я бы сумела внушить любовь к себе, потому что у меня дар быть кокетливой и ласковой, привлекающий ко мне. Когда я бывала поглощена чувством или мыслью, мои внешние качества были как бы парализованы. Я жила подлинной и полной внутренней жизнью. Теперь самое сокровенное во мне словно закрылось. Я вновь стала веселой, дружелюбной, обаятельной, в хороших отношениях с близкими. Одиночество, бывшее для меня некогда раем, теперь ничего не дает моей душе, я уже не молюсь, как прежде, с ощущением полного счастья. Теперь же я получаю удовольствие от каждой прочитанной книги, от стихов, от каждой прогулки, каждого маленького события, тогда как прежде все мне казалось тусклым и неинтересным. Мне доставляет удовольствие даже неопределенность будущего, я жду и надеюсь, тогда как прежде реальная жизнь представлялась мне пустыней, через которую требовалось шагать, а жила я своим идеальным миром. Один образ затмил все остальное, но по мере того, как образ бледнел, все остальное обретало свой цвет и привлекательность, и все же я знаю жизнь, все ее радости не стоят и одной минуты тоски и скорби. Я бывала сама собой только в такие моменты. Теперь я возвращаюсь к неопределенной, не наполненной и бесцельной жизни. Я даже нахожу удовольствие в том, чтобы ничего не делать, ничего не бояться, ничего не любить чрезмерно.

Я хорошо понимаю, что мое прежнее состояние не могло продолжаться долго, иначе я бы погибла. Все мои нравственные и физические способности были истощены, у меня не было никаких умственных интересов, я была безучастна ко всему, и в то же время я страдала телесно от этого бесчувственного, болезненного состояния, в котором находилась всю прошлую зиму. Папа постоянно упрекал меня за мое уныние и, как он выражался, полную апатию. Лиза говорила мне много раз, что все удивлены, почему я утратила весь свой ум и естественную живость, свойственную молодой особе. Оставалось или умереть, или жить идиоткой, или перемениться. Последнее и случилось помимо моей воли. Теперь я чувствую себя совсем другим человеком, способным жить, действовать, радоваться, любить, словом, я как будто заново родилась, и в то же время я чувствую, что нечто — мое лучшее «я» — умерло во мне. Если бы я была счастлива в ту пору моей жизни, то я уверена, что мои душа, ум, все мои способности стали бы полнее и совершеннее. Теперь же во мне навсегда останется нечто уродливое и несовершенное.

Увы, как мало мы владеем собой. Разве мы сами заставляем себя любить, страдать и забывать? Все это происходит в нас помимо воли. Наше настоящее «я» относится к прошедшему «я», как могильщик, принимающий разубранных покойников, чтобы выкопать для них могилу и в ней погрести прах. Все, что он может сделать, — это позаботиться об их могилах, поплакать над ними и бросить на них цветы. Все это очень печально, и я досадую, когда испытываю удовольствие, оттого что жизнь захватывает меня, что все проходит, все рушится, а я становлюсь день ото дня все равнодушнее ко всему.

11 сентября

Решено, что мы проведем зиму вместе с мама в деревне. Я этим удовлетворена. Однако надо признаться, что это удовлетворение весьма отрицательного свойства. Я рада, что мама не придется встречать зиму в хлопотах и огорчениях, что не будет вставать вопрос о нехватке денег, что я не увижу московскую родню, не будет тягостных впечатлений от балов и раутов, не надо совершать трудный переезд из деревни в Москву. Что касается до положительной стороны, то не могу сказать, что испытываю удовольствие при мысли о зимней тишине, одиночестве и пустоте. Было время, когда я заполняла эту пустоту мечтами, моим идеальным миром и с наслаждением упивалась грустью. Но это время прошло. Теперь я предпочитаю действие и жизнь. Я чувствую свое сердце и воображение слишком опустошенными, чтобы жить в уединении. Нужно иметь постоянное занятие, чтобы не поддаться унынию. Я наконец решилась принимать жизнь с самой веселой стороны. В душе я не желаю ничего определенного и не строю иллюзий относительно своего будущего. Я решила расстаться с прошлым, которым так долго жила. Я пребываю в настроении, когда плывешь по течению с самым полным безразличием. Я ощущаю такую легкость, будто я маленькая непотопляемая пробка.

Оттон уехал сегодня утром с дядюшкой. Он обещал вернуться через полтора месяца. Я эгоистически для себя желаю этого. Дом без него опустел и стал совсем грустным. Мне не хватает его доброго и кроткого лица. Когда мне нечего было делать, я шла к нему, и наше общение заполняло время, к тому же он очень любил и баловал меня, к чему я совершенно не приучена. Можно сказать, что я люблю людей вопреки всему, потому что те, кого я больше всего люблю, слишком редко отвечают мне взаимностью; видно, так уж я устроена, что извлекаю мало пользы из того, что даю другим. Поэтому когда кто-то испытывает ко мне явную привязанность, я бываю очень тронута и благодарна. Так приятно позволить себе немного эгоизма и доставить удовольствие другому любить и баловать тебя. Мне будет сильно не хватать Отто, потому что он так добр ко мне.

Я хочу регулярно вести дневник; когда моя жизнь или моя мысль заняты чем-то, я ничего не пишу, я чувствую, что и так ничего не теряю, но теперь, когда вокруг все так пусто, нужно непременно писать, чтобы в будущем удостовериться, что я и в самом деле жила в это время.

Графиня Элеонора Ботмер (1800–1838), в первом браке Петерсон, во втором браке Тютчева первая жена поэта Федора Ивановича Тютчева. Мать Анны Тютчевой.

12 сентября

Сегодня сильный ветер, сильный холод и сильная грусть. Я только что отошла от окна, ярко светит луна, свет ее точно такой же, как и несколько дней назад, но тогда было еще тепло и жизнь била ключом. Этот же самый вид тогда приводил меня в восторг, а теперь он наводит на меня грусть. Не то чтобы внешне все так сильно переменилось — стоят те же деревья, остались те же краски, но выражение полностью изменилось. Словно лицо близкого друга, ставшего внезапно тебе чужим. Нет ничего более общего между ним и тобою. Как я не люблю осень и ее грусть, я чувствую себя такой одинокой, оставленной, нелюбимой. Как никогда хочется иметь сильную, заботливую дружбу, чтобы скоротать эту осень. Но я что-то становлюсь слишком сентиментальной. Томление одиночества охватило меня. А впереди еще зима! Я работаю, тружусь как вол, но ведь речь не об этом. Работа заполняет время, но отнюдь не воображение. Чтобы обрести хоть каплю энергии, надо видеть горизонт, свет впереди. А у меня впереди двенадцать месяцев пустоты.