В царском кругу. Воспоминания фрейлин дома Романовых - Варвара Головина

Что же это за болезнь, бороться с которой бесполезно, — она утихает лишь тогда, когда сердце совершенно измучится борьбой.

Дарья Федоровна Тютчева (1834–1903) — вторая дочь поэта Ф. И. Тютчева от первого брака с Элеонорой Тютчевой.

12 июня

Мы уже целую неделю живем в деревне. Мне так хорошо здесь! Вначале по приезде мне было грустно. Такое настроение тянулось еще с зимы, но благодаря чудесной погоде оно совершенно исправилось. Не могу передать того, что я чувствую на природе, это будет выглядеть преувеличением. Радость от нее так переполняет меня, что не остается места уже ни для какого другого чувства, ни для желаний, ни для забот, ни для сожалений. Я смотрю на зелень, на цветущие луга, на облака, я слушаю пенье птиц, шелест листвы, вдыхаю напоенный ароматами воздух, и сердце мое переполняет безмятежная радость.

Я не думаю ни о чем, не мечтаю, не молюсь, не вспоминаю ни о чем, я только живу ощущением лета. Мне нравится ни о чем не думать, ничего не желать, не испытывать той тяжелой работы души, которой я обыкновенно одержима. Мне кажется, будто мне снова двенадцать лет, я просто чувствую и люблю природу и не занимаюсь никакими умствованиями, будто натянутая во мне обыкновенно струна вдруг расслабилась. Я испытываю восхитительное чувство покоя. Я всегда буду благодарить милостивого Бога за то, что Он придумал утреннюю пору.

Папа скучает, у него сплин, и он больше всех недоволен мною. Наверное, у меня раздражающе довольный вид. Он хочет мне доказать, что я вовсе не довольна и придумываю себе нарочитые радости. Никто не знает меня хуже, чем мой отец, он пытается судить меня по себе. Он желает меня убедить, будто я люблю свет, что я могу быть счастлива, только если устроюсь при дворе. Он не понимает, что я просто прихожу в отчаяние при одной мысли об этом. Никто меня не понимает…

30 июля

На днях Яковлев изложил нам свою теорию о человеке, его происхождении и цели существования. Запишу, потому что она показалась мне любопытной, а я могу забыть. Он сказал, что земной шар, на котором мы живем, не просто неразумная масса, но живое и мыслящее существо, бывшее когда-то единым разумом, но вследствие греха и порока это существо было повергнуто Богом в бесчувственное состояние и приговорено к возрождению через свои отдельные части: растения, животных и, наконец, человека. Каждая частичка земного шара заключает в себе дремлющий разум, из такого собрания частиц состоит и человек, в нем эти частицы очищаются и возрождаются через труд и страдание. Душа материальна, и существование ее без тела не признается. Но личность все же существует, одно и то же существо воспроизводит себя в разных формах в течение многих веков, постепенно улучшая содержащиеся в нем поточные частицы и все более их совершенствуя. Когда, наконец, все частицы земного шара будут очищены, состоится Страшный суд, человек воскреснет, и тогда личность, полностью очищенная и достигшая совершенства, будет существовать в иных формах, чем после сотворения мира. Каждый век — как поворот лопасти веялки, отделяющей доброе зерно от мякины. Яковлев считает, что своей теорией он открыл сокровенное в христианском учении. Он говорит, что Бог явился в образе человека, когда набралось достаточное количество частиц, способных принять и понять откровение.

Бог хотел показать своим примером, что страдание и самоотречение — единственный путь к спасению человека. Святые — это те, кто уже достиг совершенства, их организм не будет больше воспроизводиться во времени. Яковлев основывается на том, что ни в Ветхом, ни в Новом завете ничего не говорится о пребывании души отдельно от тела, а речь идет только о Воскресении. С помощью своей теории он объясняет и магнетизм, и симпатии, и любовь, а также постепенный прогресс человечества. Разум и чувства единого существа, земного шара, постепенно пробуждаются и живут в каждом отдельном разуме. В судный день все будет обновлено и преображено огнем и образует новое гармоническое и совершенное целое.

Очень любопытная и остроумная теория, она доставляет пищу для ума и выглядит довольно правдоподобной. Она дает понять, что весь наш мир — род человеческий, животные и растения связаны между собой глубинными и тайными узами. Мы испытываем к природе, а она к нам такую сильную привязанность, что мы не можем назвать ее бездушной, поверить, что это просто инертная неразумная масса. Лето, солнце, зелень, цветы — все это заставляет нас жить новой жизнью, не только физической, но и умственной. Ум и чувства обретают новую силу вместе с пробуждением природы. Я не хочу обожествлять природу, но почему бы мне не чувствовать родство с ней, как с сестрой, с братом, с матерью. Разве я могу заглушить в моем сердце непреодолимое и мощное чувство любви, влекущее меня к ней. А она отвечает взаимностью так, как не могут ответить люди. Осенью нам обьгано грустно, будто милая природа погибает навеки. Мы выходим из нее и в нее возвращаемся, у нас нет отдельной от нее жизни, ибо апостол Павел сказал, что тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих, и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Самое поразительное — это возникающие в иные минуты смутные воспоминания, что все это уже было и знакомо мне, хотя я уверена, что в нынешнем моем существовании этого со мной не было.

Однако я не думаю, что после смерти мы будем существовать в других формах, но я часто размышляла о том, что когда мы умрем, время перестанет существовать для нас, потому что мы сами создаем понятие времени последовательностью наших дел и поступков, и вне нас времени не существует. Спящий не знает, прошло десять минут или десять часов, умерший — тем более. Что же будет после смерти? Возможно, что в момент нашего воскресения века пройдут над нашей могилой, а нам покажется, что мы спали одну ночь, и мы возродимся душой и телом, как единый и совершенный организм. Церковь не запрещает таких взглядов, особенно наша, не признающая веры в чистилище. Впрочем, все это отвлеченные материи, на которых не следует заостряться, потому что они непреодолимо прельщают ум.

Я люблю размышлять, а еще больше знакомиться с мыслями умных и гениальных людей. Я не думаю, что стоит как-то сопротивляться влечению души и мешать собственному развитию. Прежде анализ и исследование были уделом малого числа избранных. Теперь жажда знания распространена повсюду, душа каждого стремится к познанию и постижению. Теперь уже не довольствуются тем, чем удовлетворялись прежде. Возникла потребность в более широких горизонтах. Я чувствую в душе беспокойство и жажду знания, и ничто меня не интересует так, как теоретические естественные науки, все, что касается создания видимого и невидимого, и сердце мое дрожит от радости при мысли, что это неисчерпаемое знание в течение всех времен будет раскрывать перед нами все новые секреты. Раздвигая таким образом горизонты души мыслями о великом и возвышенном, я хочу совершенствовать ее, оторвать ее от мелких интересов и обратить к Богу и его подобию, не сосредоточиваясь на мелочном выполнении косных правил ума и поведения, убивающих в нас всякие порывы души и создающих себе из набожности кумира, заслоняющего от нас Бога и вселенную. Бог даровал нам мышление и любовь к знанию. Он даровал нам необъятные стремления, не будем же убивать их. А поскольку нам достался век, позволяющий углубить знание о предмете нашей веры, воспользуемся этим преимуществом, чтобы упрочить ее.