В царском кругу. Воспоминания фрейлин дома Романовых - Варвара Головина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы хотим быть кроткими, но чтобы нас не сочли нечувствительными, хотим быть смиренными, но не утратить чувства собственного достоинства, быть немногословными и, однако, слыть проницательными, хотим быть снисходительными в суждениях, но дать понять, что мы не обманываемся в людях, хотим иметь добрые прекрасные мысли, но чтобы другие знали, что мы их имеем.
И это скверное желание заявить о себе миру разбивает вдребезги все наши добрые намерения. Ах, если бы мы могли обращать взор только на Иисуса, любить одного Его и не растрачивать внимания и любви на людей и на самих себя, вот тогда путь к Небу был бы прямым и легким. Недаром говорится, что на двух крыльях можно подняться к Господу — на простоте и целомудрии.
5 ноября
Я вернулась от Карамзиных, я видела Лизу, но это уже не она, а совсем иное существо. Как-то она мне сказала: «Когда мама умрет, моя жизнь будет кончена». Так и есть, она больше не существует, в ней происходит новая жизнь, жизнь в Боге. Глядя на нее, сердце мое разрывалось от жалости и восхищения. Она плачет, но так смиренно, она говорит о матери так самозабвенно, видно, что вся душа ее поглощена мыслью о ней, и, однако, она продолжает интересоваться жизнью, тем, что ее окружает, она с ангельской любовью снисходит к бедняжке Софи, которой необходимо отвлечься от своего горя и которая не понимает потребности Лизы непрестанно молиться и думать о матери. Чувствуется, что ее жизнь теперь — самопожертвование и самоотречение, и в этом теперь все ее счастье. Видно, что человеческое «я» в ней умерло, что ее душа — на небесах вместе с матерью, что она держится на свете только Божией милостью, проявляющейся во всем и позволяющей все любить, все переносить, все обнять. Вот как надо любить Бога, вот как Он может быть велик в душе человека. После недавнего Причастия мне иногда в молитвах удавалось полностью отдавать себя во власть Божию, но это бывали только редкие минуты. А теперь я вижу, как это воплотилось в Лизе. Увы, я, скверная и грешная, восхищаюсь ею, но сердце мое обливается кровью, когда я вижу ее безжизненной и лишенной всякой личной воли, хотя именно присутствие этой воли удаляет нас от Бога, и мы непрестанно просим в молитвах освободить нас от нее. Лиза вызывает у меня чувство восхищения и в то же время страха. Мне кажется, я уже никогда не осмелюсь разговаривать с ней как бывало, рядом с ней я такая ничтожная, маленькая. Но я люблю ее еще сильнее, я вижу в ней то, чего я часто просила для себя у Бога, — любить одного Его всей душой. Я люблю ее сильнее, но она уже не сможет любить меня, мы так далеки друг от друга.
Придя домой, я стала молиться, стоя на коленях, у меня была потребность в молитве, но не могла произнести ни слова — сердце мое сжималось.
Я эгоистка, мне тяжело ничего больше не значить для Лизы, она теперь нуждается только в Боге, она теперь испытывает к людям одно чувство милосердия. Я так хорошо понимаю, что происходит у нее в душе! Но я буду приходить к ней, чтобы учиться у нее становиться лучше, любить Господа Бога. Она увидит, как мне нужна, и снова полюбит меня.
Елизавета Николаевна Карамзина (1821–1891) — младшая дочь Николая и Екатерины Карамзиных, с 1839 года фрейлина, замужем не была. Не имея состояния, жила на пенсию, которую получала как дочь Карамзина.
11 ноября
Я так счастлива с некоторых пор. На сердце у меня спокойно, я хорошо понимаю, зачем дана жизнь. Прежде я была беспокойной, потому что хотела во что бы то ни стало человеческого счастья. Но понемногу душа моя прояснилась, я поняла, что должна выбрать тесный путь. Меня огорчает единственно то, что, несмотря на решение посвятить себя Богу, я часто совершаю дурные поступки и мое повседневное настроение сильно отличается от настроения во время молитвы. Мне часто бывает трудно обратить душу к Богу. Это меня беспокоит и волнует. Прежде я теряла мужество и совсем переставала заниматься работой души, потому что не верила в ее пользу. Но это гордыня и отсутствие терпения. Теперь я не хочу больше удаляться от Бога. Я буду просить Его так долго, пока Он, наконец, не смилуется и не поможет мне всегда и во всем чувствовать Его волю. Так хорошо знать, что Он здесь, так спокойно и безмятежно! Чувствуешь в себе силу только тогда, когда пребываешь в Боге, так что долой волнения, суету, сомнения и желание нравиться, нужно быть просто самой собой, исполнять волю Божию, а не то, что нравится кому-то. Нужно не кичиться, не возноситься, не впадать в уныние, чувствовать себя цельной, а не разбитой на тысячу противоречивых «я».
И в сердце появится ощущение теплоты и полноты — это и есть истинное счастье.
12 ноября
Я хочу записать некоторые мысли, чтобы разобраться в себе самой и уяснить, что в них верно, а что ложно.
Я провела вечер у княжны Мещерской. Вид этой старой девы заставляет меня задуматься о том, что меня ожидает в будущем. Она очень набожная, с самыми прекрасными стремлениями, но, как и все женщины, не имеющие средств, она растрачивает свой пыл впустую, она хочет быть полезной и всюду ищет приложения своих добрых намерений. Я не сужу ее, а просто хочу отметить некоторые мысли, пришедшие в голову в связи с ней.
Неужели цель набожности в том, чтобы замкнуться в ограниченном фантастическом мире и загородиться от реального мира и реальных людей с их тысячами противоречий, закрыть глаза на их многочисленные недостатки и различие положения и, не подчиняясь им, охранять свой маленький ограниченный мирок? Не знаю, есть ли в этом какой-то смысл, но это выставляет в смешном виде и набожных людей, и саму набожность. Мне кажется, что такая узость взгляда, заставляющая действовать всегда — и по поводу, и без повода — только согласно своим принципам, своим взглядам и убеждениям, уподобляет нас собеседнику, следящему в разговоре только за своей мыслью и не обращающему никакого внимания на других. В этом больше от нашего дурного «я», чем от строгого религиозного правила. Мы хорошо понимаем, что должны обуздывать себя. Мы создаем себе систему, совершенно противоположную нашим вкусам и привьгакам, и воображаем, что, подчинив себя ей, будем жить в Боге.
Многие люди уверены, что если они научатся делать то, что им неприятно, то станут добрыми христианами. Отсюда под внешним благочестием часто прячется страстное, озлобленное, ограниченное состояние ума и сердца. Конечно, такие люди делают добро, молятся, постятся, умерщвляют плоть, подают милостыню. И, однако, все их ненавидят. Они считают, что их гонят как учеников Христа, и делаются в глубине души желчными, с великим усилием оставаясь внешне кроткими. Они отвратительны и отбивают всякое желание следовать по пути Божиему. Почему же они так плохо делают добро, почему они сдавливают свой дух и свое сердце религией, как тисками? Все потому, что они забыли любовь, они создали себе ложную святыню из-за своего ограниченного понимания Бога.