Двуявь - Владимир Прягин

Да, всё не так уж сложно.

История незадачливого студента лишь повторяет похождения сыщика – но, само собой, не дословно, а с поправкой на тамошнюю специфику. Эдакий романтически облагороженный дубль, отредактированная детская версия. Россия лайт, так сказать.

Это становится особенно очевидным, если сравнить по пунктам.

Марк, получив от Риммы рисунок, видит изображение амулета – Юра находит свою наскальную роспись. Сыщик знакомится с глупенькой и страшненькой Элей – комсомолец получает свою красавицу-отличницу Тоню. За Марком присматривает стервозная заказчица-богатейка, за Юрой – мудрый всепонимающий комитетчик. «Трейсер» на время «отскока» прекращает всякую деятельность, выбывает из игры на три дня – студент на этот же срок застревает в марсианской пустыне. Марк сталкивается с немытыми каторжанами – Юру начинают преследовать загадочные «химеры». И так далее, вплоть до мелочей вроде фильма «Гостья из будущего», о котором вспоминают и там, и там.

Да, хронологически есть небольшие сдвиги туда-сюда – некоторые события в сказке могут даже опережать происходящее наяву, но это неудивительно. Что мы, собственно, знаем о настоящей природе времени? Марк ведь сам убедился: бывает так, что здесь проходят всего секунды, а там – часы. Зацикливаться на этом нет смысла, только заболит голова.

Зато не мешает вспомнить ещё одно занятное обстоятельство, на которое мальчик, может, и обратил внимание, но особого значения не придал. Он учится на историческом факультете – точно так же, как когда-то и сыщик. С той разницей, что во сне к услугам студентов – футуристические приборы, летающие маршрутки и космические корабли для полного счастья.

Засыпая, Марк словно бы возвращается в юность – только не в настоящую, которая пришлась на визгливую перестройку, а в сказочно-фантастическую. И надо ли удивляться, что страна грёз наполнена оптимизмом, любовью и небывалыми приключениями, в ходе которых Землю требуется спасти от инопланетных происков? Нет, в самом деле, чем ещё в таких декорациях заниматься? Не зачёты же, блин, сдавать…

Мальчику Юре, к сожалению, невдомёк, что жизнь, к которой он так привык, просто не может существовать в реальности. Неужели он всерьёз полагает, что техническая новинка (пусть даже такая, как «антиграв») способна поставить общество с ног на голову? Верит, что научный прорыв, совершенный в пятидесятых, не только победил гравитацию, но и продезинфицировал социум, не дав расцвести вонючей номенклатурной плесени?

Хотя какой с него, с Юры, спрос? Он – лишь беззаботная тень реального Марка, эскапистское альтер эго. Мальчик не знает, что было в реальном мире. Не видел, как плесень эта изъела всю страну сверху донизу, отравила необратимо; как она пряталась за газетными заголовками, призывавшими к трудовым рекордам и к борьбе с империализмом, а сама продолжала жрать.

Кончилось тем, что люди, глядя на это, остервенели. Даже те, кто ещё недавно упивались фильмами про Алису, теперь, надрывая горло, искренне и самозабвенно орали вслед за Цоем: «Ждём перемен!»

Самое же мерзкое в том, что в реальности плесень пережила страну, которую уничтожила. Лишь перекрасилась, сменив кумачовый цвет на долларово-зелёный, и обогатилась новыми разновидностями.

Цвет изменился, а вонь осталась…

– Алё, комиссар Мегрэ! – Римма помахала ладонью перед его лицом. – Поел? Попил? Давай излагай, что придумал насчёт «пустышек».

– Насчёт «пустышек»? – Марк не сразу переключился.

– Ты спрашивал, нет ли их у нас дома. И сказал, что это может быть важно.

– А, ну да, сейчас попробую объяснить.

Он подобрал с тарелки последний кус пирога, влил в себя остатки спиртного и побарабанил пальцами по столу, прокручивая в голове аргументы. Гипотеза-то хорошая – вопрос в том, как проверить её на практике…

– Смотри, – сказал он, – начну чуть издалека. Все наши прибамбасы индивидуального действия требуют прямого контакта: «жало» нужно воткнуть, «переводнушку» – приложить к коже, «змейку» – бросить в противника и так далее. С моими семенами – та же фигня. Из этого я делаю вывод, что и ваш амулет работает сходным образом. Грубо говоря, присасывается к хозяину, чтобы настроиться на него. Правильно ведь?

– В общих чертах, – подтвердила Римма. – Но это – не какая-то великая тайна, догадаться несложно. К чему ты клонишь?

– Просто рассуждаю логически. Амулет, как ты однажды обмолвилась, чувствуют все члены семьи. Теперь представим, что кто-то его украл и перенастроил, перекодировал на себя. Какие у тебя будут ощущения?

– Это будет больно и неприятно. То же самое – если амулет уничтожат. Но в том-то и дело – ничего подобного не было! Амулет как будто угас! Понимаешь? Он, такое впечатление, превратился в обычную железяку, утратил индивидуальность и силу, обезличился…

Она замолчала, споткнувшись на полуслове. Сыщик, наблюдавший за ней, кивнул:

– Вижу, сообразила. Ты выбрала удачное слово. Он именно обезличился, потому что теперь привязан к безликому существу. К «пустышке».

– Так… – протянула Римма. – Ай да папаня, ай да куркуль… И я, блин, тот ещё гений… Сама не могла додуматься…

– Это, в общем-то, объяснимо. «Пустышек» мы воспринимаем как скот, стараемся на них вообще не смотреть. Я сам только сегодня допёр.

– Что именно тебя подтолкнуло?

Он мог бы рассказать ей про сны, где безликие ведут себя иначе, чем в жизни, но только махнул рукой.

– Ладно, – сказала она, – давай подытожим. Значит, отец берёт каторжника и настраивает на него амулет. Врёт мне, что вещь украли. Спустя какое-то время Толик едет на Тепличную… Зачем, кстати?

– Рискну предположить, что за консультацией. Хотел, грубо говоря, уточнить, как правильно ухаживать за скотом, или что-то вроде того. Для нас это уже несущественно – главное, что про каторжника мы догадались. Дело идёт к развязке.

– Согласна. Однако напоминаю про наш с тобой договор – оплата только по факту. То есть бабло получишь, когда добудем предмет.

– Помню, не утруждайся. Говорил же – я физически не могу бросить на полдороге.

– Вот, кстати, любопытно. Предположим, мне надоело лезть на рожон, и я решила – сяду и буду ждать, пока ты мне всё принесёшь на блюдечке. Как ты будешь действовать в этом случае?

– Это мои проблемы, придумаю что-нибудь. Хочешь наблюдать со стороны – на здоровье. Я, между прочим, именно это и предлагал.

– Нет, сыщик, – она оскалилась, – после того, что сегодня было, отсиживаться я не намерена. Да и терять мне, собственно, больше нечего. Теперь либо я, либо мой папаня – других вариантов нет.

– У тебя остались бойцы? Вроде тех, из клуба?

– Фиг там. Думаешь, папахен мне разрешил бы армию собирать?

– Ладно, это я так спросил, для проформы. Лихой кавалерийский наскок – не наш метод, силы заведомо неравны. Надо как-то иначе.

С минуту они молчали