Двуявь - Владимир Прягин

– …и ждёт новую хозяйку?

– Ты прямо мысли мои читаешь.

В её взгляде опять полыхал азарт, подпитанный нетерпением, на губах бродила эйфорическая улыбка. Ну да, у неё сегодня просто праздник какой-то – завалила троих за неполный день…

– Римма! – гаркнул кто-то снаружи. – Слышишь меня?

Она осторожно выглянула из сарайчика:

– Чего тебе, Темирхан?

– Хозяин хочет поговорить! Заходите в дом!

Римма подмигнула Марку – видал, мол, как чуваков припекло? Прокричала невидимому собеседнику:

– Пообещай, что не нападёшь! И никаких спецсредств!

– Моё слово! Разговор будет!

– Да, и имей в виду – оружие я не сдам!

– Хозяин сказал – можешь идти как есть!

Она, секунду поколебавшись, вышла наружу, сыщик – за ней. Темирхан оказался гладко выбритым черноволосым здоровяком со спокойным, но цепким взглядом. Одет он, вопреки ожиданиям, был не в кожанку, а в неброский тёмный костюм.

Шагая к крыльцу, Марк ещё раз задействовал подземное «зрение», чтобы просканировать дом. Людей там было, в общей сложности, не меньше десятка, но никто из них не сидел в засаде у входа – Кузнецов-старший, похоже, действительно настроился на беседу, а не на очередную бойню.

Они вошли в вестибюль, поднялись по лестнице. Интерьер производил приятное впечатление – не какая-нибудь попсово-провинциальная версия Грановитой палаты, а строгая элегантность с буколическим флёром. Много дерева – наборный паркет, стенные панели; широкие, идеально чистые окна.

В доме царила полная тишина, никто из прислуги не попался навстречу – все затаились, ожидая развязки. Темирхан подвёл Римму с Марком к одной из дверей, коротко постучал. Надтреснутый голос велел:

– Войдите!

И сыщик наконец-то увидел врага воочию.

Высохший – словно выдубленный – старик сидел за столом. Волосы его были совершенно седы, морщины казались следами, оставленными резцом. Бескровные губы сжаты, взгляд – пронзительно-неприятный, как вспышка электросварки. «Вот же, блин, звероящер», – подумал Марк.

– Присаживайтесь, – Кузнецов указал на гостевые кресла. – А ты, Темирхан, иди. Подожди снаружи.

Тот покосился на пистолет в руке Риммы, но возражать даже не подумал – почтительно кивнул и вышел за дверь. Блондинка и сыщик, переглянувшись, сели. Хозяин какое-то время молча смотрел на них, потом произнёс:

– Рад познакомиться, Марк Игнатьевич.

– Не могу сказать, что взаимно.

– Понимаю вас. Мои люди доставили вам определённое беспокойство. Но это была, по сути, вынужденная мера.

– И снова не соглашусь.

– Это, разумеется, ваше право, – сказал старик равнодушно. – А ты, Римма, всерьёз готова в меня стрелять?

– Ну что ты! – она мило улыбнулась и качнула пистолетным стволом. – Просто пытаюсь преодолеть застенчивость.

– Садовник, насколько я понял, убит?

– Ага.

Кузнецов опять взял долгую паузу – сидел, погрузившись в себя, словно размышлял о каких-то совершенно посторонних вещах. Потом спросил у Риммы:

– Чего ты хочешь?

– Ты прекрасно знаешь, чего я хочу, отец. Перестань страдать ерундой и снова примись за дело. Или, если больше не в состоянии, перекодируй амулет на меня.

– Ты, очевидно, предпочла бы именно второй вариант?

– Естественно. В твоей адекватности я с некоторых пор сомневаюсь.

– Очень жаль это слышать, дочь. Я считал тебя несколько более дальновидной. Поэтому вынужден огорчить – предмет, за которым ты так упорно охотишься, больше не будет использоваться по-старому. Это не подлежит обсуждению.

– Ты хочешь, чтобы он оставался бесполезной железкой? Просто потому, что тебе шлея попала под хвост?

– Нет, ты не совсем права. Я хочу, чтобы наша вещь получила новое применение. Проблема в том, что мы с тобой, к сожалению, этого обеспечить не можем.

– Не поняла?

Римма и в самом деле выглядела растерянной, однако её отец не спешил вдаваться в детали – сидел неподвижно и наблюдал, как дочь пытается осмыслить услышанное. Марк решил, что пора вмешаться:

– Что значит – новое применение?

– Я попробую объяснить, Марк Игнатьевич. Здесь, правда, требуется краткий исторический экскурс. Вы готовы слушать?

– Говорите.

– Реликвия, о которой мы ведём речь, хранится в нашей семье уже больше века. Как она к нам попала, теперь неважно – главное, что она стала частью нашей традиции. По сути, это была игра – отец передаёт наследнику старинную безделушку в качестве талисмана на счастье. Наследник хранит её, хотя, конечно, не ждёт всерьёз никаких мистических проявлений. Да и какая мистика в советские времена? Так продолжалось много десятилетий, до определённого момента.

– Понятно. До Обнуления.

– Куранты пробили, и многие из привычных, до отвращения банальных вещей обрели совершенно новую суть. Наполнились, простите за выражение, колдовством. Что уж говорить о родовом амулете?

Марк медленно кивнул:

– То есть после Нуля щит с мечами перестал быть игрушкой и превратился во всамделишный талисман, который обеспечивает удачу?

– Да, представьте себе. Свою роль, безусловно, сыграл тот факт, что амулет был по-настоящему старым. Осевшее на нём время, образно говоря, конвертировалась в материальный ресурс. Он не просто «обеспечивает удачу», а как бы спрямляет путь, помогает загладить промахи…

– Сшивает разорванное?

– Можно и так сказать. У моих конкурентов тоже есть свои талисманы, но не настолько мощные. А если ещё учесть, что я и до Обнуления был в городе не на последних ролях…

Римма, слушая его, всё сильнее хмурилась и наконец не выдержала:

– Исторический экскурс подзатянулся. Что насчёт «нового применения»?

Отец, повернувшись к ней, изобразил нечто похожее на усмешку:

– Сколько раз я говорил тебе, дочь, что излишнее нетерпение до добра не доводит?

Он, похоже, отлично знал, как задеть её за живое, – лицо блондинки пошло красными пятнами, она вскочила с места и буквально заорала:

– Хватит уже! Достал! Ты что, реально не понимаешь, что всё пойдёт псу под хвост? Всё вот это вот? – она взмахнула рукой, очерчивая усадьбу. – Или тебе вообще уже пофиг? Хочешь на пенсию, чтобы кефир и тёплый сортир? Да на здоровье, давно пора! Но дело-то зачем рушить?! Топить в дерьме то, к чему так долго стремился?

Отец слушал её, чуть склонив голову набок, будто перед ним разыгрывался театральный этюд. Лишь когда дочь умолкла, чтобы перевести дыхание, спросил спокойно, почти участливо:

– Значит, ты полагаешь, что я стремился именно к этому?

– Та-а-к… – протянула Римма. – Чувствую, сейчас последуют откровения. Дай угадаю – ты тайный бессребреник? Ягнёнок в волчьей блохастой шкуре?

– Нет, – ответил старик, – я люблю, когда денег много. Люблю богатство. Советская уравниловка меня в своё время просто бесила – даже больше, чем партсобрания. Но я предпочёл бы всё-таки зарабатывать, а не рубить капусту, как это принято нынче. К сожалению, существуют реалии, к которым приходится приспосабливаться.

– Ага, ага. «Не я такой – жизнь такая».

– Ты напрасно иронизируешь. Чтобы влиять на что-то,