Доминум - Полина Граф

– Но, может, зря ты так реагируешь на Антареса? – спросила Фри, рассматривая разбросанные по столу накопители. – В смысле, до этого он вел себя адекватно.

– До этого у него не было шанса показать себя, – отрезал я. – Он хотел спасти свою шкуру. Кто знает, на что еще он способен.

– Думаешь, ему прям совсем не стоит доверять?

На секунду я перестал рыться в коробке, мысленно вернулся в то мистическое пространство и проговорил слова Черно-Белых:

– Многие звезды бессовестно лгут. Даже та, что заключена внутри.

– Это очередной ребус?

– Это моя жизнь.

Поиски наконец-то увенчались успехом.

– Фри, вот оно! – взволнованно воскликнул я, вытаскивая накопитель.

Я немедля смахнул весь мусор со стеклянной панели и привел ее в действие, подсоединяя находку. Вспыхнула световая проекция, высветившая серьезное лицо отца. Именно таким я его и запомнил, за исключением куртки адъюта. Было так необъяснимо странно видеть его в форме.

– Макс? – осторожно окликнула меня Фри.

Я отбросил лишние раздумья и стал листать. Вся информация – от места рождения до дат выходов на задания. Оказывается, он был главным в отряде последние восемь лет. Подавляющее число заданий успешные, для адъюта такое количество устраненных кандидатов и сплитов казалось поразительным. Не все они ходят на зачистки, но мой отец был именно из таких. Тех, кто может хоть немного справляться с эфиром, без всяких расспросов тащат на поле боя. Жалел ли он о том или с готовностью взял в руки оружие?

Дойдя до сведений о семье, я удивленно нахмурился.

– Ничего? – поразилась Фри.

Ни матери, ни отца. Даже жены или ребенка. Ни слова обо мне.

Наставница покачала головой.

– Да быть того не может, наверняка ошибка! В Соларуме такую информацию вылизывают до блеска, ведь семейные связи очень важны. А он еще и отец протектора!

– Да, – уклончиво произнес я. – Наверное, какая-то ошибка.

– В Лазарете вообще почти не задерживался, кроме одного раза. – Фри прищурилась, читая строки. – Сплит прямо по спине ударил. Сломана лопатка и пара ребер, порвано легкое. Офигеть, это чудо, что его успели дотащить до Соларума.

По дате ранение значилось за четыре года до моего рождения. Я знал, что у отца на спине имелись страшные шрамы, о которых он никогда не рассказывал.

И вот наконец информация о смерти.

«Погиб при исполнении обязанностей. Обливион».

И все. Одна сухая строчка, лезвием оборвавшая все, чем был отец. Обливион.

– Мертв, – бесцветным голосом вымолвил я. – И все.

Антарес ошибся. Отец не обманывал меня. Он просто-напросто умер.

Мне вдруг стало так тоскливо, гадко. Зачем вообще было давать надежду?

Я попробовал открыть подробности смерти, но их не нашлось.

– Так иногда бывает, – вздохнула Фри. – Случается, что адъют отделился от отряда или вообще вышел один на задание и… никто не видел, как точно он погиб. Все остальные подробности – в данных о посмертном осмотре, но такое хранят отдельно. Можем и их откопать, если хочешь, но в том отделе еще больше хлама. Черт, хоть бы кто из ассистов разгреб!

– Нет. – Я решительно замотал головой. – С меня хватит.

Я закрыл дело отца, и в воздухе осталась лишь фамилия – Луцем. Мое внимание приковала цифра 3, разместившаяся рядом. Когда я коснулся ее, в воздухе высветились три документа. Под первым был отец, второй содержал информацию обо мне. Но кто же третий? Как только я проверил его, экран тут же залился красным, выдавая что-то неразборчивое.

– Что это значит? – удивился я.

– Недоступно, – пояснила Фри. – Или стерто. Да весь накопитель сломан, вероятно, пустяк.

Сломан. Да, верно. Но что-то все равно продолжало меня тревожить.

– Мне нужно сходить домой. В последний раз.

Слова так неожиданно вырвались, что удивилась не только Фри, но и я сам.

– Зачем?

– Хочу напоследок узнать от матери все, что она знала об отце. Может, у меня до сих пор восстановились не все воспоминания о нем. Было бы неплохо их восполнить, прежде чем… прежде чем я навсегда закрою для себя дорогу в прошлое.

– Полезешь в душу к матери? – поинтересовалась Фри.

– Вероятно.

Тут она замялась, словно боялась сказать что-то.

– Что? – поинтересовался я.

– Макс, а какие они – души?

К этому вопросу я оказался не готов, потому застыл. Фри смутилась и стала собирать накопители обратно в коробку.

– Да, прости, не стоило мне спрашивать, это же для тебя больная тема, наверное.

– Вовсе нет, я… я не знаю, как это описать, – чуть успокоившись, ответил я. – Они… Это лучшее, что мне приходится видеть. Души уникальны и невероятны. Они не просто память. У тебя нет души, душой ты и являешься. Всё, кем ты был и кто ты есть сейчас, в один момент времени, в одном и том же месте. Словно все происходит одновременно, и… – Тут у меня захватило дух. – Ты видишь все это! Трогаешь, ощущаешь! Впитываешь и постигаешь тысячи давно забытых историй, рассматриваешь отдельные мазки и в конце концов складываешь их в единую картину – личность. Все, что ты любишь, ненавидишь, боишься, – все эти эмоции превращаются в образы и краски, из которых и выстраивается внутренний мир. И он мелькает перед глазами, уносит тебя все дальше, показывает истинную суть, и ты понимаешь, насколько сильны законы Вселенной в границах одной только души. Ведь ты ее часть. В каждом существе своя маленькая частица Вселенной, которую мы взращиваем на протяжении всей жизни, делая больше и богаче. Значимее. Если бы ты только…

И тут меня осенило.

– Только что? – спросила она.

– Дай мне руку, – улыбнулся я.

Фри удивленно вскинула брови, но просьбу исполнила. Я обхватил ее ладонь. У Бетельгейзе получилось провернуть то же со мной, почему бы и не повторить.

Все вокруг потемнело, и лишь множество свечей озаряли черноту мягким светом фиолетового пламени. Оно мерно горело, ничто не могло потушить этот вечный огонь. Мне всегда нравилась душа Фри – теплая, успокаивающая, вселяющая веру в будущее. Я порой заглядывался на нее, бродил здесь между свечей. Но теперь я был не один.

Фри в изумлении распахнула глаза и огляделась.

– Это… – еле слышно прошептала она.

– Это ты, – сказал я. – Ты и только ты.

– То есть… эти свечи – только у меня?

– В таком виде – да, – усмехнулся я, с улыбкой осматриваясь по сторонам. – Каждый твой прожитый день, каждое сказанное слово. Мысли, эмоции, поступки, секунды жизни. Бесконечные истории. И все это – ты. Мы все носим в себе кроху Вселенной, и здесь ты рассказываешь ее историю от своего лица.

Тут наставница наконец-то переборола шок и пораженно рассмеялась.

– Невероятно. И так у всех?