Доминум - Полина Граф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты сказал, что Грей забрал Маркуса, – произнес я. – Маркус тоже стал падшим?
Протектор покачал головой. Его лицо омрачилось.
– Уж лучше б было так.
– Что произошло?
По Соларуму пронесся угнетающий и тяжелый звон колокола. Где-то позади зашуршал Стефан. Дан поднял глаза к потолку, вслушиваясь в гулкий звук.
– Однажды я расскажу тебе всю историю. Она есть у каждой жизни, но и смерти ее не лишены. Однако сейчас не время. Мы должны отправить по дальнейшему пути очередного ушедшего товарища.
Он бросил последний взгляд на одну из фотографий, после чего направился к выходу. Я же задержался, чтобы рассмотреть ее, и тут же сник.
Техотдел, заваленный рабочими приборами длинный стол. Возле него юноша, старательно изучающий чертежи. «2005, Пабло Эррера».
* * *
В Усыпальницу стекались протекторы и адъюты. Адъютов, разумеется, было даже больше, чем нас, но все равно сравнительно мало. Мы их не звали, но они пришли сами, хотя то был не их обряд и не их утрата. Адъюты работали с нами над благим делом, но не являлись частью нашей системы, единого живого организма, объединенного силой звезд. Некоторые держали в руках знамена Света. Никто не говорил громко, слышался лишь тихий, почтительный ропот. Мы находились под взорами тысяч мертвецов, покоившихся в восковых горах. Свечи, единственное освещение этого огромного печального места, озаряли золотом каждый уголок. В воздухе витал запах дыма и полевых цветов. Я неторопливо прохаживался между колоннами и гигантскими изображениями созвездий, под каждым из которых покоились урны с пеплом носителей знака. Некоторые пустовали – не все тела удавалось донести до Соларума и кремировать. Как Пабло. Кремационную часть обряда пропустят, и место среди свечей протекторы отведут не для останков Пабло, а для воспоминаний о нем. Столько незнакомых имен скользило перед глазами, бесчисленное количество забытых, уничтоженных судеб. Сражайся, отдавай жизнь ради людей и Света. Кто-то должен пожертвовать собой во имя общего блага. Мы с потрохами отдавали себя Бесконечной войне и звездам, и именно тогда, стоя перед знаком Малого Пса, я впервые спросил: «Скажи, Антарес, за что мы воюем? В чем смысл? Ради мира? Правды? Лучшей жизни? Эта Война не имеет конца. В ней не может быть ни победителей, ни проигравших – тогда за что нам все это? Из-за чего она вообще разгорелась и к чему должна привести? Вы, заоблачники, сами знаете? Или так же, как и мы, слепо идете в бой и умираете только потому, что так было установлено задолго до вашего появления?»
– Бóльшая часть из нас попадает в Обливион, – тихо произнес Дан, стоя рядом со мной. Он выглядел как никогда меланхоличным. – Ненавижу это место. Только и думаю, что о забвении.
– Действительно страшно, – угрюмо кивнул я. – Вот ты есть, и вот – ничего. Пустота.
– Нет, я о другом забвении. Ужасно даже не то, что тебя не станет, а что все остальные вмиг забудут о твоем пребывании в этом мире. – Он указал на старые урны. – Вглядись. Никто уже не помнит, кем были эти протекторы, что ими двигало, о чем они грезили. Завтра многие и Пабло выбросят из головы. Никто не видит в нас личностей. Мы лишь звенья в цепи. Легко заменяемые. Умрем – и на наше место придут другие. И так до бесконечности. Приземленные не знают, что мы их оберегаем, спасаем их души и отдаем взамен собственные. Но об этих утратах позабудут даже наши братья по оружию. Ты не становишься пустым местом только потому, что умер, но, как только последний человек забудет твое имя, считай, тебя никогда и не существовало. Правда для протекторов одна. Никто о нас не знает. Никто о нас не вспомнит. Обливион отбирает не только души, но и наши имена. – Дан изо всех сил сжал челюсти. – Я душу отдам за весь Соларум и за всех вас. Ценнее у меня ничего нет, я все пожертвовал этому месту. Но я не хочу быть забытым. Не хочу быть всего лишь звеном в цепи.
Я хотел ответить ему, но услышал за спиной шепот. Несколько протекторов что-то оживленно обсуждали, то и дело с опасением и неприязнью косясь в мою сторону, однако, заметив мой взгляд, немедля ретировались. На их месте тут же возникли Коул и Тисус. Ради похорон Весы все-таки снизошел до того, чтобы надеть мундир. Тот висел на нем мешком и смотрелся неопрятно. А вот свои неизменно засаленные очки Тисус так и не снял.
– Какая неожиданная поминальная встреча, – хмыкнул он. Тисус, казалось, был единственным, кого не коснулась общая печаль.
В ответ Дан презрительно фыркнул. Коул оглянулся через плечо на остальную толпу.
– Луна очнулась, – сообщил он.
– Что?! – воскликнул я. – И ты только сейчас об этом говоришь?!
– Она пришла в себя час назад, – сухо сказал Тисус. – Пока еще отходит. И, принципиальная такая, заявила, что будет говорить только с тобой и ни с кем другим.
Коул кивнул.
– Как только закончим церемонию, немедленно пойдешь к ней. После устраиваем небольшой совет и составляем план. Времени почти не осталось, а информации о третьем осколке Антареса как не было, так и нет.
– Скоро будет, – холодно ответил Дан. – И сразу вручим Антаресу билет обратно.
Обратно. Слово колоколом отдалось в голове. Все нутро противилось этой идее.
Коул поправил перчатку на руке и пригладил воротник рубашки.
– Думаю, пора начинать, – тихо произнес он.
Как только Змееносец направился к окну и статуе протектора, все зашевелились и стали выстраиваться в ровные шеренги, уже давно заучив все тонкости обряда. Море адъютов, наблюдая, стояли позади, чуть поодаль, а протекторы – перед ними. Два первых ряда держали знамена. Никто не говорил ни слова. Флаги развевались, шуршали мундиры, стучали о мрамор сапоги. Я стоял неподалеку от центра, между Даном и Стефаном, который еле успел на похороны. С того места мне были видны многие. Впереди Паскаль крепко сжимал древко знамени и не сводил взгляда со статуи. Там же обнаружилась и Сара. Ламия находилась позади нее, и, несмотря на умело удерживаемую маску стойкости, ее глаза раскраснелись от слез. Из душ протекторов медленно вытекала
