Финальный аккорд - Кевин Милн

– Ты имеешь в виду, что, возможно, она не проснется?

Правда была горькой, но я знал, что для лжи время давно прошло.

– Нет.

– Нет, проснется?

– Нет… я имею в виду, да, она не может проснуться. Врач говорит, что мама, вероятно, не проснется.

– Никогда?

Я почувствовал, как глаза стали влажными, но я сдержал слезы.

– Никогда.

Она снова долго и неотрывно смотрела на меня, не отводя взгляда. Ее глаза начали наполняться слезами. Наконец она спросила:

– Ты поцеловал ее?

– Что?

– Как красавицу из сказки. Ей это не помогло?

– Хоуп, это не сказка. Это реальность. И как бы ни было больно, мы должны понимать, что мама, вероятно, никогда не проснется. Она не будет твоей обычной мамой.

У Хоуп начали капать слезы.

– Ты понимаешь, что я говорю?

Вытирая мокрое лицо, она ответила, мужественно кивнув головой. Затем она задала вопрос, на который я ужасно не хотел отвечать потому, что честный ответ заключал в себе ту правду, с которой я сам не хотел сталкиваться лицом к лицу.

– Но папа, если мама спит и не собирается просыпаться, что же мне сказать ей, когда мы придем в больницу?

Я больше не мог смотреть дочери в глаза, поэтому я притянул ее к себе и крепко обнял.

– Я думаю, что, может быть, будет правильно сказать ей… до свидания.

Глава 25

– Гориллы больше нет, – громко объявил я, выйдя из ванной комнаты.

– У нас ничего нет поесть, – ответила Хоуп. Я сказал, что она может выбрать любой ресторан по пути в больницу. Она мгновенно выбрала Макдоналдс.

– Пока я жила у дяди Стюарта, мы ни разу не ходили туда. Какой смысл иметь так много денег, если не тратить их хоть иногда на вкусную еду?

Кажется, ее озадачил собственный вопрос. Тогда она спросила:

– Разве сегодня не пятница?

– Уверен в этом.

– А ты разве не работаешь по пятницам?

– Ну… – замялся я, стараясь придумать подходящее объяснение тому, что я сделал. Но чем больше я думал об этом, тем больше чувствовал, что дочь должна знать, что я совершил и по какой причине.

– Я решил, что мне необходимо больше быть рядом с тобой. Ты так быстро растешь, что я не хочу пропустить это. Поэтому… я уволился. Мне придется найти другую работу, но я обещаю, что это будет такая работа, из-за которой я не буду долго отсутствовать.

– На самом деле?

Когда я кивнул, она обвила руками мою шею.

– Я люблю тебя, папа.

Через час мы приехали в больницу, до отвала наевшись горячими пирожками и яичными макмаффинами. Еще до того, как мы вошли в палату Анны, я предупредил Хоуп, что у мамы на лице есть шрамы и что у нее были коротко пострижены волосы, поэтому она может выглядеть немного иначе.

– Меня не волнует, как она выглядит, – ответила дочь. – Она по-прежнему моя мама.

Когда мы шли по последнему коридору в угловую палату, мимо нас прошли несколько медсестер, которые удивленно посмотрели на меня, словно они не до конца узнали меня с чисто выбритым лицом и причесанными волосами. Я вежливо улыбнулся и продолжил путь. Перед тем как открыть дверь, я ободряюще обнял Хоуп.

– Независимо ни от чего, – сказал я ей, – у нас все будет хорошо.

Как только я повернул дверную ручку, Хоуп тут же кинулась к кровати. Я стоял сзади и просто смотрел, как она вновь знакомится со своей мамой.

К счастью, самые страшные повреждения после аварии сошли на нет. Ее левый глаз больше не был заплывшим от опухоли, синяки и кровоподтеки совсем исчезли с лица, и даже большая часть бинтов были сняты с ее головы. На месте когда-то глубокой раны через щеку проходил розовый шрам, но теперь, когда швы сняли, даже он выглядел не настолько плохо.

– Мама? – тихо прошептала она, оценивая ситуацию. – Это Хоуп.

Когда ответа не последовало, она позвала ее немного громче. Потом еще громче. Когда это не сработало, она приподнялась на цыпочки и поцеловала Анну. Подождав несколько минут, не снимется ли со Спящей красавицы заклятие, она обернулась и с грустью посмотрела на меня, когда ничего не произошло.

– Это стоило попробовать, – сказал я. В течение следующего часа я посадил Хоуп рядом с кроватью матери и разрешил ей просто поговорить с ней. Она объяснила, что она чувствует насчет аварии, как сильно она скучала и хотела поговорить с ней, что она думает обо всех этих шрамах. Дочка говорила обо всем, что приходило ей на ум. За это время Хоуп несколько раз всплакнула, но были и веселые моменты. Например, когда она рассказывала о тех вещах, которые ей довелось сделать вместе с кузенами, и как прикольно, что у дяди Стю так много денег, потому что они могут купить все, что им захочется. Она запнулась и добавила:

– Но семья лучше любых денег.

Наконец она объяснила, как ей удалось улизнуть и добраться от дома Берков до железнодорожного вокзала.

– Что, кстати, – я вставил, – ты никогда больше не будешь делать. Правда, юная леди?

Ее робкий кивок рассмешил меня. Мы пробыли в больнице всю оставшуюся часть дня, просто приходя в себя. Для Хоуп было полезно чувствовать себя ближе к матери. Когда я предложил пойти на обед, а потом, позже, на ужин, прежде чем она согласилась, она заставила меня дать обещание на мизинцах, что мы вернемся. Немного упрямая… такая же, как Анна.

После обеда доктор Расмуссен нанес поздний визит, чтобы проверить состояние Анны. В это же самое время пришел Рег, чтобы проверить меня. Они оба вспомнили Хоуп, когда видели ее в ту ночь, когда произошла авария. Она не узнала ни одного из них, но без колебаний поздоровалась за руку с обоими.

– Вы выглядите лучше, – сказал Рег в то время, как доктор Расмуссен осматривал Анну.

– И для этого есть причины.

– Да? Почему это?

– Вчера вечером я вспомнил кое-что, о чем мне сказал доктор Расмуссен сразу после аварии.

Доктор спокойно слушал наш разговор и обернулся, когда я упомянул его имя.

– Я? Напомните мне, – попросил он, выглядя несколько озадаченным.

– Вы сказали, что я не без надежды. Вчера вечером, на какое-то время, Хоуп пропала. Буквально исчезла, потерялась. Но теперь, когда она нашлась, я смотрю на вещи немного более трезво.

Он посмотрел на мою дочь, которая стояла у столика и возилась с замком на старой деревянной коробке дедушки.

– Мне кажется, я вас понимаю.

Мой портфель лежал прямо наверху туалетного столика Анны.

– Рег, прежде чем вы уйдете, мне надо кое-что вам отдать.

Мои руки начали дрожать, но я принес портфель, открыл его, вытащил конверт и протянул ему завещание Анны о продлении жизни. Он читал документ с осторожным вниманием. Доктор Расмуссен смотрел через его плечо. Закончив читать, он слегка вздохнул и протянул завещание врачу, который тоже его прочитал.

– Нелегко было вам отдать это.