Ричард Длинные Руки — принц короны - Гай Орловский

— Да ладно, ну философ я, философ. Это же чисто философский и в некотором роде умозрительный вопрос! Может быть, мечтаю страстно остаться в истории под именем Ричарда Философа? Или вы считаете, все философы должны быть лысыми? Вопрос в том, должны ли мы, добрые люди и ревностные христиане, ловить беглецов и водворять их обратно на вечные муки.

— То есть, — переспросил Мидль озадаченно, — помогать аду?

— Да, сэр Мидль.

Он машинально взял кубок с вином, но пить пока не стал, лицо вытянулось, как у коня благородных кровей.

— Не знаю, — пробормотал он, — что это за странная философская проблема…

— А какие в философии не странные? — поинтересовался я.

Он кивнул, посмотрел на меня странно.

— Хорошо, я не философ, а то и шутки ваши совсем не понимаю… Если беглецы… да еще из ада… какое там ловить? Надо вообще помочь, обогреть, накормить!

Альбрехт зябко передернул плечами, но чаша уже в руках, сделал большой глоток, моментально согрелся и помудрел, с довольным видом шумно перевел дыхание.

— Да-а, — протянул он, — у вас и вопросы, мой лорд. Философия — служанка богословия, как бы вас не потащило туда еще глыбже… Наверное, герцог прав, беглецам всегда помогали… Церковь учит милосердию. Хотя чувствую здесь какую-то неправильность. Слезы умиления — хорошо, слюни… не весьма.

Я посмотрел в кубок, перевел взгляд на Альбрехта.

— Что-то вы, граф, как стали вице-канцлером, так совсем оскупели?.. Или это не вино, а ваша мужская слеза куда капнула?.. Лейте, не жадничайте! Перед сюзереном должны выказывать!

Он пробормотал:

— Я и выказываю… бережливость. А то бы не заметили… Ладно, вот лью, видите? Но там в кувшине совсем мало, нельзя быть расточительным, это грех.

Мидль сделал глоток, на меня продолжал смотреть неотрывно и поверх кубка.

— Ваше высочество?

— Знаете ли, — сказал я раздраженно, — если бы они сбежали из рая… я бы пальцем не шевельнул! Не хотят — не надо. Никто их туда насильно не затаскивал. Но если из ада?

Мидль покачал головой.

— Это все равно что из плена.

— Из пыточной, — уточнил Альбрехт.

— Вот-вот, — сказал Мидль, — прямо из пыточной!.. И вы хотите помочь их вернуть туда обратно? На муки?

— Мне и так хреново, — сказал я нервно, — а вы еще на мою чувствительную совесть жмете, как на больной мозоль сапожищами… А она у меня отзывчивая, сам бы не подумал. Да, беглецам надо помогать! Кто спорит?

— Вы, ваше высочество. Вы спорите.

— А это тот случай, — спросил я, — когда беглецам помогать обязательно? Они что, погорельцы? От пожара и голода бегут? От наступающей армии грабителей… это не про нашу, мы хорошие, а все остальные — грабители и насильники, от которых надо бежать, а мы должны давать кров, еду и защиту… ну, в общем-то, как бы должны.

— Беглецам всегда оказывают помощь, — отрезал он.

— Пока не знают, — возразил я, — от кого бегут. А если точно знаем, что бегут разбойники от правосудия?

Он сказал твердо:

— Ад — зло. Бегущим оттуда нужна помощь.

Альбрехт смотрел то на него, то на меня, наконец спросил:

— Ваше высочество?

Я вздохнул, развел руками.

— Граф, налейте снова, да пополнее. Я вижу по вашей руке, что кувшин полон. Не надо утаскивать его в свои покои и там предаваться разнузданному с фрейлинами, которых еще нет, но точно будут… В общем, будь я простым воином, тоже так бы рассуждал. Но я правитель, должен заботиться не только об отдельных человечиках… но и о вверенной мне мною стране. В первую очередь о тех, кто живет сейчас. Если эти удравшие из ада начнут их резать, как скот… а они начнут!.. то я обязан защитить население.

Альбрехт заглянул в кувшин, в самом ли деле там прибавилось, удовлетворенно кивнул и наполнил все три кубка доверху.

— Я тоже, — пробормотал он отстраненно, — как и герцог, полагаю, что сбежавшим нужно помочь.

Мидль наклонил голову.

— Спасибо, граф, за понимание.

— С другой стороны, — продолжил Альбрехт, — разве у них не было права выбора, когда жили… ну, как мы живем сейчас?

Мидль буркнул:

— Бывает, выбора нет.

— Выбор всегда есть, — возразил Альбрехт. — Никого насильно в рай не тащат! Если творили преступления, то в ад попали за дело. Насколько знаем, ангел отчаянно борется за каждую душу, но если чаша грехов опускается до самого дна, то как можно не уступить, оставаясь справедливым?

Мидль сказал с неприязнью:

— Справедливость к дьяволу?

— Справедливость должна быть ко всем, — отрезал Альбрехт и высокомерно приподнял лицо. — Иначе какие мы благородные рыцари?

Он красиво поднял кубок и красиво сделал большой глоток, не меняясь в лице, только глаза заблестели довольно.

Мидль повернулся ко мне и сказал, глядя в лицо:

— Ваше высочество, я бы все-таки рекомендовал вообще не влезать в эти сложные вопросы. В них философы увязают, как мухи в патоке, а что можем сделать мы?

— Философы просто умничают, — сказал я, — они ни за что не отвечают, а мы, к сожалению, люди действия и поступков. Потому точно нужно определиться, сбежавшие из ада… преступники или нет?

Мидль смолчал, он уже высказал свою позицию достаточно четко, Альбрехт же после третьего хорошего глотка поблагодушничал и ответил мирно и рассудительно:

— В общем… но только в общем. Я бы все-таки посоветовал, ваше высочество, не спешить и каждый случай рассматривать отдельно, а не совокупно.

Я взглянул на него настороженно.

— Вы намекаете…

Он кивнул.

— Совершено верно. Общие нормы: не укради, не убий и прочие — не меняются, однако… за сотни лет некоторые преступления стали как бы не и преступлениями, в то время за другие раньше только грозили пальчиком, а теперь рубят головы… И вообще, ваше высочество…

— Что?

Он налил себе вина еще и спросил тихонько, даже не глядя в мою сторону:

— А нельзя… просто увильнуть?

— Как? — сказал я со злостью. — Но если они сейчас, вырвавшись в наш мир, сеют смерть и ужас. Это и есть самая коварная ловушка дьявола!.. Я просто не могу отказаться!..

Мидль произнес с достоинством:

— Я про это и говорил, что иногда не бывает выбора. Он как бы есть, но на самом деле его нет. Для простого человека выбор есть всегда, для благородного — нет!

Альбрехт напомнил:

— Если увильнуть не удается, то как вы будете разбираться в каждом конкретном случае?

— Я не знаток церковной юриспруденции, — отрезал я. — Да, сперва взгляну, насколько виноват, потом вдарю… но особенно вникать не стану. Мне для полного щастя недостает отменить решение суда предыдущей инстанции!