Ричард Длинные Руки — принц короны - Гай Орловский

Самые знатнейшие из дам обычно становились фрейлинами королевы, поэтому король чаще всего вязался именно с ними, но и кроме этих было множество фрейлин и вообще знатных дам во дворе, так что про бордели можно было забыть из-за их ненадобности, знатные дамы умели делать все то же самое и даже лучше.

Я поймал себя на мысли, что с удовольствием и сладкой легкостью разворачиваю эту тему все глыбже и ширше, ну что за свинья, что-то мои мысли постоянно сползают, как у простого человека, к бабам и постелям. Сами сползают, без всяких усилий, в то время как о высоком и умном нужно заставлять их работать просто чудовищным усилием воли…

Вздрогнул, ощутив чье-то присутствие в зале, постоял, вслушиваясь и вчувствываясь, наконец сказал негромко:

— Скарлет, ты чего прячешься?

Она вышла из незримности, глазища распахнуты до невозможности, такая зрелая и чувственная трепетная красота, что сердце сжалось от сочувствия и понимания, счастливчик у нас этот Зигфрид, спасенная им расцвела от его внимания и заботы.

— Ваше высочество, — прошептала она потрясенным голоском, тонким и звенящим, как серебряный колокольчик, — как вы… сумели?

— Тебя да не учуять, — ответил я ласково, — это ж совсем быть бессенсорным!

— Да, — ответила она тем же шепотком, — но я применила высшую защиту древних магов школы Недерленда! Меня даже ваши телохранители не увидели!

— А Зигфрид?

Она виновато потупилась, прошептала:

— Он бы мне запретил…

— Ладно, — сказал я, — не мое дело решать, что он может и должен тебе запрещать, а что нет. А с защитой я постоянно работаю, Скарлет. Такой вот, от всех полезное хапаю. Неполезное тоже, но это так, на всякий случай. Я бережливый и запасливый. Не мне, так кому-то… пригодится. На что-нибудь полезное для меня… Скарлет, ну, решайся!

Она вздрогнула, сказала вздрагивающим голосом:

— Я готова убежать на край света, ваше высочество!

— В чем дело?

— Стыдно перед вами, — сказала она несчастным голосом, я ощутил, что она вот-вот заревет, — ваше высочество…

— Да что стряслось?

Она всхлипнула.

— Когда тот… с Той Стороны, попросил об услуге, я не думала…

— И правильно делала, — сказал я успокаивающе, — от этого морщинки. А это главный аргумент, чтобы не отягощать себя бесплодными раздумьями, а они, по чести говоря, все бесплодны. Все проблемы обычно решаются сами по себе.

Она вскрикнула тонким мышиным голоском:

— Ваше высочество! Но сегодня он снова сообщил мне, чтобы я передала вам… он очень жаждет снова повидаться с вами!

Я ощутил предостерегающий холодок во всем теле, что быстро усиливался, пока не начал пробираться даже в кости. Коготок увяз, всей птичке пропасть, говорят в народе, что иногда в самом деле бывает мудрым.

— Повидаться, — ответил я успокаивающим голосом, хотя внутри уже начинается нервная дрожь, — это еще ничего не значит… еще не смертный грех, я думаю. Или уже? Что-то хромаю в вопросах теологии. Он не сказал, что на этот раз ему возжелалось? Я за так услуги не оказываю!

Она помотала головой, я невольно засмотрелся на ее почти остроконечные уши, что сразу засветились нежным розовым от прилива крови.

— Что вы, ваше высочество! — проговорила она тонким жалобным голоском. — Он лорд, вы — лорд, я не допущена…

— Хорошо, — сказал я. — Он почует, когда я появлюсь?

— Да, ваше высочество, — сказала она и добавила умоляюще: — Будьте очень осторожны! В прошлый раз уцелели… но в этот раз он может оказаться коварнее.

— Буду осторожен, — пообещал я. — Заботься о Зигфриде.

Она невольно просияла нежным лицом и огромными глазами, услышав имя своего любимого друга, покровителя, хозяина и всего-всего на свете.

— Ваше высочество… мы оба только и делаем, что друг о друге заботимся.

Я прошел в свои покои, хотел лечь, но знаю, что не засну. Первый раз прошло удачно, однако второй раз идти на встречу уже откровенная глупость. Я буду последним дураком, если пойду…

Подошел к окну, двор ярко освещен луной и кажется намного шире, а сараи, конюшни, скотный двор и кузница — крупнее и таинственнее. В небе как будто исполинские горы из снега — застыли до утра, а на рассвете сдвинутся и поплывут к горизонту.

Луна нестерпимо яркая, блестит пугающе и недобро, весь мир в ее свете выглядит совсем другим, все изменилось, стало нереальным, и в нем действительно существует своя жизнь, могут появиться любые чудища.

Я с силой потер лоб; если сон не идет, то, видимо, нужно отправиться в покои принцесс. Две тут же убегут в свои комнатки, а я вполне могу заснуть в постели Джоанны, она такая теплая и мягкая, подгребаешь к себе, как толстого, всем довольного щенка, и засыпаешь счастливым сном…

Чертов Альбрехт испортил все настроение своими предположениями, что я как бы обязан хранить целибат в присутствии Аскланделлы, а если и шалить, то тайком от нее, вот уж чего не дождутся, гады…

С другой стороны, в самом деле почему-то неловко, хотя прекрасно понимаю, ничем я ей не обязан и ничего не должен! В самом деле ничего не должен! Мало ли чего какой-то дурной червячок копошится, но умом-то понимаю, что не должен, не должен, не должен!

Есть еще вариант вызвать конкубину, но это, пожалуй, не прозвучит как вызов. Конкубина — компромисс, а принцесса Джоанна — это вызов, это обрезание всех нитей, это демонстрация…

Зигфрид в коридоре вскочил на ноги.

— Ваше высочество?

— Все в порядке, — заверил я и сказал громко: — Эту ночь я проведу в покоях принцессы Джоанны. Изволю как бы. Ибо! Вот так, ага.

Он кивнул, морда почти равнодушная.

— Как будет угодно.

— А ты спи, — велел я.

— Щас, — ответил он саркастически.

Я слышал его шаги за спиной, пока поднимался на этаж и топал к покоям принцесс.

Дверь заперта, голосок раздался все еще встревоженный, но уже не испуганный:

— Кто там?

— Мое высочество, — сообщил я.

Дверь распахнулась так быстро, словно Джоанна стояла по ту сторону или ходила мимо нее взад-вперед.

Едва я переступил порог и закрыл за собой дверь, она бросилась мне на шею, влепила жаркий поцелуй и спросила с тревогой:

— Устал? У тебя лицо такое печальное…

— Ничуть не печальное, — буркнул я. — Знаешь, я в самом деле устал… И просто завалюсь спать.

Она метнулась к уже разобранной постели и отбросила одеяло на другую сторону ложа. Я молча разделся и рухнул на мягкое, даже слишком мягкое и нежное, в самом деле сорок перин, надо попробовать сунуть под самую нижнюю горошину…

Она тут же примостилась рядом, живая и веселая, как довольная жизнью белка, приподнялась на локте, заглядывая мне в лицо.