ГИТЛЕР, Inc.Как Британия и США создавали Третий рейх - Гвидо Препарата

Но дело не было сделано. Гинденбург испытывал глубочай­шее отвращение к этому «богемскому ефрейтору»; он принял Гитлера, беседовал с ним и отпустил с ледяной холодностью. Германия сопротивлялась. Гинденбург решил до конца поддер­живать своего канцлера Брюнинга.

Озлобленный Гитлер принял участие в крупной антиреспуб­ликанской манифестации правых, состоявшейся 11 октября в Бад-Гарцбурге, где частные армии правых партий и толпы их сторонников маршировали по полю, а на помосте стояли лиде­ры, включая Шахта. Последний, ставший к тому времени офи­циальным экономическим советником Гитлера, не мог скрыть своего восторга и произнес речь, весьма, кстати, подлую, в ко­торой высмеял жалкие попытки Лютера — своего преемника на посту управляющего Рейхсбанком — спасти положение.

Канцлер Брюнинг к тому времени правил исключительно декретами, воспользовавшись статьей 48 Конституции Вей­марской республики, позволявшей канцлеру проводить проти­воречивые распоряжения через голову депутатов рейхстага; коллегиальное законотворчество в Германии прекратилось окончательно. Раздражающие меры, осуществленные Брюнингом в июле, были 8 декабря 1931 года подкреплены еще одним подобным декретом. Канцлер затеял опасную игру: он хотел эмоционально обезоружить кредиторов Германии, доведя до немыслимого предела страдания народа, надеясь таким обра­зом добиты я отмены репараций, а затем приступить к органи­зации общественных работ. Но на самом деле выбора у него не было, так как иностранные кредиторы оказались безжалостны­ми. Так же как и Веймар, канцлер Брюнинг был обречен с само­го начала.

Наступил 1932 год, год избирательного сумасшествия. Про­шел семилетний срок пребывания Гинденбурга на посту прези­дента Германии. В марте состоялись президентские выборы. Гинденбург выставил свою кандидатуру, и после некоторых коле­баний Гитлер решился бросить ему вызов. Нацисты потратили массу денег на предвыборную кампанию, а также на беспреце­дентные полеты на аэроплане, сообщения о которых регулярно печатались в газетах под броским лозунгом: «Гитлер над Герма­нией» (210). В первом раунде Гинденбург набрал 49,6 процента голосов, а Гитлер 30,1 — это было разочарование. Гинденбург был переизбран президентом во втором туре голосования. Предвыборная борьба сопровождалась яростными уличными столкновениями, и правительство Брюнинга, опасаясь начала гражданской войны, запретило полувоенные формирования Гитлера: особым указом предписывался роспуск СА и СС.

Потом из туманов над застоявшейся водой министерских ка­бинетов стала медленно возникать фигура Курта фон Шлейхера. Это был «серый кардинал», тень которого маячила за каж­дым заговором и за каждой интригой, сотрясавших нелегкую жизнь несчастной «республики».

Шлейхер начал свою карьеру теневым кукловодом в гене­ральном штабе Людендорфа. Во время войны он планировал и организовывал отход и упорядоченное отступление герман­ских войск; он был одним из тех генералов, которые вели пере­говоры с Эбертом во время восстания германских Советов в 1918-1919 годах; он был координатором подавления этих вос­станий силами Белой армии; вместе с фон Сектом он плани­ровал введение чрезвычайного положения в 1923 году; и имен­но он был архитектором секретного альянса с троцкистами и Красной Армией: человек с острым умом, высокообразован­ный офицер, очаровывавший всех своими блестящими и нео­быкновенными способностями. Это все, что мы о нем знаем. Шлейхер до сих пор остается истинной загадкой Веймарской республики. Никто до сих пор не понимает, чего на самом деле хотел этот человек. «Вопросительный знак с генеральскими эполетами», — сказал о нем Троцкий (211).

С 1929 года Шлейхер, как руководитель политического отде­ла министерства рейхсвера, неофициально являлся связующим звеном между армией и правительством.

28 апреля он пригласил к себе Гитлера и провел с ним серию секретных переговоров, имея целью опрокинуть правительст­во Брюнинга, прозванного к тому времени Канцлер Голод и имевшего репутацию человека, загнавшего Германию и само­го себя в безнадежный тупик. План предусматривал отмену за­прета СА и роспуск парламента в обмен на терпимое отноше­ние национал-социалистов к новому правительству. В качестве марионеточного канцлера Шлейхер выбрал католического ари­стократа Франца фон Папена, весьма беспристрастного джентльмена, увлекавшегося верховой ездой и плетением ин­триг. Папену было суждено возглавить баронский кабинет, уп­равляемый из-за кулис Шлейхером и имеющий целью экономи­ческое оздоровление Германии. Шлейхер сумел убедить в своей правоте «старика» Гинденбурга, и 30 мая 1932 года Брюнинг был отправлен в отставку, «за сто метров до финиша», как с го­речью сказал он сам.

Действительно, в июне, во время международной конфе­ренции в Лозанне, — теперь, когда инкубация была заверше­на, — союзники по предложению Британии покончили со схе­мой выплаты репараций, потребовав уплаты символического куска в 3 миллиарда марок, которые Германия так и не запла­тит, — в 1933 году Гитлер отказался платить репарации. Пред­сказания Веблена оправдались: Германия потратила на репара­ции около 10 процентов своего государственного дохода до 1923 года и ничего не потратила после этого; все деньги для этих целей были заимствованы, но никогда так и не были воз­вращены. С отменой репараций было одновременно покон­чено и с военными долгами. За период с 1918 по 1931 год Соединенные Штаты покрыли лишь 20 процентов кредитов, выданных союзникам (212). После этого американцы законо­дательно запретили символические платежи в счет долга, и никто не стал настаивать на дальнейших платежах — это был финал. На германские заимствования и союзные кредиты Аме­рика потратила около 20 процентов своего ВВП в ценах 1914 года — такова была плата за европейскую авантюру (око­ло 40 миллиардов долларов) (213), возмещение США получи­ли во время Второй мировой войны, а после 1945 года с лихвой окупили свои вложения.

Папен, назначенный канцлером 31 мая 1932 года, начал с то­го, что распустил парламент. Германии предстояло пережить второй за этот год выборный марафон. На этот раз нацисты по­казали все, на что были способны. Тысячи ораторов разъезжали по всем уголкам Германии; заморский аэроплан Гитлера пере­носил его из одного города в другой, где он без устали выступал с речами, радио ревело речами и музыкой, на каждом углу продавались виниловые граммофонные пластинки, но улицам маршировали колонны, на прилавках громоздились груды то­варов, крутилась кинохроника, прохожим раздавали булавки со свастикой, отличилась даже компания «Двадцатый век Фокс», отснявшая шикарный пропагандистский фильм по зака­зу Гитлера (214); горы памфлетов, километры открыток и пла­катов, облепивших стены всех немецких городов, и повсюду флаги и знамена — воистину вавилонское столпотворение. Ставки были сделаны — теперь или никогда. Не в последнюю очередь, кроме того, благодаря популярности программы Грегора Штрассера, программы, предусматривавшей изъятие зем­ли, организацию «крестьянских поселений» и общественных работ, каковые должны были финансировать некие взявшиеся ниоткуда, по мановению волшебной палочки «производствен­ные кредиты», которые решетка должна будет предоставить после ее насильственной экспроприации ордами немецких бюргеров. НСДАП 31 июля 1932 года получила рекордное ко­личество голосов — 37,3 процента, то есть 13,7 миллиона голо­сов (215). Это максимум того, что смогла собрать нацистская партия легальным путем, — это была весьма значительная доля, но не абсолютное большинство. Прорыв не состоялся.

Как только в июне был снят запрет штурмовых отрядов, красные и коричневорубашечники немедленно снова приня­лись рвать друг друга в клочья. В течение месяца полиция заре­гистрировала более ста уличных убийств. Раненых было в три раза больше. Геббельс писал в своем дневнике: «Мы катимся к гражданской войне, но на Вильгельмштрассе это никого не волнует».

10 августа Гитлер встретился с Гинденбургом и потребовал пост канцлера. Гитлер без обиняков заявил президенту, что не собирается входить в кабинет, чтобы играть вторую скрипку при фон Папене, и не собирается сколачивать в парламенте поддерживающее его большинство. Он тоже желал править де­кретами: все или ничего. «Ничего», — резко ответил Гинденбург: он абсолютно не доверял Гитлеру. Тот кипел от ярости.

В этот переломный момент марионеточный Папен попытал­ся разорвать нити, связывавшие его с Шлейхером, и начал в ин­тересах англо-американских клубов плести интриги против сво­его патрона (215). Этот аристократ и любитель лошадей рассчитывал привести Гитлера к покорности и приручить его, введя в свой баронский кабинет министров, финансово удушив его партию на следующих выборах, на которых, как верно чув­ствовал Папен, Гитлер будет выбит из седла — народ устал от из­бирательных кампаний и невыполненных обещаний. Для того чтобы провести этот план в жизнь, фон Папен убедил своих дру­зей — абсентеистов, банкиров и промышленников — прекратить финансирование фондов нацистской партии.