ГИТЛЕР, Inc.Как Британия и США создавали Третий рейх - Гвидо Препарата

Двухлетний период 1923-1924 годов стал временем истори­ческого водораздела: ключевые фигуры, сыгравшие те или иные роли в первой фазе инкубации Германии, один за другим сошли со сцены: Хафенштейн (ноябрь 1923 года), Парвус Гель-фанд (декабрь 1924 года), Гельфрейх (апрель 1924 года), Виль­сон (февраль 1924 года) и кардинал профессиональных револю­ционеров Ленин (январь 1924 года). За пять лет, прошедших после смерти Ленина, Сталин очистил Советский Союз от всех «истинно верующих». То была группа людей, принадлежавших к старой ленинской гвардии, фанатично придерживавшихся ло­зунгов «перманентной революции». Опьянев от крови и успе­хов, достигнутых к тому времени в стране, которая совсем не­давно была царской, такие люди, как Троцкий, были в 1924 году еще убеждены в неминуемой революции во всех странах индус­триального Запада — от Германии и Франции до Америки. Троц­кий, очевидно, витал в это время в собственном иллюзорном мире, и это нисколько не мешало бы его сопернику Сталину, не будь Троцкий до сих пор одним из символов СССР и, что бы­ло еще тревожнее, признанным лидером той группы в совет­ском руководстве, которая искала мирного соглашения с соци­ал-демократическими силами в Германии (188).

В 1927 году, после трех лет интриг, ударов в спину, множест­ва маневров и высылки в Сибирь его приверженцев, Троцкий был выведен из состава Политбюро — свою последнюю защити­тельную речь он произносил, заслоняясь рукой от града летев­ших в него чернильниц, стаканов, книг и оскорблений (189). В 1929 году он был выслан из СССР.

В то же самое время Сталин готовил свою часть немецкой за­падни, фактически поддержав вынашивание нацизма на VI Кон­грессе Коминтерна, проходившем в Москве в 1928 году.

Еще в 1925-1926 годах русские настояли на исключении из Коммунистической партии Германии (КПГ) тех ее членов, ко­торые ставили превыше всего независимость своих взглядов. После этого Москва подчинила остальную часть КПГ «правле­нию» своего верного орудия Эрнста Тельмана: Сталин не желал усиления немецких коммунистов. Продолжая политику чисток, Сталин поощрял Тельмана и его уличных бойцов из Рот Фронта к схваткам со штурмовиками. Одновременно красные бойцы, выполнявшие грязную работу для Сталина, получали инструк­ции по раскол)^ левого движения в Германии. Рисуя в своей офи­циальной риторике вялых немецких социал-демократов как «со­циал-фашистов», то есть рассматривая их как врагов, Москва стремилась запутать германский электорат и предотвратить со­здание прочной пролетарской плотины — за СДПГ и КПГ в об­щей сложности голосовало около 40 процентов населения — на пути наступления нацистов (190).

В течение всех следующих лет, вплоть до захвата нацистами власти и даже после этого [политика, заданная на конгрессе Коминтерна в 1928 году], не претерпела никаких измене­ний... В течение всего этого периода, пока тень нацистской жестокости все больше сгущалась на политическом горизон­те Германии, отношение коммунистов к умеренным против­никам Гитлера оставалось враждебным и деструктивным. Бы­ло ясно, что такая политика льет воду на мельницу нацистов... Менее чем за три месяца до нацистского перево­рота социал-демократы в отчаянии обратились непосредст­венно в советское посольство в Берлине с призывом разре­шить немецким коммунистам поддержать СДПГ в ее борьбе с нацизмом... Секретарь посольства дал недвусмысленный ответ: «Москва убеждена, что путь к Советской Германии ле­жит через Гитлера» (191).

Были еще католики, составлявшие треть населения Германии при Веймарской республике. Гитлер не мог позволить себе рос­кошь оттолкнуть от себя — как паразитирующих собственни­ков — адептов римско-католической церкви своим расистским гнозисом, в эзотерические детали которого были посвящены лишь идеологи нацизма. В религиозных делах партия заняла по­зицию нейтралитета.

В 1928 году, когда ежегодные выплаты по плану Дауэса воз­росли, Германия запротестовала столь яростно, что был создан новый комитет, возглавляемый на этот раз директором «Джене­рал электрик» Оуэном Д. Янгом, имевший целью пересмотр ис­ходного плана помощи. С февраля по июнь 1929 года клубы в Париже согласовывали окончательные размеры платежей «в карусели репарационных задолженностей, разыгрывая са­мый абсурдный эпизод мировой истории» (192); так родился план Янга. То было прямое следствие начатых в 1926 году совме­стных с французами действий но установлению связей между немецкими платежами и возмещением военных долгов союзников. Согласно этим условиям, Германия была обязана выпол­нить 59 несколько уменьшенных платежей до 1988 года. Часть этого долга могла быть, по условиям, возмещена в ценных бума­гах, то есть сформирована в виде пакетов и продана частным инвесторам на денежных рынках Запада, чтобы выручить на­личность для выплат вечно голодной Франции, которая взамен обязывалась к 1930 году вывести войска из Рейнской области, то есть на пять лет раньше исходно оговоренного в условиях Версальского договора срока. Для того чтобы облегчить задачу продажи ценных бумаг и облигаций, в Швейцарии, в Базеле, был учрежден новый банк — Международный расчетный банк. Должность генерального агента была упразднена, и Германия снова стала хозяйкой собственных железных дорог. Великая де­прессия отпустила этому плану всего полтора года жизни.

Будучи президентом рейхсбанка и финансовым экспертом германской делегации, Шахт, подписал план Янга в июне 1929 года, но вскоре денежная волна из Нью-Йорка изменила направление и стала высасывать деньги из Германии. Предвидя, что произойдет дальше, Шахт, вероятно, впал в панику. Надо бы­ло срочно покидать тонущий корабль. Так, в декабре, во время окончательных переговоров по уточнению деталей плана, Шахт возмутил стоячую воду, разослав официальное письмо, настоя­щую «бомбу» — в этом письме от отрекался от всех своих обяза­тельств, используя для этого всю финансовую и дипломатичес­кую иносказательную риторику, на какую оказался способен. Правительство, заявлял он, внесло дополнения, которые нару­шили условия исходного документа (193). Эффект был столь не­благоприятным, что министерство финансов порекомендовало Шахту подать в отставку, то есть сделать именно то, чего Шахт и хотел добиться своим озорством. В марте 1930 года президент Гинденбург, возмущенный тем, что показалось ему «позорным малодушием и внутренним бунтом перед лицом противника» (194), и не вполне способный оценить всю глубину мотивов по­ведения этого дерзкого и вздорного Шахта, высокомерно при­нял отставку банкира.

Надо отдать должное Шахту, он, не жалея усилий, хотя и без­результатно, пытался все время своего пребывания на должности управляющего Рейхсбанком (1924-1929 год) обуздать неумерен­ные заимствования у муниципалитетов, однако он практически ничего не сделал для того, чтобы остановить гигантский поток американских денег и технологий в крупные промышленные центры Германии (195) — и не сделано это было по уважитель­ной причине: именно такова была цель призового испытания, ради которой он подчинился Даллесу в 1922 году. В целом Нор­ман и клубы были в восторге от Шахта. Он хорошо справился со своим поручением. Норман и клубы предполагали, что, как гиеродул великой решетки, он еще не до конца сыграл свою роль, но пока Шахт вышел в отставку и уехал в свое имение в Бранденбурге, наблюдая за ходом развития событий и почитывая на досуге «Майн Кампф».

1930 год: на фоне разразившейся финансовой катастрофы «Рот Фронт» и нацисты открыто выступили против католициз­ма. Кризис наконец ударил Германию с той силой, какую только способна придумать человеческая хитрость.

Безработица росла как на дрожжах. Только по официальным документам, к 1930 году она достигла трех миллионов человек. Многие люди в отчаянии сводили счеты с жизнью.

С республикой было покончено в марте 1930 года. После то­го как правительство не смогло провести в парламенте закон о повышении пособий по безработице, оно — последний из при­зрачных веймарских кабинетов — пало. Президент Гинденбург назначил следующим канцлером консервативного католика Ген­риха Брюнинга. Брюнинг был готов принимать суровые декре­ты, чтобы сбалансировать бюджет. Надеясь организовать при­емлемую коалицию, способную поддержать его политику, он распустил рейхстаг в июле, назначив на сентябрь проведение парламентских выборов.

Эти выборы знаменовали электоральный прорыв нацист­ской партии: от 2,6 процента она прыгнула до 18,7 процента; за нацистов проголосовали 6,4 миллиона избирателей. Нацисты стали второй после социалистов (24,5 процента) политической силой в Германии. Католики получили 15 процентов голосов, коммунисты 13,5; в это же время националисты, пережиток им­перии Вильгельма, постепенно теряли свою значимость — в це­лом они собрали 47 процентов голосов в 1924 году, 39 процентов в 1928-м, 24 процента в 1930-м и, наконец, упали до 10 процентов в 1932 году (196). К тому времени инкубация была завершена; старая гвардия породила нацистское движение. 13 октября 1930 года, почти через шесть лет после выхода Гитлера из тюрь­мы, 107 нацистов торжественно вошли в зал заседаний рейхста­га. Полностью подконтрольные Москве, вооруженные и обучен­ные агентами советской тайной полиции (ГПУ), проникавшими в Германию по фальшивым паспортам, один миллион красных бойцов потрясал дубинками, приветствуя выход нацистов в большую политику. Готовый к драке, в 1931 году из Боливии в январе 1931 года вернулся Рем.