Чистка - Эдуард Даувальтер

представить дело так, что в заговоре он был лишь с 1935 г. В остальном он подтвердил показания Тухачевского. Ничего существенно нового не добавили другие подсудимые в деле предательской работы, но были существенные расхождения в роли некоторых из них. Корк много говорил о подготовке плана поражения и шпионаже, он добавил, важные детали, заявив, что Уборевитч был в заговоре с 1931 г., а с 1933 г. обсуждались планы поражения РККА, чтобы легче можно было захватить власть. Тухачевский оспорил этот вывод, заявив, что их заговор сложился лишь в 1933 г. Корк также сказал, что заговором руководил даже не центр право-троцкистов, а генеральный штаб германской армии.122

Допрос Эйдмана длился недолго, он все подтвердил и показания давал Витовт Путна. Он признал, что с 1931 года по требованию Троцкого установил контакты с германскими представителями, цель договорится о войне против СССР. Германии обещали Украину. Затем показания дал троцкист Примаков, который признал участие в заговоре, он готовил вооруженное восстание, собирал старые троцкистские кадры. Примаков вел непосредственную подготовку мятежа в Ленинграде, им был завербован начальник штаба округа, комдив А. Федотов, ставку делали на 7-й мехкорпус, главную силу переворота. На суде Примаков рассказал о роли других подсудимых, но не дал никаких показаний против своего бывшего начальника и судьи специального присутствия Бориса Шапошникова. Примаков заявил, что на следствии назвал 70 фамилий известных ему заговорщиков.123

Белов спросил Примакова, завербовал ли он командира 56-й Московской стрелковой дивизии, комдива Михаила Карпова, он ответил, что нет. Карпов на деле оказался вовлечен в заговор, но не факт, что Примаков обязательно об этом знал. Карпов был подчиненным Белова, тот мог завербовать его, не информируя об этом Примакова. Далее свои показания давал Борис Фельдман, правая рука Тухачевского, рассказывал примерно тоже, как и кого завербовывал, о директиве Троцкого и структуре заговора. Фельдман добавил, что сам вопрос о возврате Троцкого и Рыкова к власти для них не играл никакой роли. 124Он также заявил, что не знал об участии Гамарника в заговоре. После этого подсудимым задали еще вопросы об их вредительской деятельности. Затем объявили 10 минутный перерыв и настало время подсудимым произнести последнее слово.

Подсудимые говорили почти одинаково, каялись, говорили, что примут наказание, Якир и Тухачевский не сделали выводы о однозначном приговоре, Уборевич больше всех намекнул на просьбу сохранить жизнь, Эйдман напротив счел, что расстрел единственная мера наказания, что будет. Путна просто сказал, что умрет, Примаков же произнес весьма яркую речь, укатав своих сообщников, в конце он произнес наверное самые важные слова, из чего складывается большая загадка: «Я знаю весь состав заговора, во всяком случае половину. Среди них нет рабочих, нет пролетариев в нашем заговоре, есть мелкая буржуазия, есть кулаки ».125

Так это выглядит в оригинальной стенограмме, но Буденный в своем письме 26 июня с описанием хода суда по иному подал слова Примакова: «Я знаю половину людей этой организации как самого себя – это человек 400. Вторую половину я тоже знаю, но несколько хуже. А всех 800-1000 человек в нашей армии и вне ее».126

Эти два отрывка сильно отличаются, во первых стенограмме Примаков говорит, что знает лишь половину заговора, у Буденного эта половина обретает цифры. Он их туда добавил? Во вторых Примаков сказал, что знает другую половину заговора, но хуже. Разница огромная. Знал ли Примаков другую половину заговора? Это был намек судьям? В третьих у Буденного вместо упоминаний рабочих, пролетариев и кулаков, слова про заговорщиков в армии и вне ее. В любом случае, Примаков прямо намекнул, что существует другая половина заговора, не раскрытая. Он это знал, когда еще руководство страны в этом не было уверено.

После этого в 23 часа 35 минут был вынесен приговор, все подсудимые приговаривались к расстрелу немедленно, это было поручено исполнить коменданту Военной коллегии Верховного суда СССР, капитану Игнатьеву. Непосредственно расстрелом руководил начальник комендантского отдела АХУ НКВД СССР Василий Блохин. Где это произошло точно до сих пор неизвестно, есть утверждения про подвал здания, другая гласит, что их расстреляли во дворе, возможно это произошло вообще не в здании военной коллегии. Судя по всему, осужденных вводили в определенную комнату, где палач делал выстрел в голову. Небольшую подробность об расстреле Тухачевского оставил Василий Ульрих.

Перед расстрелом бывший маршал сказал:

«Ну, что же, стреляйте, только не в затылок, а в лоб, и действительно стреляли в лоб».127

Акт о расстреле подписали Ульрих, прокурор СССР Вышинский, начальник 8-го отдела ГУГБ НКВД Цесарский, комендант Игнатьев, от НКВД Блохин. На следующее утро пресса известила страну о казни осужденных предателей.

После суда и казни лидеры правого заговора в РККА собрались на московской квартире маршала Александра Егорова, его гостями были Павел Дыбенко и Семен Буденный. Позже Егоров свидетельствовал: «На этом совещании Дыбенко высказал мысль, что в результате ареста Тухачевского их группа может выиграть, так как сейчас их выдвинут на руководящие посты в РККА и они смогут подтянуть свои правые кадры».128

Итого было решено продолжать вербовать в правую организацию не скомпрометированные кадры заговорщиков в низах. Вероятно, это значило, что троцкисты фактически становились под правыми. Подчеркивалась важность конспирации: «Одновременно для конспирации было решено прервать всякие связи с лицами уже скомпрометированными и открыто выступать против заговорщиков».

Все же они сумели получить важные должности в военной системе: Белов БВО, Федько КВО, Дыбенко ЛВО, Буденный МВО, Егоров оставался первым заместителем наркома обороны. Верхушка троцкистов была обезглавлена, руководство военным заговором полностью перешло в руки правых.