Чистка - Эдуард Даувальтер

Голоса. Врет.

Сталин. Я извиняюсь, я вас прервал, но если вы мне разрешите, то я хотел бы маленький перерыв допустить. Люди, которые здесь сидят, их не всегда увидишь, и вот я при них хочу у вас спросить. Вот что говорит Уборевич о т. Мерецкове – вы, конечно, за него не отвечаете. Уборевич пишет: «Мерецкова я вовлек в мае 1936 г., когда вместе с ним отдыхал в Сочи». Вы не волнуйтесь, т. Мерецков. Наше дело разобрать и проверить. Я, как коммунист, коммунистам докладываю: «У меня всегда были с ним близкие отношения… (читает)… и что я в этой работе принимаю очень активное участие. Я предложил Мерецкову…»

Мерецков. Это ложь. Я заявляю со всей ответственностью, что это ложь.

Сталин. Может быть. Дай бог, чтобы это было ложью. Может быть, он оклеветал вас, но вот что он говорит. (Шум, много реплик.)»

В этот момент Кучинский решил сменить тему разговора и начал говорить про плохое отношение Якира к Генштабу, но его попросили ответить на прежний вопрос и он ответил:

«Товарищ Сталин, я вам уже доложил, что я ни в каком заговоре не участвовал и меня никто не вовлекал. (Много реплик.)». После он продолжил рассказывать про отношение к Генштабу, а после его спросили про отношение к Якиру и он стал чуть ли не защищать того:

«Кучинский. Я могу рассказать все что угодно. Как относился я к Якиру?

Голос с места. Это ясно.

Кучинский. Я видел его личную жизнь. Он был очень скромным человеком, не пил никогда. В личной жизни он был почти святой человек. (Шум в зале, возгласы возмущения.)

Голос с места. Чего ты врешь?

Кучинский. Я присматривался к его личной жизни и скажу прямо, что он был хорошим человеком.

Ворошилов. Нельзя выдумывать того, чего не было. То, что вы были с ним большим другом, это тоже правильно.

Кучинский. Так точно. Я даже скажу больше. В сентябре 1936 г., когда Александр Ильич взял меня в вагон в 3 или 4 часа ночи, когда мы ехали на Белорусские маневры, говорили о Шмидте, т. Буденный тоже там был. Буденный вдруг вскакивает и говорит: «А Якир все-таки троцкист». А я отвечаю: «Это неправда, это ложь». (Шум в зале.)

Голос с места. Он же и был троцкистом.

Сталин. Но он этого не знал.

Кучинский. Буденный говорит, что он сейчас является троцкистом.

Буденный. Я нутром чувствовал. Данных не было, но вижу, что враг».

Далее он рассказывал об военных учениях 1936—1937 гг., последняя военная игра, которую вел Тухачевский, были подозрения, что там отрабатывались приемы для разгрома РККА в будущем. По плану главный удар был на украинском направлении, Якиру надо было сдать фронт противнику. Кучинский говорил, что не видел вредительства, но было много недочетов и проколов. Судя по всему, бывший начальник штаба Якира был не глупым человеком, он понимал, что на совете ему надо все отрицать и утверждать: ничего не знал, не слышал, не видел. Только так он мог бы попытаться увильнуть от ответственности. Позже снова кратко выступил Седякин, сказав, что он не враг, а после командующий войсками Забайкальского военного округа и заговорщик Иван Грязнов, он говорил очень мало, сказал, что не хочет обсуждать конфликт с Блюхером и передал слово Ивану Тюленеву, заместителю инспектора кавалерии РККА. Тот произнес лишь одну реплику про Тухачевского и передал слово Ворошилову для завершения военного совета. Очень длинная речь состояла подведения общих итогов, положении дел в армии об исправлении ошибок. Ворошилов говорил: «Враг направлял свою подлую работу главным образом по самым наиболее чувствительным участкам. Он подсаживал своих людей в авиацию, мотомехвойска, в химические части, в части связи и на склады, как я уже сказал, в морские силы – имейте в виду – в морские силы. Одним словом, туда, где больше всего трудностей, туда, где больше всего техники, туда, что больше всего имеет значение для будущей обороны – туда и направлял своих людей. Оттуда придется изымать больше всего всякой дряни и по-настоящему ковырнуть, всю эту бражку вычистить оттуда».

Ворошилов говорил, что много врагов проникло в армию, потому что она нуждалась в образованных в военном деле людях, которые часто оказывались врагами. Он признавал, что доверился не тем людям и особенно Гамарнику: «Тут приходится виниться, как и вы все здесь винились; не замечал, верил этим людям, верил в особенности Гамарнику как большевику и слишком много передоверил ему работы….Настолько много я передоверил ему практической работы, что он мог сказать, что из-за практической работы не может заниматься политработой. Может быть, было хорошо, что он ею не занимался. Он занимался хозяйством, строительством, ветеринарией и санитарией, причем занимался всеми этими делами очень скверно. Доверял я ему».

Он рассказал о показушных военных играх, что обратил внимание на странности учений, но начальник Генштаба Егоров его не поддержал. Ворошилов стремился дистанцировать себя от Тухачевского, рассказывая факты о его чрезмерных требования и конфликте с Буденным. Потом он говорил о военном строительстве, что несмотря на вредительство, многое было сделано на пользу обороноспособности. Он отметил, что вредителям приходилось делать некоторые реальные успехи: «О боевой подготовке и о вредительстве в боевой подготовке. Я почти полностью это отрицаю. Говорят: «Раз они враги, почему им не вредить в боевой подготовке?» Если бы они были идиотами, они бы этим занимались и провалились бы давным-давно. Почему они были уважаемыми людьми? Потому что они много работали над оперативной работой. Они бы грош не стоили в глазах своих хозяев как агенты, если бы они не действовали так умело, если бы они не зарабатывали авторитет в глазах армии, которую они хотели вести против партии, против народа. Они горбом это зарабатывали».

Он еще говорил о боевой подготовке, затем об уставе, об проколах Грязнова, воинских званиях, снова говорил о врагах, их интригах, тем, кто им мог помогать. В конце он произнес напутственную речь, требуя работать на укрепление обороны страны и дела социализма. И, в самом конце Сталин просил рассмотреть возможность снисхождения к ряду заговорщиков:

«Сталин. Нескромный вопрос. Я думаю, что среди наших людей как по линии командной, так и по линии политической есть еще такие товарищи, которые случайно задеты. Рассказали ему что-нибудь, хотели вовлечь, пугали, шантажом брали. Хорошо внедрить такую практику, чтобы если такие люди придут и сами расскажут обо всем – простить их. Есть такие люди?

Голоса. Безусловно. Правильно.

Сталин. Пять лет работали, кое-кого задели случайно. Кое-кто есть из выжидающих, вот рассказать этим выжидающим, что дело проваливается. Таким людям нужно помочь с тем, чтобы их прощать.

Щаденко. Как прежде бандитам обещали прощение, если он сдаст оружие и придет с повинной.

Сталин. У этих и оружия нет. Может быть, они только знают о врагах, но не сообщают.

Ворошилов. Положение их,