Д. Л. Браденбергер Национал-Большевизм. Сталинская массовая культура и формирование русского национального самосознания (1931-1956) - Давид Бранденбергер

«Другого обвиняемого — бывшего председателя Ленинградского облисполкома, назначенного первым секретарем Крымского обкома ВКП (б), Н. В. Соловьева, объявили "махровым великодержавным шовинистом" за предложение создать Бюро ЦК по РСФСР, образовать Компартию РСФСР» [929].

Несмотря на столь серьезное обвинение, в последнее время большинство исследователей — не считая нескольких русских националистов [930] — рассматривают «Ленинградское дело» всего лишь как один из эпизодов послевоенной борьбы между сталинскими приближенными — в данном случае, между А. А. Ждановым и его противниками в лице Г. М. Маленкова и Л. П. Берии [931]. Согласно наиболее распространенной версии, Жданов после снятия блокады Ленинграда в середине 1944 года вернулся в Москву, где его ожидала работа, связанная с культурной и международной политикой. Хотя Маленков и Берия к тому моменту уже занимали прочное положение — первый в государственном аппарате, второй в службе безопасности, — в пользу Жданова сыграл тот факт, что его соперники оказались замешанными в скандалах, разразившихся сразу после войны в военно-промышленном комплексе. Берия в декабре 1945 года был снят с поста министра Госбезопасности, позиция Маленкова к январю 1946 года была также очень уязвимой. Воспользовавшись этим, Жданов в марте 1946 года перевел в секретариат ЦК ВКП (б) А. А. Кузнецова, своего давнего заместителя в ленинградской парторганизации. К апрелю Жданов взял в свои руки Агитпроп и всю идеологическую работу, а Кузнецов занял место Маленкова и стал руководить кадровой политикой в партии. Хотя Маленков получил новую должность в Оргбюро, скандал в связи с так называемым «Делом авиаторов» настолько скомпрометировал его, что в мае он был выведен из состава секретариата ЦК [932].

После того как Маленков утратил свое влияние в партии, Жданов стал фактически единовластно распоряжаться секретариатом и провел в высшие эшелоны партийного руководства своих бывших помощников из ленинградской и горьковской парторганизаций — в том числе М. И. Родионова (получившего должность председателя Совета Министров РСФСР) и Н. А. Вознесенского (ставшего председателем Госплана СССР и одновременно заместителем председателя Совета Министров СССР). Кузнецов, в чьих руках была вся кадровая политика, укрепил позиции этой группы, назначив своих людей на крупные посты не только в центре, но и в регионах. Победа ленинградской группировки Жданова стала практически окончательной, когда Кузнецов прибрал к рукам давнюю вотчину Берии, органы госбезопасности. А. И. Микоян пишет в своих мемуарах, что в эти годы Сталин иногда называл Кузнецова и Вознесенского своими преемниками в партийной и государственной структурах, соответственно [933].

Принято считать, что в результате этого переворота положение Маленкова и Берии настолько пошатнулось, что они решили объединить силы для борьбы со Ждановым. Их стратегия заключалась втом, чтобы подорвать авторитет Жданова и всей ленинградской группировки в глазах Сталина, играя на совершенных ими ошибках. К середине 1948 года репутация Жданова оказалась довольно сильно подмоченной из-за допущенных по его недосмотру неподобающих публикаций в журналах «Ленинград» и «Звезда», непредусмотрительных нападок его сына, Ю. А. Жданова, на Лысенко и дипломатического фиаско в Югославии [934]. Не в силах противостоять массированной атаке, Жданов был вынужден взять в июле 1948 года двухмесячный отпуск для поправки здоровья — как раз в тот момент, когда Маленков был возвращен в секретариат ЦК. Неожиданная смерть Жданова осенью 1948 года подставила его сторонников под удар, и их падение стало вопросом времени. В результате ряда скандальных разоблачений пострадали Кузнецов, Вознесенский, Родионов и их единомышленники как в ленинградской партийной организации (П. С. Попков, Я. Ф. Капустин, П. Г. Лазутин и др.), так и по всей стране (Н. В. Соловьев, В. П. Волков и др.). Предлогом для решающего наступления стали нарушения, якобы допущенные в Ленинграде в конце 1948 — начале 1949 годов во время партийных выборов и в организации оптовой торговой ярмарки. К1953 году тысячи ленинградских коммунистов и их близких были сняты с работы, арестованы или высланы из города. Всякая активность некогда могущественной партийной организации была подорвана на корню, и Маленкову с Берией не осталось противовеса в узком кругу приближенных генерального секретаря [935].

Но объяснять «Ленинградское дело» лишь продолжающейся борьбой различных кремлевских группировок, которая велась ожесточенно и непрерывно в течение многих лет, значит не учитывать идеологической подоплеки этой чистки, и в особенности выдвигавшихся против ленинградцев яростных обвинений в «русском национализме» и групповщине в связи с предполагаемым образованием РКП (б) [936]. Ведь русский национализм, как соглашается большинство исследователей эпохи развитого сталинизма, был неотделимой частью советской идеологии в 1940-е и в начале 1950 годов [937]. Если допустить, что все дело было лишь в уликах, сфабрикованных Маленковым и Берией с целью одержать верх над соперниками, то почему оно не свелось к обвинению их в коррупции во время войны, семейственности, вредительстве, контактах с иностранной разведкой — как это было при скандалах, сотрясавших после войны авиационную промышленность и командование вооруженных сил? [938] Зачем надо было выдвигать против ленинградской парторганизации столь необычное обвинение, в то время как руссоцентризм был нормативной составляющей сталинской культурной политики? [939] Не подвергая сомнению утверждение, что Маленков и Берия спровоцировали в своих интересах процесс в северной столице, и учитывая, что «русский национализм» был далеко не единственным грехом, в котором обвинялись ленинградские коммунисты, все же следует признать, что особенности этого дела требуют более пристального его изучения. Случай с Волковым и подобные ему проливают свет не только на «Ленинградское дело», но и на всю политику партии в конце 1940-х – начале 1950-х годов. Обстоятельства «Ленинградского дела» позволяют сделать вывод, что идеологическая линия, проводившаяся партией, хотя и была в высшей степени руссоцентристской, не была националистической, как утверждают многие. Несомненно, партийное руководство в этот период оперировало определенными избранными элементами русского национального прошлого — героями, мифами, образами, — но делало это с целью повысить авторитет и легитимность советской власти, а также усилить мобилизационный потенциал своей пропаганды. Оно не вело политику в интересах одной лишь русской нации, не стремилось усилить ее культурную автономию и самоуправление — то есть, не преследовало целей, соответствующих классическим критериям национализма [940]. Вряд ли можно найти какие-либо иные факты, которые так наглядно демонстрировали бы пределы, установленные Сталиным и его приближенными для руссоцентризма, как идеологическая схватка в связи с «Ленинградским делом».

Знаменитый сталинский тост в честь русского народа, «наиболее выдающейся нации из всех наций, входящих в состав Советского Союза», произнесенный в 1945 году, дал понять гражданам СССР, что партийная линия в послевоенные годы будет руссоцентристской. Дополненная «мифом о войне», руссоцентристская пропаганда играла исключительно важную роль во всей массовой культуре после войны, превосходя по своей значимости все, кроме культа личности вождя. В 1947-м году, к примеру, праздновались не только 30-я годовщина Октябрьской революции, но и 110-я годовщина со дня смерти Пушкина, а также 800-летие Москвы [941]. Имена великих русских людей прошлых веков — политических деятелей, военачальников, выдающихся представителей науки и искусства — не сходили со страниц книг и журналов, со сцены и киноэкрана. Эта руссоцентристская пропаганда, сочетавшаяся с противодействием развитию национального самосознания в других республиках СССР, была исключительной по своим масштабам и напору.

Тот факт, что вся массовая культура в СССР в последнее десятилетие сталинского режима находилась под знаком утверждения русского национального величия, неоспорим, однако остается малоизученным вопрос о том, как это влияло на конкретные решения, принимавшиеся партийным руководством. Поскольку исследования, опубликованные по «Ленинградскому делу», рассматривали в основном политические махинации Маленкова и Берии, достаточного внимания не было уделено ни общей ситуации во второй половине 1940-х годов, ни политическим биографиям участников этого противостояния — в первую очередь, Жданова, Кузнецова и Родионова, а также П. С. Попкова, преемника Кузнецова на посту 1-го первого секретаря ленинградской партийной органюации. Совершенно не изучен вопрос о том, какую роль играли руссо-центристские мотивы в деятельности Жданова и его сторонников, В обязанности Кузнецова после его включения в состав секретариата ЦК в 1946 году входило руководство региональными партийными организациями РСФСР [942]. Задача была не из легких и, похоже, доставляла много хлопот не только Кузнецову [943], но и Жданову. К разрешению этих проблем привлекли даже Хрущева, когда он после войны возвратился из Киева в Москву. Позже он вспоминал: