Падшие в небеса.1937 - Ярослав Питерский

Маленький приходил с работы поздно. А Вера его ждала с преданностью собаки, чтобы узнать, может, он принесет ей хоть какую-то новость о Павле? Хоть что-то расскажет ей о Клюфте? Но Андрон очень мало и с неохотой говорил о дорогом ей человеке. А ведь о Паше Вера готова была рассуждать и спрашивать часами. Но Маленький уделял Клюфту лишь несколько минут. Обычно такие беседы заканчивались очень сухими фразами: «Павел – жив, он в порядке. Но пока с ним увидеться просто нереально и о его деле пока говорить тоже рано».

Вера обычно не садилась ужинать без Андрона, дожидалась, когда он придет со службы. Бывало, что она так и засыпала, сидя в кресле с книжкой в руках. Андрон частенько ругался и был недоволен. Но Щукина на это не обращала внимания. А совсем недавно Вера для себя открыла другого Маленького, иного человека. Убираясь в комнате, Щукина нашла книгу. Это был сборник стихов Есенина в мягком переплете. Книга запрещенная. Держать ее в своем доме просто опасно. Ничего хорошего это не сулило.

Вера ничего не сказала про находку, даже не подала вида. Напротив, положила книжицу назад и стала украдкой наблюдать за Андроном. Ей было интересно, когда он берет книгу из тайника? Тайником было углубление в полу под его кроватью. Эта ниша прикрывалась куском доски. Как это вообще может быть? Щукина была поражена: он, офицер НКВД, читает запрещенного Есенина! Но зачем?! Зачем ему это? Что он ищет в стихах разгульного русского поэта? Что он вообще может там найти?

Вера пыталась заметить, какие стихи читает Андрон. Но безуспешно. Как можно заметить это? Но Щукина не сдавалась и продолжала свою слежку, частенько вытаскивала книгу, внимательно рассматривала, листая каждый лист. И однажды она сама попалась.

В один из долгих вечеров Андрон как всегда задерживался со службы. Вера достала томик Есенина и перечитывала стихи. Она искала в его строках, что же так разозлило советскую власть?

Но политики Щукина не видела. Напротив, убаюкивающие стихи о деревне успокаивали. Эдакая томная полудрема обволакивала мозг. Незаметно для себя Вера уснула. А когда очнулась, то с ужасом увидела у кресла Андрона. Маленький стоял и сурово глядел. Он молчал. И это тягостное молчание пугало. Вера вскочила и, засуетившись, стала неуклюже прятать книжку за спиной, как школьница перед учителем. Андрон хмыкнул, повернулся и молча, отошел в угол, где стоял буфет. Открыв шкафчик, достал оттуда маленький графинчик с водкой и налив себе стопку, выпил залпом. Вера не знала, как себя вести. Просить прощения, но за что?! Андрон сам прятал запрещенную книгу и сам частично виноват. Просить прощения за то, что она читала стихи? Но что тут такого – читать стихи?! Просить прощения за то, что нашла и взяла без спроса книгу? Но зачем, же он, офицер НКВД, держит книгу дома?

Маленький медленно расстегнул портупею. Повесив ремни на вешалке, снял сапоги и, надев тапочки, прошел к столу. Накрытая полотенцем, стояла кастрюлька с борщом. Андрон налил суп в тарелку и, взяв кусок хлеба, принялся за еду. Щукина хотела нарушить тягостное молчание, но не решалась. И лишь когда Андрон управился с порцией борща, Вера спросила:

– Сегодня борщ, по-моему, удался? А? Как тебе, Андрон? Вкусно?

– Да, спасибо…

– Ты разозлился?

– На что?… – недовольно буркнул Маленький.

Он скрывал глаза от Веры и не смотрел в ее сторону. Было видно, он не хочет общаться. Напряженность, как вечерняя тень, опустилась в комнате. Тягостное молчание вновь давило на барабанные перепонки.

– Андрон, зачем тебе эта книга? – вдруг неожиданно спросила Вера.

Она отошла от стола и села в кресло. Заставить человека говорить, если он этого не хочет, трудно.

– Что ты читала? Какие стихи? – Андрон откинулся на стул.

Вытянув ноги, он сбросил тапочки и пошевелил пальцами, которые в шерстяных носках смотрелись как-то нелепо. Помолчав, добавил:

– Ты читала о любви?

– Да, я читала о любви, – призналась Вера. – Он так хорошо пишет. Так хорошо.

– Нет, ты лжешь. Ты читала не только о любви…

– Хм, что еще можно читать у Есенина? Он только о любви и о деревне писал.

– Нет, он писал о другом.

– О чем?

– Он писал о контрреволюции.

– Хм, Есенин? Нет, ты заблуждаешься. Есенин не мог писать о контрреволюции! Он сам из крестьян. Кстати, зачем ты его прятал. Мог бы сжечь! Просто сжечь. И все. Ты сам его читал?

– Конечно. Я его читал. И читаю, когда мне надо. Когда я работаю с арестованными.

– Что? Зачем? – удивилась Вера.

– Как зачем? Я хочу знать, кто такие крестьяне-кулаки. Вот и читаю. Есенин помогает…

– Что? Что ты говоришь? Ты читаешь стихи, чтобы потом уметь допрашивать людей? Бред! Как можно читать стихи и допрашивать потом людей?

– Каких людей? Я говорю о кулаках! Крестьянских недобитках! Этих сволочах, которые ради своей собственности готовы убить! Об этих эксплуататорах, простых, бедных людей!

– Андрон?! Почему такая ненависть к крестьянам? А?

– У меня ненависть не к крестьянам, а к кулакам! К ним, это они убили мою мать! Моего отца! Они! И я никогда им этого не прощу! А Есенин писал о них! И любил их! И сам был выходцем из семьи кулака! Собственника-единоличника! Который так и не принял революцию! Не принял! И гордился тем, что не принял! Он писал об этих гадах с таким упоением!

– О чем ты, Андрон! О чем? – с ужасом спросила Вера.

Ей стало страшно, с какой ненавистью говорил Маленький. Девушка прижала ладошку к губам и испуганно смотрела на Андрона.

Но тот, не обращая внимания, продолжил:

– Да, да, Вера. Тебе кажется, что это безобидные люди! Но нет! Прочитай, как пишет о них Есенин, и ты поймешь – это хитрые и коварные люди! Например: «Советскую я власть виню, и потому я на нее в обиде, что юность светлую мою в борьбе других я не увидел!.. Я человек не новый, что скрывать? Остался в прошлом я одной ногою!» А? Как тебе такие строки? А? Вот твой Есенин открыто говорит, что он за кулаков!

– Андрон! Но это, же стихи! Это исповедь! Он не скрывает ничего, напротив, он хочет, чтобы мы поняли крестьян! Вот и все! А ты все переводишь в политику!

– Нет, Вера! Тут и есть его гнилая кулацкая сущность, а значит он враг. Но врагов, что бы с ними бороться, нужно изучать и можно! Можно. Меня этому научил один человек. Кстати, он мне и дал эти стихи. Это очень умный человек. Он из Москвы. Он научил меня: чтобы узнать врага, надо знать, какие он любит стихи… или что про него пишут его друзья,… Есенин был другом крестьян. И другом контрреволюционеров. Он был приспешником Троцкого. Он писал контрреволюционные стихи. Хоть и маскировал это под любовь.

– Бред! Ты что говоришь Андрон?! Ты же добрый человек?! Почему? Почему ты веришь в это? А? По-твоему, если я читаю эти стихи, я тоже контрреволюционерка?

– Нет, ты нет. Пока. Поэтому я тебя прошу, никогда больше не читай этих стихов! Поэтому я и прятал эту книгу. От тебя. Я не хотел, чтобы ты ее читала. И убедительно прошу, больше никогда ее не бери. Никогда! – с металлом в голосе сказал Маленький.

– Понятно… Хорошо, я тебя послушаюсь, если ты просишь, я не буду. Но все же. И я тебя прошу. Не надо так говорить, ты ошибаешься. Ошибаешься. И этот твой человек из Москвы ошибается. Он ошибается. Кстати, ты обещал мне узнать хоть что-то о Паше! Я уже живу тут больше месяца, а ты так ничего мне толком и не разузнал о нем! Спасибо тебе за кров, конечно, за все, что ты сделал для меня, это очень много. Я ценю это. Поверь. Поверь! Я не забуду это никогда. Но все же. Ты обещал! Ты уговаривал меня! И я тебе поверила, ты обещал мне узнать правду и, более того, даже устроить мне свидание с Пашей! Может, ты мне лжешь? Может, ты что-то от меня скрываешь? А?! Андрон? Прошу тебя, скажи правду, пусть она будет хоть какой горькой! Скажи!

Но Андрон тогда ничего не ответил. Он так и промолчал весь вечер. Они легли спать. Вера вслушивалась в тишину комнаты. Там, где-то в другом углу, на кровати лежал Маленький. Его дыхание было ровным. Казалось, что он спит. Но Вера чувствовала, что Андрон лежит и тоже вслушивается в тишину. Он тоже думает и анализирует их разговор. Этот неприятный и нервный разговор. Вера услышала невнятный шум. Она напряглась… это бормотал Андрон:

– Жизнь – обман с чарующей тоскою, оттого и так сильна она! Что своею грубою рукою роковые пишет письмена! Я всегда, когда глаза закрою, говорю: «Лишь сердце потревожь». Жизнь – обман, но и она порою украшает радостями ложь!..

Он читал стихи себе под нос. Читал! Вера вслушивалась. Андрон бормотал именно эти два четверостишья. У девушки на глаза навернулись слезы. Она плакала, пытаясь не издавать звуков, чтобы Андрон не услышал ее. А Маленький бормотал и бормотал два четверостишья! Но вскоре затих и уснул. Вера лежала в темноте с открытыми глазами.

Ее губы тоже беззвучно двигались:

– Жизнь – обман с чарующей тоскою…

Тогда Вера не могла понять, почему именно эти строки Есенина? Почему?! Но вскоре, через неделю, стало ясно, почему после разговора, жесткого и неприятного, Андрон бормотал именно эти стихи…