Падшие в небеса.1937 - Ярослав Питерский

– Павел Сергеевич, вы как себя чувствуете? А? Как здоровье-то? – Вадим Петрович меж тем подвинул еще один стул и поставил его рядом с тем, на котором сидел Клюфт.

– Я? Да как вам сказать. Вроде как на поправку пошел.

Павел Сергеевич, мне нужно, чтобы вы все, все, подчеркиваю, написали о своем здоровье.

– Не понял? – Павел недоумевающим взглядом посмотрел на мужчину.

Тот кивнул головой и улыбнулся.

– Ну, просто напишите о здоровье. Своем. Мол, так и так, потерял его вот при допросе. И теперь вот лежу в местном тюремном лазарете. И самое главное, как себя чувствуете, напишите все. Я вам дам перо и бумагу. А вы напишите все своей рукой. Все, вроде как сочинение школьное. Без всякого протокола.

– Зачем? Вы же вроде из наркомата внутренних дел, а не из наркомата здравоохранения?

– Ну, значит, надо. Кстати, вы вообще-то помните тот день, весь, до мелочей? Ну, когда вас ранили? – спросил Вадим Петрович.

Павел пожал плечами и, докурив папиросу, посмотрел на окурок:

– Ну, вроде как помню. Конечно, до того момента, как мне пуля грудь пробила. Потом ничего не помню. Потерял сознание.

– Ну, вот и хорошо! Хорошо! – Вадим Петрович щелкнул пальцами, как фокусник.

Старшина, что привел Павла, бросился к столу и, схватив пепельницу, подал ее мужчине. Удивленный Клюфт, неуверенным движением положил в нее окурок.

– Павел Сергеевич, вы идите, садитесь вон за стол и пишите. Пишите, – настойчиво попросил Вадим Петрович.

Клюфт неуверенно поднялся и шагнул к столу. Лейтенант Маленький услужливо отодвинул кресло, приглашая сесть. Павел не мог поверить своим глазам! Ему услуживал офицер НКВД! Что произошло?! Кто этот тип в модном костюме, если так изменился человек, который его бил на первом допросе?

«Что может заставить так измениться человека? Страх?! Возможно, но Маленький не выглядит испуганным. Услужение? Да, скорее всего. У нас в крови это чертово услужение! Бесхребетная спина! Спина, готовая в любую минуту склониться перед начальником, господином. Барином! Еще кем-то! Это «чертово» русское желание быть подчиненным! Крепостным! Колхозником! И в то же время, когда надо быть несгибаемым и неприступным! Показывать стойкость, достойную только богов! Во времена всех лихих годин доказывать всем остальным народам, что свободолюбивее нации просто нет! Что за чертова русская загадочная душа? Нация, добровольно насилующая себя и наслаждающаяся этим!» – Клюфт вдруг понял, что внутренне считает себя русским. Русским!

Хотя был немцем по крови. «Да, какой я немец?!» Он и немецкого языка-то толком не знал, так, несколько фраз. Отец пытался его немного учить языку предков. Но тщетно. Да и опасно было учить иностранный язык!

Павел сел за стол и взяв в руки перо, аккуратно макнул его в чернильницу. Прежде чем опустить его на бумагу, еще раз неуверенно посмотрел на Вадима Петровича. На этого странного человека, похожего на волшебника. Советского волшебника! Доброго и справедливого! Человека, который хочет узнать правду. Правду, но зачем?

«Может, это ловушка? Зачем им мои показания, написанные моей же рукой? Не верь, не бойся, не проси! Не верь! Правило первое! Не верь! Никогда не верь никому! Никому, кто красиво говорит и делает вид, что хочет помочь! Тюремный закон».

Павел опустил перо на бумагу и задумался.

– Вы не знаете, как начать? – спросил Вадим Петрович.

– Да, если это сочинение, какая тема? – язвительно спросил Клюфт.

– Хм, тема… ну пусть это будет тема: «Как я провел беседу со следователем!» Со следователем Поляковым! В данном случае!

– Что, так и озаглавить? – удивился Павел.

– Нет, пишите. Свою фамилию. Имя, отчество. Год рождения. И далее с красной строки в произвольной форме, как все было…

Павел задумался. Отказаться? А что это даст? Ничего. Опять будут бить. На этот раз раненого. Отобьют все! И ради чего? «Хм, в конце-то концов, я не собираюсь писать им неправду. Он же сказал писать правду!»

Павел вздохнул и начал писать. Перо двигалось по бумаге, слегка поскрипывая. Рука, подзабывшая, как правильно выводить буквы, слегка напряглась. Кисть ломило. Но все равно! Как это здорово! Буквы вылетали из-под пера, как причудливые сказочные существа! Павел получал наслаждение от этой процедуры! Он так давно не писал! Он выводил каждую строчку с таким усердием!

«Господи, как это приятно! Писать! Писать. Вот так! Господи! Если я выживу, буду писателем! Обязательно буду писателем! Буду писать все, что захочу! Это и есть свобода! Писать все, что захочешь!»

Вадим Петрович терпеливо ждал. Он сидел напротив Павла, закинув ногу на ногу, дымил папиросой. Прищурившись, мужчина с ухмылкой наблюдал за стараниями Клюфта. Тот изредка отрывался от писанины и поднимал голову, смотрел в потолок. Лейтенант Маленький стоял сбоку. Он иногда косился и на толстого старшину, который лениво развалился на стуле возле входа. Павел закончил писать свое «сочинение». Он еще раз взглянул на текст и, довольный своей работой, протянул листок Вадиму Петровичу. Тот захлопал в ладоши и радостно воскликнул:

– Браво! Я засек! Ровно десять минут. Хорошо. Для человека, который находится в таком положении, написать связный текст за десять минут – это неплохой результат.

Павел засмущался от похвалы и, привстав со стула, хотел отойти, но щеголь в костюме замахал руками:

– Нет, нет, сидите! Я, дайте, посмотрю, что вы там написали… – Вадим Петрович взяв листок, взглянул на него.

Его глаза бегло пробежали по бумажке. Он вздернул брови и кивнул головой. По его выражению Павел понял – этот человек удовлетворен написанным. Вадим Петрович протянул листок Маленькому. Лейтенант подскочил, взяв бумагу, спрятал ее в папку. Вадим Петрович вновь кивнул головой, посмотрел на Клюфта и загадочно сказал:

– Павел Сергеевич, а вы когда-нибудь, хотели вот поменяться с кем-нибудь местами?

– Не понял? – переспросил Клюфт.

Павел не знал, как себя вести. Вадим Петрович опустил голову и, закрыв глаза ладонями, сказал, глядя в пол:

– Ну вот, допустим, с Поляковым? Он стрелял в вас! Хотели бы вы с ним поменяться местами?

Павел пожал плечами. Что отвечать этому человеку, он не знал. Вадим Петрович повернулся, щелкнув пальцами, кивнул старшине, подал ему какой-то знак. Тот вскочил и, мотнув головой, как жеребец, скрылся за дверью.

– Я ведь неслучайно, Павел Сергеевич, спрашиваю. Не случайно. Вот, допустим, партия наша, великая партия коммунистов! Большевиков! Доверила человеку ответственный пост. Наделила его большими полномочиями. А он возьми и сделай все не так. Вернее, не то чтобы не так, а делай все специально плохо. Превышая полномочия. Разваливая дела и вообще уничтожая невинных людей! Понимаете, уничтожая невинных людей! А как можно потом людям в глаза смотреть? Это же подрыв государственной власти! Веру в государственные структуры! Что скажут простые люди? А?! Вот, мол, сотрудники энкавэдэ арестовывают невиновных! И сажают их в тюрьму! Более того, ведут себя как совсем не советские люди! Стреляют арестованных, как куропаток! А? Что вы скажете?

Клюфт слушал этого человека и не верил своим ушам! Он говорит о справедливости! Он говорит о невиновных! Может быть, он действительно волшебник? А? Почему бы нет! Нет, не волшебник, а тот человек, который действительно появился, чтобы восстановить справедливость!

– Но вы знайте, Павел Сергеевич! Партия большевиков – на то она и партия большевиков! Народа! Она – партия справедливости! И никогда не допустит, чтобы народ, наши советские люди страдали от каких-то, пусть и одиночных, перегибов! Вот что говорит наш вождь и учитель товарищ Сталин! А?! Он говорит: кадры решают все! Все! Понимаете! А если кадры плохие, то и сделать ничего нельзя! Это опасно! Опасно! Поэтому надо очень серьезно подходить к подбору кадров! Вы согласны с этим, Павел Сергеевич? А? Согласны?

Павел поперхнулся и закашлялся. У него спрашивают, согласен ли он? И это после того, как его тут били и стреляли? А может, правда, это была чудовищная несправедливость? Может быть, правда там, в Москве, узнали, что тут творится на местах, и прислали разобраться? И сейчас этот человек вникнет в проблему и его отпустят! Его, невинно арестованного Павла Клюфта, отпустят! И Ольгу Петровну Самойлову! И отца Верочки и всех тех людей в камерах! Отпустят!

«Стоп! Что-то слишком много ошибок? Так половину тюрьмы надо выпустить! Странно, что они так долго ждали, чтобы вот приехать и разобраться», – Павел с недоверием посмотрел на Вадима Петровича.

Тот вновь улыбнулся, хлопнув в ладоши, весело добавил:

– Ну вот, Павел Сергеевич, вот сейчас будет и справедливость. Она будет. И в нее нужно верить. Но только мне от вас тоже нужна искренность. Искренность. Понимаете, вы тоже должны мне помочь!

– Я?! А я-то, чем могу помочь? – удивился Павел.

Он чувствовал себя совсем нелепо, сидя в кресле следователя за этим большим столом.

– Можете, можете, Павел Сергеевич. Вот сейчас вы сами поймете, – словно конферансье на арене цирка перед увлекательным трюком, произнес эти слова Вадим Петрович.