Падшие в небеса.1937 - Ярослав Питерский

Но офицер махнул рукой, указывая на стул, стоявший напротив. Вадим Петрович, хлопнул в ладоши и потер ими друг дружку.

– Да, Павел Сергеевич. Да! Все кончено. Спасибо, вы нам так помогли.

– В чем? – недоумевал Павел.

– Как, в чем? Вы же слышали признание этого человека. Человека, который носил форму сотрудника НКВД. А сам являлся засекреченным шпионом! Сотрудником немецкой разведки. Человеком, который и вас втянул в это преступление и который хотел вас убить! Чтобы скрыть следы! Теперь все закончилось! Все. Пора все сворачивать. Дело закрыто. Дело закрыто, ведь так? – сказал Вадим Петрович, последние слова предназначались лейтенанту.

Маленький вытянулся, как по струнке, и рявкнул:

– Так точно! Осталась последняя «очная ставка» и дело можно передавать в суд!

Павел слушал этот диалог, это сотрясание воздуха и понимал – все его надежды рухнули!

«Какой там волшебник?! Злой колдун искуситель! Вот кто этот щеголь в модном костюме! Колдун с полномочиями какого-то важного чина из Москвы! Меня опять обманули! Опять! Опять этот чудовищный спектакль! Но зачем? Неужели они ставят его сами для себя?! Все эти сцены они ставят, чтобы смотреть на них самим? Чтобы верить в них? Или просто делать вид, что верят? А я? Зачем я участвую во всем этом? Зачем? Почему?!» – Павел разозлился.

Он плюхнулся на стул, на котором минуту назад сидел Поляков. Ухмыльнулся и, покачав головой, потер лоб ладошкой:

– Ну, вы даете! Вы опять все тут за свое? Я-то причем? В чем меня обвиняют? Я опять действующее лицо? Опять?

Я-то причем? Я вообще ничего не понимаю!

Щеголь не обращал внимания на слова Павла. Он закурил длинную папиросу и, выпустив дым, спросил у лейтенанта:

– Вы, лейтенант, молодец. Молодец. Что там у вас за «очная ставка»? Одна и все? А по срокам, вообще-то, когда нужно было сдавать? Я могу в Москве уже рапортовать? Или нет?

– Так точно! Все готово! На днях передам дело в суд. Особым составом, я думаю, быстро. Все будет в срок, товарищ полковник! Все в срок!

Полковник! Этот франт в костюме – полковник из Москвы! И он приехал лично поторопить следствие по делу какого-то там Павла Клюфта?! Нет, он приехал сюда совсем по-другому! Он приехал сюда получить результат! Вот зачем! Он приехал сюда, чтобы потом рапортовать, что в Красноярске он лично раскрыл несуществующую шпионскую группу! Он лично раскрыл заговор государственного масштаба! Он! Но зачем? Кому он будет лгать? Кому еще? Кому-то выше? А зачем? Потом тот, что выше него по званию, пойдет в Кремль, и тоже, будет лгать? И так дойдет до самого главного, вождя товарища Сталина? Но зачем, зачем им это нужно – обвинять простых людей, которые не сделали ничего плохого? Которые страдают ни за что? Просто ради какого-то доклада? Бред, бред государственного уровня!

Павел сжал голову ладонями, как тисками, и качал ей из стороны в сторону. Вадим Петрович посмотрел на Клюфта и подмигнул лейтенанту:

– Лейтенант, я уезжаю скоро. Чтобы справка была у меня на столе. Все. И, лейтенант, не забудьте там написать свою фамилию! Вы хорошо справились со своей работой. Думаю, у вас перспективное будущее. Объявляю вам на первый раз благодарность!

– Служу трудовому народу! – рявкнул в ответ Маленький и вытянулся по струнке.

– Тсс! – приложил большой палец к губам Вадим Петрович. – Не надо называть меня по званию. Не надо. Я не люблю. Пусть я так и буду Вадимом Петровичем! – полковник затушил папиросу и, посмотрев на Павла, сказал с сожалением:

– Ну что ж, Павел Сергеевич. Прощаться будем. Наверное, уж никогда не увидимся. Я хочу вам сказать, вы зря, зря на нас обижаетесь. И вот на лейтенанта. Он-то как раз вам и помог. Помог! Молодец, значит, есть в нем порядочность. Есть! Если сам настоял на проверке! Сам раскопал это дело! И не надо, не надо слюни распускать! Вы – молодой оступились. Еще можно подняться. Главное осознать, так сказать!

Вадим Петрович тяжело вздохнул и фальшиво улыбнулся. Но улыбка была лишней. Явно лишней. Полковник, как показалось Павлу, не смог себе отказать в удовольствии вот так цинично поиздеваться над ним. Вадим Петрович повернулся и медленно вышел. Так выходят актеры со сцены. Именитые актеры! Звезды! Которые знают, сейчас, через секунду после их исчезновения за занавесью, зал взорвется аплодисментами. Клюфт смотрел вслед этому человеку. Что он мог сделать в эту секунду? Что?! Он, маленький человек, волею обстоятельств, оказавшийся в таком положении? Один против всей этой кошмарной системы? Что он мог сделать? Павел ухмыльнулся. Набрав воздуха, он плюнул. Плюнул что есть силы. Но к счастью, полковник этого не услышал и не увидел. Он уже закрыл дверь.

Глава семнадцатая

– Товарищ, верь! Взойдет она! Звезда пленительного счастья! – Верочка Щукина читала стихи сама себе.

И не кого-то там, а Пушкина! Его самого! Раньше она никогда так точно не осознавала эти строки. Ну что такое – прочитать стихотворение?! Потом зазубрить и рассказать вслух на уроке литературы?! Просто выдохнуть из груди какие-то слова! Какие-то буквы… и все! Получить отметку и забыть. Но теперь! Вера Щукина с новой стороны начала открывать для себя поэзию. Понимать ее! Учиться слышать то, что хотел сказать поэт! Осознавать, что стихотворение – это не просто рифмованные слова, а некое тайное послание людям! Послание своих мыслей! Послание своей души, зашифрованное в такую изящную словесную форму. Товарищ! Верь, взойдет она! Звезда пленительного счастья! Что может быть точнее?! Пушкин! Неужели он был пророк? Неужели он мог предвидеть будущее? Писать такое, писать предсказание? Поэты – это кто? Верочка Щукина вдруг осознала: во все времена поэты были лакмусовой бумажкой того, что творилось в стране! Они были глашатаями того, чего друг другу боялись сказать люди! Может быть, поэтому поэты так недолго живут?! Пушкин, Маяковский…

Власть боится поэтов. Любая. Она боится. Почему?! Да кому же нужна, правда? Кому? Верочка Щукина с горечью, и в то же время, какой-то детской наивностью, искала для себя этот ответ. Искала, но не находила…

Сколько времени прошло с того момента, когда они расстались с Пашей? Сколько? Много… так много. На дворе уже конец февраля. Уже и весна близится. Но до нее слишком далеко! Огромные сугробы и колючий и цепкий ветер не дадут весне вступить в свои права досрочно. Но все, же она придет. И это будет неизбежно. Может быть, поэтому зима такая злая в феврале. Понимая, что она умрет. Неизбежно превратится в талую воду и веселую капель. Но пока, пока февраль…

За три месяца разлуки Вера изменилась. Нет, не внешне. Вера изменилась внутренне. Потерять все и начать сначала?! Так?! Так поступила с ней жизнь. Ее судьба потерять все и начать сначала. Мать, отец, любимый мужчина. Но Вера была сильной. Она даже не ожидала, что она такая сильная. Она даже не ожидала от себя такого упорства, внутреннего сопротивления.

На одной чаше весов смерть матери, арест отца и Павла. Но на другой – надежда и будущий ребенок. И это много. И это очень много. Вера Щукина хотела жить. Да, да! Она хотела жить как никогда раньше! Назло всем бедам и испытаниям! Вечность, целая вечность прошла с того дня в холодной Пашиной комнате. Но теперь, теперь Вера была другая. Совсем другая.

Она жила на квартире у Андрона Маленького. Офицер, который сначала показался ей врагом, неожиданно превратился в близкого человека. Это он, Андрон Маленький, как ни странно, поддержал ее в трудную минуту. Это он оградил ее от неприятностей и предложил ей жить у себя. И Щукина была ему благодарна за это.

Вера относилась к этому человеку с теплотой. Как к брату. Она частенько хотела понять, что нужно этому лейтенанту от нее?! Что толкает этого молодого парня помогать ей? Любовь? Нет, ей казалось, это не так. Он, конечно, к ней внимателен и ласков, но никогда не переступает черту, эту грань, за которой начинается влечение к физической близости мужчины к женщине. Так, по крайней мере, Вере казалось. Конечно, она чувствует на себе его ласковые взгляды, но все равно это не то. Это не взгляд любовника… нет, это скорее взгляд близкого человека. И Вера решила довериться ему. Ей так подсказало сердце…

Переехать к себе Андрон уговорил после того страшного визита в тюрьму. Сначала Вера даже не хотела об этом слышать, но Маленький настоял. А аргументы у него были весомыми. Веру могли арестовать. Она не имела права находиться в Пашиной комнате. А кому было бы от этого легче попади Вера в тюрьму? Павлу, отцу или еще того хуже – ее будущему ребенку? Нет. И Вера согласилась жить у Маленького на квартире.

После переезда, хотя и переездом-то его назвать трудно было, вещей у Веры после пожара в ее доме не осталось, Щукина и увлеклась поэзией. Она читала, читала и читала. Благо у Маленького имелась небольшая библиотека: Пушкин, Маяковский. Еще некоторые классики. Но в основном, конечно, Пушкин. Эта его обворожительная «звезда пленительного счастья». Что чувствовал тогда поэт? Когда писал такое? Что? Вера начала понимать. Декабристы и их жены. Смешно! Кто бы мог представить и сказал бы Щукиной еще несколько лет назад, что в их прекрасной и свободной стране появятся жены людей, которые невинно будут сидеть в тюрьме? А жены, как декабристки, будут бегать к воротам темницы, и просить, умолять взять передачу для милого и дорогого человека! Нет, такое и представить трудно было. Вот поэтому Вера вновь и вновь перечитывала Пушкина.