Лавровый венок для смертника - Богдан Иванович Сушинский

— Каких еще анализов?

— Я ведь должна знать, что вы не СПИДмен и не закоренелый сифилитик. Иначе как смогу подпустить вас к себе?

Лейтенант вдруг рассмеялся и, откинувшись на спинку кресла, отчаянно повертел головой, словно пытаясь развеять наваждение.

— Вы все такая же, мисс Грей! Узнаю. Еще тогда, во время следствия, вы буквально потрясали меня. Еще тогда я сказал себе: перед тобой или сумасшедшая, или нечто совершенно неординарное.

— Если бы у вас хватило мудрости соединить в своем сознании оба эти определения, получилось бы нечто приближенное к тому, что являлось вам тогда на самом деле, — спокойно парировала адвокат. — Однако наберитесь терпения.

— Несомненно.

— Итак, вы попрощаетесь с медсестрой и тотчас же явитесь ко мне. Предварительно получив в полицейском управлении материалы расследования.

— Я уже ознакомился с ними. Там нет ничего такого, что могло бы заинтересовать меня. А тем более — суд.

— Тем лучше. Завтра же я подставлю вам человека, кстати, весьма авторитетного, который даст показания, начисто отвергающие все старания вашего предшественника.

— Почему же вы не подставили этого свидетеля предшественнику?

— Потому что заинтересована была не в его, а в вашем продвижении по службе. Вашем, а не его, восхождении к славе. Что тут непонятного, лейтенант Вольф? Нет, ответьте: что здесь непонятного!

— Прошу прощения, мисс Грей, — предостерегающе выбросил вперед ладони Вольф. — Прошу прощения.

— Так вот, вы получите такие сведения, которыми буквально потрясете прессу.

— Их следует огласить?

— Иначе какой смысл получать? Уже послезавтра вы станете самым известным следователем в этой стране. Героем многих сообщений, кои будут исходить от вас. Но… только через меня. Ни один репортер ни слова не должен услышать лично от вас. Только из моих уст.

— Понятно, только из ваших.

— То есть из уст леди Грей, адвоката Согреда.

— Что вполне оправдывает мою осторожность и вашу заинтересованность.

— Раскрутится такой виток сногсшибательного сюжета, который вполне может лечь в основу романа и фильма.

— Даже в отсутствие Шеффилда?

— Именно в отсутствие Шеффилда. Чье имя вы никогда впредь, в моем присутствии, вспоминать не решитесь.

— Настолько это серьезно?

— Вы прекрасно поняли, что от вас требуется?

— Слово офицера.

— Наконец-то я почувствовала, что передо мной истинный германец. Такая клятва меня устраивает. Условимся: когда пожелаете гарантировать мне что-то, должны будете прибегнуть к фразе: «Слово офицера». И еще запомните: «дело Согреда» — из разряда тех, на которых мы оба можем выстроить прекрасную карьеру. Если только вы не попытаетесь сойти с дистанции и переметнуться через барьер. Вы поняли меня?

— Постараюсь понять.

— Это не ответ, лейтенант.

— Понял.

— И это — тоже. Мне что, позвать полицейских и впредь честно отрабатывать свой адвокатский хлеб?

— Я не сойду с дистанции. Слово офицера.

— Какая же вы дрянь, лейтенант! Неужели вы считаете, что это порядочно: всякий раз заставлять меня под пытками вытягивать у вас «слово офицера»?

Вольф натужно прокашлялся и отвел взгляд.

— Мне еще нужно прийти в себя, мисс Грей, — примирительно молвил он.

— Давно пора «прийти в себя».

— К утру буду в порядке.

— К утру! У меня такое впечатление, что в «поисках себя» вы намерены еще сорок лет бродить по этому острову, как Моисей — по Синайской пустыне. Возможно, Господь и отвел бы вам такой срок, так ведь люди позавидуют и возмутятся.

Уже оставляя его номер, Эллин задержалась в двери и, перегнувшись через порог, полушепотом произнесла:

— Так вам что, действительно хотелось переспать с этой?.. — кивнула в сторону выхода. — Если все еще хочется, я организую. Без всяких подстав. В вашей постели она будет вытворять такое, чего ни в одном порнофильме показывать еще не решались.

— Спасибо, мисс Грей, — тем же полушепотом ответил ей Вольф, потрясая наручниками. — Если она еще раз появится в моем номере, я стану импотентом. Лучше уж переспать с престарелым настоятелем мужского монастыря.

— Наконец-то мы по-настоящему поняли друг друга, лейтенант. Оказывается, вы не настолько безнадежны, как показалось там, в столице. И помните: во время второго визита к Крестному Отцу Гор жертвенной кровью станет ваша собственная. Надрез бедра в «Горном мираже» делают отравленным кинжалом.

— Уверен, что до этого дело не дойдет. Слишком многие угрожают мне в этом мире, чтобы я мог позволить каким-то полудикарям совершать над собой некие обезьяньи ритуалы.

— Предпочитаете гордость самоубийцы? Японцы одобрили бы. Но учтите: самоубийство — всего лишь один из ритуалов.

— …В этой дьявольской стране горных миражей.

11

Вилла Валерии Удайт располагалась между серповидной грядой и двумя небольшими скалами. Отсюда, с изгиба спускающейся к пляжу дороги, она представала в виде четырехгранного сапфира, восстающего посреди полураспустившегося розоватого бутона.

— А ведь неплохо она здесь устроилась, очаровашка моя, — молвила нотариус Лилиан Эндрюэс, припадая лбом к смотровому стеклу, чтобы получше присмотреться к открывающемуся виду. — И местность полудикая, поскольку, подобно нам, со стороны гор к пляжу редко кто подъезжает.

— «Форт» этот она возводила сама, по особому проекту?

— Что вы, очаровашка вы моя! Когда-то он принадлежал местному судовладельцу Роберту Сарди. Который, как-то неожиданно разбогатев, — и это в свои тридцать пять! — перебрался на континент, решив, что «Голубой домик» в качестве виллы — для него слишком скромно, а сам остров Рейдер — пройденный этап его деловой карьеры.

Лилиан было хорошо за шестьдесят. Теперь она являлась миру основательно располневшей старухой, с одутловатым, лоснящеся-морщинистым лицом, ноздреватый красный нос на котором выдавал в ней закоренелую алкоголичку. Трудно было вообразить себе еще одну такую женщину, внешность которой казалась бы Эллин столь отталкивающей, до брезгливости неприятной, как внешность Эндрюэс. Тем не менее Грей вынуждена была мириться с ее присутствием, поскольку речь сейчас шла не о достоинствах Лилиан как женщины, а всего лишь о ее профессиональных характеристиках. А они — на взгляд Эллин — были если не безупречными, то уж, по крайней мере, вызывающими у нее доверие.

Впрочем, саму Лилиан душевные терзания владелицы машины совершенно не волновали. Сидя рядом с ней, нотариус непрерывно курила и, мрачно глядя в пространство перед собой, с какой-то странной решительностью — словно в металлической фляге ее был не ароматизированный коньяк, а отрава, — запивала каждые свои три затяжки глотком этой жидкости.

— Тридцать пять и неожиданно разбогател… — вслух поразмышляла Эллин, но, поскольку всякие размышления требовали усиленного внимания, загнала машину в обрамленный кюветными столбами и тросами кармашек. — Почему неожиданно? — выключила зажигание и уставилась на Лилиан. — И для кого… неожиданно?

— Во всяком случае, не для Валерии Удайт. Она следила за ним,