Хроника времен Гая Мария, или Беглянка из Рима - Александр Ахматов

За работой галл рассказывал товарищам:

— У себя на родине я занимался плетением корзин, а также щитов для воинов, которые потом обтягивал бычьими шкурами, и они получались ничем не хуже римских…

Сигимер посоветовал Мемнону поддерживать огонь не в одном месте, а постоянно сдвигать костер в сторону с тою целью, чтобы всякий раз на прогретой им земле устраивать более или менее теплую постель для больной девушки.

Мемнон с особой благодарностью воспринял этот совет германца.

Закончив работу, гладиаторы стали собираться в путь. Прежде всего они накормили лошадей. Мемнону и Ювентине оставили двух лошадей, мешок с ячменем, котелок с полбой и три головки сыра. Всего этого должно было им хватить, по подсчету Сатира, дня на три-четыре.

Ириней отдал Мемнону двадцать денариев из тех денег, которые он взял в тайнике на римском кладбище.

— Сумма невелика, но в крайнем случае одну из лошадей ты можешь кому-нибудь продать, — сказал он на прощанье.

— До встречи, дорогой Мемнон, — пожимая руку александрийцу, говорил Сатир. — Все мы с болью в сердце оставляем вас тут, но я надеюсь, что мы еще свидимся. Сделай все возможное, чтобы выходить эту славную девушку, которая по-настоящему тебя любит, а мы за нее будем молить Юнону, как за родную сестру.

— Удачи вам, друзья! — сказал Мемнон. — Пусть боги вас охраняют! Передайте Минуцию, что я никогда не забуду о своей клятве и, если буду жив, обязательно выполню ее.

— Прощай, Мемнон!.. Береги Ювентину!.. Да поможет вам обоим Белизана и Ардуина[374]… Да сохранит вас могущественный Вотан[375],— говорили, прощаясь с товарищем, галлы и германец.

Держа под уздцы лошадей, они уводили их все дальше в лес, исчезая один за другим, как призраки, во мраке ночи. Мемнон с тяжестью на сердце прислушивался к удалявшемуся хрусту и треску веток, фырканью лошадей. Спустя еще немного времени со стороны Аппиевой дороги донесся дробный конский топот, потом все смолкло и наступила тишина, нарушаемая потрескиванием горящего костра.

Мемнон и Ювентина остались одни на поляне.

Ювентина тихо бредила во сне.

Александриец перед тем, как приготовить лекарственный отвар, решил сначала воспользоваться советом германца — перенес из догоравшего костра пылающие головни подальше в сторону и, положив на них сухой хворост, дал разгореться новому костру. Потом он связал метелку из сосновых веток, смел ею прочь тлеющие угли, окончательно загасив старый костер.

На месте кострища земля была нестерпимо горячая. Сюда Мемнон навалил сухую листву, после чего подошел к спящей Ювентине, осторожно завернул больную в лежавшие под ней одеяла, поднял ее на руки и перенес на прогретое костром место.

Ювентина, потревоженная, проснулась.

— Мемнон! — донесся до хлопотавшего рядом с ней гладиатора ее слабый голосок.

— Я здесь, моя звездочка, — отозвался он и нежно прикоснулся губами к ее горячим губам.

— Какая тишина… Мы в лесу? — спросила она.

— Да, голубка моя… Товарищи уже в пути. Они обещали все время молиться богам о твоем выздоровлении, а я поклялся как можно скорее поставить тебя на ноги, и пусть Артемида, владычица здешних лесов, поразит меня своими золотыми стрелами, если я не сделаю этого.

— Я постараюсь не умереть, чтобы отвратить от тебя гнев богини за клятвопреступление, — прошептала она, силясь улыбнуться…

А в это время Сатир с товарищами крупной рысью гнали своих лошадей по ночной дороге. Тарентинец на ходу излагал свой план действий.

— Наши лошади измучены, — говорил он. — Попробуем их заменить, пусть даже силой.

— Изрубили стражников — справимся и с трактирными рабами! — крикнул Ириней.

Все остальные тоже настроены были крайне воинственно.

Два часа спустя они доскакали до заезжего двора и застучали в ворота. К поздним посетителям вышли два заспанных раба с факелами в руках.

— Открывай ворота! Где хозяин? — грозно крикнул Сатир.

— Не кричи, приятель! Хозяин велел не беспокоить его, — ответил один из рабов.

— Что такое? — загремел Сатир. — Молчать! Буди его, иначе мы сейчас сами его разбудим!

— Да кто вы такие? Можно подумать, что вы гонцы самого сената! — воскликнул другой раб, тем не менее поспешно распахивая ворота.

— Можешь в этом не сомневаться! — надменно заявил Сатир. — А ну, бегом! Исполняй приказ, если не хочешь, чтобы я пощекотал тебя своим мечом!

Всадники въехали во двор.

На шум отовсюду сбегались рабы. Засверкали зажженные факелы. Гладиаторы заметили, что почти у всех слуг в руках короткие мечи или увесистые палицы. По всей видимости, обитатели заезжего двора были люди не боязливые, готовые к отражению любого нападения. Этому не приходилось удивляться, ибо берег моря находился отсюда всего в нескольких милях, а пираты зачастую высаживались со своих кораблей на сушу и, рыская по дорогам, грабили и хватали людей, которых потом уводили с собой на корабли и отвозили на делосский рынок. Поэтому здешний народ вел себя осмотрительно. Его не так-то просто можно было захватить врасплох. Несомненно, в этом заведении слугами были люди, не склонные шутить, но и Сатир не намерен был отступать, мгновенно оценив положение и решив действовать не столько силой, сколько хитростью и нахальством, а именно: выдать себя за сенатских гонцов и, улучив момент, захватить содержателя этого заведения в заложники.

Всадники едва успели соскочить с коней, как появился хозяин заезжего двора. Это был высокий человек тучного телосложения и почтенного возраста.

— Кто вы такие? Откуда? — подозрительно всматриваясь в приезжих, спросил он.

— Мы уже десять часов в пути и голоднее волков, — ответил Сатир раздраженным тоном. — Вели своим рабам отвести наших лошадей в конюшню, а для нас накрой стол. Тащи на него все что у тебя есть да поскорее. Нам некогда — везем срочные письма сената.

Все это было сказано Сатиром грубым и развязным тоном (тарентинец хорошо знал, как ведут себя государственные виаторы на заезжих дворах — в юности он не раз был тому свидетелем, путешествуя вместе с письмоносцами). Поэтому хозяин не усомнился в том, что имеет дело с гонцами из Рима.

Все же он потребовал от Сатира письменное предписание.

— Получишь его, когда мы сядем за стол! — нагло заявил тот, бросив поводья своего коня ближайшему из слуг, и решительным шагом направился к дверям трактира.

Остальные всадники последовали его примеру. Они спешивались молча, боясь выдать плохое латинское произношение.

Хозяин, почесав за ухом, сказал рабам:

— Заприте-ка ворота и больше никому не открывайте без моего ведома!.. Гонцы сената! — раздумчиво проговорил он. — Сейчас пойду и разузнаю, куда это спешат эти полуночники.

— Посмотрите, в каком состоянии их лошади! — с возмущением сказал один из рабов. — Бедные животные! Они при последнем издыхании…

— Клянусь крыльями Пегаса! — подхватил другой раб. — Они безостановочно гнали их во весь опор от самой Таррацины…

— Ни один римский виатор и не подумает жалеть казенных лошадей, — заметил хозяин. — Ладно, пойду… Судя по всему, что-то произошло в Риме. Кто знает, может быть, кимвры перешли через Альпы, да не допустит этого всемогущий Юпитер!..

И в голосе его прозвучала неподдельная тревога.

Вернувшись в дом, хозяин приказал слугам разбудить повара. На чуть тлеющие угли в очаге подбросили дров. Повар быстро разогрел остатки вчерашнего ужина.

Хозяину так не терпелось расспросить гонцов сената о последних новостях из Рима, что он с целью немного смягчить крутой нрав старшего из них принес и поставил на стол кувшин с лучшим формианским вином, которое он подавал только очень важным путешественникам.

Мнимые гонцы, рассевшиеся за столом в просторном зале трактира, убедили хозяина и прислугу в том, что они давно не притрагивались к еде — с такой быстротой и жадностью поглощали поданную им простую пищу.

Когда гладиаторы покончили с трапезой, хозяин обратился к Сатиру:

— А теперь, будь так любезен, покажи-ка мне письменное предписание сената, подтверди свои полномочия, о чем я должен записать должным образом в дорожную книгу, и заодно, если это не секрет, скажи, что произошло? Давно я уже не видел, чтобы письма сената везли с такой поспешностью и…

Он не договорил, потому что Сатир, а вслед за ним все его товарищи разом поднялись из-за стола.

— А ну, братья, — сказал им Сатир. — Покажите гостеприимному хозяину наши предписания.

Гладиаторы с лязгом обнажили мечи, повергнув хозяина и его слуг в полную растерянность.

— Что… что все это значит? — заикаясь проговорил трактирщик.

— А то, мой друг, — со свирепым выражением лица ответил Сатир. — Вот в этих самых мечах, какие ты видишь, заключаются и все наши полномочия, и требуемое тобой предписание… Не вздумайте кричать и звать на помощь, если жизнь вам дорога, — сверкнув глазами, с угрозой предупредил тарентинец шевельнувшихся было слуг. — А ты, любезнейший, — снова обратился он к хозяину, — делай то, что я тебе скажу…