Хроника времен Гая Мария, или Беглянка из Рима - Александр Ахматов

Об отдыхе никто из апулийцев не помышлял. Они были полны решимости продолжать преследование.

Пересев на свежих лошадей, они помчались дальше.

Примерно через час преследователи были уже в трех милях от желанной цели.

Тем временем гладиаторы решили больше нигде не задерживаться, пока не доберутся до Капуи.

Ириней, стараясь ободрить уставших товарищей, говорил им, что в имении Минуция они будут в полной безопасности, даже если туда за ними явится легионная конница.

Беглым ученикам Аврелия оставалось только гадать, откуда у Иринея такая хвастливая уверенность. Тем не менее это придавало им силы. Никто из них не заикнулся о том, что валится с коня от усталости и бессонницы.

Солнце уже стало клониться к закату, когда гладиаторы доскакали до перекрестка двух дорог — Аппиевой и Домициевой.

Последняя вела дальше на юг вдоль морского побережья. Аппиева дорога в этом месте поворачивала, огибая город Патрин, почти строго на восток и шла через Урбану к Казилину.

Отсюда гладиаторы продолжали гнать своих лошадей во весь опор и замедлили их бег на последнем длинном и утомительном подъеме дороги перед двумя преградившими путь полноводными притоками реки Саво.

Когда подъем закончился, беглецы одновременно с открывшейся их взору широкой речной долиной увидели примерно в полутора милях позади себя облако пыли и мчавшийся за ними по дороге конный отряд.

Это были преследователи.

— Дождались встречи! — воскликнул Сатир.

— Их не меньше тридцати, — хладнокровно установил Думнориг.

— Предлагаю дать им бой на свайном мосту! — крикнул Ириней. — Уж там-то они не обойдут нас с тыла…

В самом деле, продолжать бегство не имело смысла. На своих конях, измученных в течение дня почти непрерывной скачкой, гладиаторы не смогли бы уйти от преследователей, которые наверняка успели сменить лошадей. Поэтому все согласились с предложением Иринея.

В этот момент беглецы, решительно настроенные скрестить свои мечи с мечами римлян, не подумали о том, что у врагов могут оказаться луки и стрелы. Это оружие позволило бы им, не вступая в рукопашную схватку с искусными и отчаявшимися в своем безысходном положении людьми, легко перебить их всех до одного с расстояния нескольких десятков шагов.

Впереди было два моста, служивших переправой через два притока Саво, реки, основное русло которой проходило в нескольких милях восточнее Аппиевой дороги.

Ближний мост был деревянный, а второй, перекинутый через соседний приток, который находился от первого притока на расстоянии примерно одной мили, имел каменные опоры и назывался Кампанским.

Гладиаторы доскакали до первого моста и остановились возле него, решив здесь сразиться с римлянами.

— А не сжечь ли нам его? — как бы про себя сказал Думнориг, скользя взглядом по противоположному берегу реки.

— Сжечь мост? — переспросил Сатир.

— Сухого хвороста предостаточно, не правда ли? — указал галл товарищам на другой берег, густо поросший кустарником и деревьями.

— Вот славная мысль! — вскричал Ириней. — Ну и голова у этого арвернца!

— А я ничего не пойму! О чем вы говорите? — с недоумением спросил Багиен.

— Думнориг предлагает поджечь за собой мост, — сказал более сообразительный Астианакс.

— Поджечь за собой мост? Но успеем ли мы? — с сомнением покачал головой Сигимер.

— Нужно попытаться, — сказал Думнориг.

Гладиаторы поскакали по мосту на другой берег, уводя с собой запасных лошадей. Там они соскочили с коней, привязали их к стоявшим поблизости деревьям и принялись за дело: срубали мечами иссохшие кусты, ломали мертвые сучья деревьев и сносили все это на середину моста.

В это время Сигимер, достав спрятанные под чепраком своего коня огниво, кремень и трут, стал высекать огонь.

Очень скоро на мосту выросла целая гора хвороста, под которым германец и помогавший ему Багиен усердно раздували огонь.

Наконец нижние ветки хвороста загорелись. Огонь с треском пополз вверх, и спустя еще одну минуту над мостом взвилось огромное пламя.

Гладиаторы испустили торжествующий крик. И в этот момент из-за вершины холма на противоположном берегу реки показались всадники.

Беглецы, не обращая на них внимания, продолжали таскать на мост охапки хвороста и бросать их в пламя.

Уже занялись перила моста, когда к нему подскакали римские всадники.

Они были вооружены длинными спафами. За плечами у них были колчаны с луками и пучками стрел.

Всадники заметались по берегу, посылая проклятья возившимся на мосту гладиаторам:

— Подлые головорезы!

— Проклятый убойный скот!

— Погодите! Сдерем с вас ваши гладиаторские шкуры!

— Будете кормить на крестах воронье!..

Но это были вопли бессильной ярости. К огню уже нельзя было подступиться. Высушенные в течение многих лет под щедрым солнцем Кампании деревянные сваи моста быстро охватывало пламя. В реку падали горящие обломки перил и дощатого настила, которые подхватывало бурное течение.

Центурион, осознав, что беглецы ускользнули от него, в гневе приказал всадникам метать в них стрелы.

В это время мост стал рушиться и гладиаторы, неустанно подбрасывавшие в огонь пучки хвороста, поспешно его очистили.

Под градом стрел они выбрались на берег, причем Сигимер был ранен в грудь. К счастью для него, стрела была на излете и ранение оказалось легким, но крови германец потерял не меньше секстария, прежде чем товарищи сделали ему тугую повязку из разодранной туники.

Мост горел и разваливался на части.

Случись подобное летом, эта речка не стала бы для отважных апулийцев непреодолимой преградой. Но зима еще не кончилась, река вот-вот должна была выйти из берегов и поэтому сделалась шире и глубже обычного, к тому же скорость ее течения увеличилась, а вода в ней была очень холодна.

Сгрудившиеся у пылавшего моста апулийские всадники оставались беспомощными свидетелями еще одного особо тяжкого преступления, совершенного беглыми гладиаторами, ибо по римским законам любой виновный в преднамеренном поджоге приговаривался к смерти.

Но избавившиеся от своих преследователей беглецы меньше всего думали о преступной тяжести содеянного. Напротив, они не отказали себе в удовольствии некоторое время полюбоваться разрушительным делом своих рук. После этого они, вскочив на коней, погрозили кулаками толпе своих врагов на противоположном берегу и поскакали к Кампанскому мосту.

Часть третья

ПОСЛЕДНЯЯ СТАВКА ТИТА МИНУЦИЯ

Глава первая

МЕМНОН И ЮВЕНТИНА В КАЙЕТЕ

Ювентина не умерла. Ее крепкий организм выдержал.

Прометавшись два дня в жару, на третий день она почувствовала себя лучше. К ней вернулся голос, и почти прекратился мучивший ее до этого сильный кашель.

Мемнон все эти три дня и три ночи трудился не покладая рук, позволяя себе спать лишь урывками, пока горели два костра по обе стороны от того места, где лежала на своей постели Ювентина. Обычно он просыпался от холода, вскакивал и снова раздувал тлеющие угли костра. В ночное время, когда было особенно холодно, гладиатор чаще переносил девушку на прогретые кострами места и следил за тем, чтобы земля под постелью больной была постоянно теплой.

Днем он заготавливал дрова, сушил над огнем отсыревшие в ночном тумане одеяла и одежду, готовил отвары и настои из лекарственных трав.

Нельзя было забывать и об уходе за лошадьми. Мемнон кормил их с таким расчетом, чтобы оставленного товарищами корма хватило по меньшей мере на шесть дней.

После тщательных поисков он обнаружил неподалеку крошечный родничок, сочившийся из-под корней могучего старого дуба. Рядом с родником александриец выкопал мечом достаточно глубокую яму, которая в течение нескольких часов наполнилась водой, что позволило ему напоить лошадей.

Ювентине он готовил похлебку из полбы и сам кормил ее из ложки, как ребенка, несмотря на все ее протесты и капризы.

Сам он довольствовался распаренным ячменем, благо к нему он успел привыкнуть за время, проведенное в гладиаторской школе.

Со стороны дороги его порой беспокоили доносившиеся оттуда голоса путников. Реже слышался конский топот, но это были проносившиеся мимо одиночные всадники.

Однажды он пробрался ближе к дороге и обратил внимание на валявшиеся по обеим ее сторонам спиленные деревья — следы работы дровосеков.

Вид этих поваленных деревьев подействовал на Мемнона несколько успокаивающе: у любого, кто проходил или проезжал по дороге и обращал внимание на поднимавшийся над лесом дым от его костров, несомненно, возникала мысль, что в лесу обосновались дровосеки. Но все-таки он предпочитал не задерживаться здесь слишком долго.