Хроника времен Гая Мария, или Беглянка из Рима - Александр Ахматов

Одна из лошадей, потерявшая всадника в самом начале схватки, убежала по дороге в Арицию. Трех других, пока Мемнон с товарищами преследовали показавших тыл римлян, поймали и держали за поводья Астианакс, Сигимер и Багиен. Еще одна лошадь испуганно бегала взад и вперед по краю поляны, вдоль стены непроходимой чащи кустов и леса. Ее поймал Ириней, вернувшийся после погони за стражниками.

Немного раньше прискакал Мемнон, державший под уздцы лошадь убитого им римлянина.

Соскочив на землю, он передал лошадей Сигимеру и быстрыми шагами направился к усадьбе.

Багиен добивал раненых римлян.

Один из них, приподнявшись, протянул руку к подходившему галлу с мольбой о пощаде.

— Recipe tellum, — мрачно выговорил Башен эти два латинских слова, с которыми зрители в амфитеатрах часто обращались к поверженным гладиаторам, обрекая их на смерть, и пронзил раненого насквозь.

В это время Мемнон, пройдя мимо в ужасе отшатнувшегося от него Эсхриона, вбежал в дом и с силой распахнул дверь комнаты для гостей.

Ювентина стояла посреди комнаты с лицом белым, как мрамор, сжимая в руке глянцевый алабастр.

— Спрячь это, — тяжело дыша, сказал александриец, по лицу которого катились крупные капли пота. — Все кончено. Мы разделались с ними…

Он обнял ее и продолжал:

— Скажи Акте, пусть поможет тебе собраться в дорогу. Здесь нам больше нельзя задерживаться. В Риме скоро поднимется переполох. Там не оставят без отмщения кровь римских граждан. Но теперь у нас есть кони… Как ты себя чувствуешь?

— Я думала, это конец, — сказала Ювентина и без сил опустилась на кровать.

— Положение наше улучшилось, — помолчав, заговорил Мемнон. — Верхом на лошадях нам легче будет уйти от погони. Тебе нужно потерпеть до Кайеты[369]…

— До Кайеты? — переспросила Ювентина.

— Вчера об этом еще рано было говорить. Теперь у нас есть кони. По моим подсчетам, отсюда до Кайеты немногим более ста миль. Если нам ничто не помешает, мы уже завтра будем там. В Кайете живет один мой хороший знакомый, бывший гракхианец и близкий друг Требация. Я надеюсь, что он не откажет приютить нас. В прошлый свой побег я хотел добраться до него. Если бы мне тогда удалось сделать это, наши судьбы сложились бы иначе. Что ж, будем надеяться, что на этот раз нам повезет. Аппиевой дорогой доберемся до Формий. Там мы с тобой повернем в Кайету, а наши товарищи продолжат путь в Кампанию…

Никто из гладиаторов в этой короткой, но кровавой схватке не получил даже царапины, чему они были обязаны не только своей силе, ловкости и умению обращаться с оружием, но и Сатиру, который убедил друзей вооружиться щитами и дротиками. В сущности, благодаря этому оружию исход боя был решен в их пользу.

Перед воротами усадьбы на сырой земле, изрытой копытами лошадей, валялись в беспорядке девять трупов.

Десятый стражник, убитый Мемноном, остался лежать у дороги, на берегу озера, скатившись туда по крутому склону после падения с коня.

Таким образом, лишь семерым римлянам удалось спастись.

Посовещавшись, гладиаторы стали готовиться в путь.

Чтобы запутать преследователей (с тем, что римляне не оставят их в покое, все были согласны), Сатир предложил выехать вначале на Латинскую дорогу, после чего, обогнув гору Алгид, выбраться на Аппиеву дорогу.

— Конечно, так мы потеряем много времени, — говорил товарищам Сатир, — зато нам удастся создать впечатление, будто мы движемся по Латинской дороге. Пока римляне сообразят, что их обманули, мы успеем проскочить дальше Таррацины.

Против предложения тарентинца никто не возражал.

Мемнон решил ехать вместе с Ювентиной на одном коне, потому что она никогда не ездила верхом.

Из трех лишних лошадей одну пришлось оставить — она была ранена в переднюю ногу и хромала. На остальных двух беглецы навьючили мешки с ячменем — кормом для лошадей, взяли с собой также немного пшеничной крупы, несколько головок овечьего сыра и бронзовый котелок на случай, если придется готовить пищу под открытым небом.

Две запасные лошади, по общему мнению, могли сослужить в будущем хорошую службу в том смысле, что их можно было в любое время продать.

— Еще неизвестно, какие перипетии ожидают нас по пути в Кампанию, поэтому лишние деньги нам не помешают, — говорил Сатир.

Ювентина, прощаясь с Акте, обняла ее и сказала:

— Прости меня за все, девочка моя. Ты одна можешь понять меня и простить. Видят боги, я никому не хотела зла. Но ты сама убедилась сегодня, что смерть гонится за нами по пятам… Прощай! Вряд ли мы еще свидимся…

Она не могла предположить, что два года спустя судьба снова сведет их вместе.

Глава четвертая

РОЗЫСК

Cемь конных стражников, вырвавшихся живыми из кровопролитного боя с гладиаторами, примчались в Бовиллы, небольшой веселый городок в десяти милях от Рима. Здесь они остановились, чтобы перевязать раны и оповестить о случившемся власти города.

Они явились прямо к дуумвирам[370], которые с изумлением выслушали их сбивчивые рассказы о кровавой схватке с беглыми гладиаторами.

Осознав, что совершено тяжкое преступление, дуумвиры приняли незамедлительные меры, хотя их возможности в тот момент были весьма ограничены.

В составе городской стражи были одни пешие солдаты, поэтому им пришлось разослать по улицам глашатаев с призывом к гражданам, имеющим лошадей и оружие, принять участие в поимке беглых гладиаторов.

В течение двух часов собралась группа добровольцев из трех десятков всадников, которые были вооружены, как говорится, до зубов.

Во главе с центурионом отряд поскакал к Альбанскому озеру, надеясь захватить врасплох преступную шайку (предполагалось, что беглые еще находятся в захваченной ими усадьбе). Но, прибыв на место, всадники обнаружили в имении одних мирных рабов и насмерть перепуганного управителя, сообщившего, что гладиаторы около трех часов назад ускакали по направлению к Ферентинской роще с намерением продолжать движение по Латинской дороге.

Центурион мог рассчитывать на то, что нагонит беглецов, если бы он имел возможность менять лошадей в государственных заезжих дворах, но таким правом пользовались лишь сенатские гонцы, а также консульские и преторские виаторы[371]. Возглавляемые же им добровольцы ни за что не соглашались гнать во весь опор своих собственных лошадей, преследуя чужих рабов, которые к тому же оторвались от них на много миль вперед.

Центурион вынужден был согласиться с земляками, поскольку это ему самому представлялось справедливым, и его отряд ни с чем вернулся в Бовиллы.

А тем временем прибывшие в Рим Аврелиевы стражники разнесли ужасную весть о гибели своих товарищей.

Явившись к Аврелию, пораженному и подавленному сообщением о случившемся, они потребовали от ланисты, чтобы он немедленно обратился к преторам с официальным заявлением и просьбой принять меры к розыску преступников.

Аврелий первым делом снарядил и отправил в альбанское имение два десятка своих вооруженных рабов.

Во второй половине дня рабы вернулись обратно и принесли с собой на носилках тела убитых стражников. О беглых гладиаторах рабы сообщили, что они ускакали в сторону Тускуланской горы.

Перед Капенскими воротами печальную процессию встретила большая толпа.

Родственники погибших разразились громким плачем. Распустившие волосы женщины с воплями и причитаниями царапали лица ногтями. Безутешные сыновья и братья разрывали на мертвых одежды, чтобы сбегавшимся отовсюду гражданам лучше видны были зиявшие на их окровавленных телах раны.

Сопровождаемые возбужденным народом носилки, подхваченные и высоко поднятые десятками рук, двинулись от городских ворот мимо Большого цирка прямо по улице, ведущей к Форуму.

Все без исключения стражники, находившиеся на службе у Аврелия, жили в Этрусском квартале, поэтому тела погибших понесли через центральную площадь.

Вскоре десять носилок с лежавшими на них бездыханными телами внесли на Форум. Вместе с ними на площадь ввалилась огромная толпа негодующих граждан. Скорбная процессия остановилась перед курией Гостилия, где в это время заседал сенат. Толпа росла. Крики и стенания становились все громче.

Удивленные доносившимся снаружи шумом и плачем сенаторы вынуждены были прервать свое заседание и выйти из курии.

При виде сенаторов и обоих консулов, которые тоже покинули курию и вышли к народу, шум на площади усилился.

Собравшиеся призывали сенат к незамедлительным действиям, крича, что убиты римские граждане и тем самым нанесено неслыханное оскорбление величию римского народа.

Толпа все прибывала, и вскоре на Форуме нельзя было протолкнуться. Такого скопления народа не бывало даже в дни трибутных комиций.