Красавица и босс мафии - Лола Беллучи

— Я думал, что сплетни — это работа женщин в семье, Маттео, а не твоя.

— Моя работа — наблюдать, контролировать, докладывать и советовать, дон. И именно этим я и занимаюсь. — Я внимательно смотрю на своего советника. Как и я, Маттео человек управляемый, даже более того, я бы сказал, потому что в его рациональности есть холодность, которой я не обладаю.

— Что, по-твоему, я делаю, Маттео?

— Все лучшее для семьи, дон. Я в этом не сомневаюсь.

— Так почему же мы ведем этот разговор?

— Потому что, хотя я это знаю, матери в организации задаются вопросом, правда ли это. Вы холостой мужчина, все молодые женщины, готовые выйти замуж, ждут, когда вы решите жениться, и вдруг им угрожает иностранка. Я просто предупреждаю вас.

— Я не знал, что должен удовлетворять потребности женщин в семье.

— Тревожные женщины устраивают своим мужьям ад. Обиженные мужья начинают требовать то, на что не имеют права. Мужчины, требующие того, на что они не имеют права, означают жертвы. Жертв можно избежать, если вы проявите необходимую готовность и позволите матерям и их дочерям узнать то, что знаем мы оба.

— И что же это будет?

— Что бразильская женщина — это лишь средство достижения цели. — Я улыбаюсь, потому что именно поэтому Маттео Корлеоне стал консильери. Заявление замаскировано под совет, но на самом деле это напоминание.

— И ты думаешь, что мне нужно об этом напоминать.

— Я думаю, что мамочкам нужно об этом напоминать.

— Избавь меня от полуслов, Маттео. Если тебе есть что сказать, говори.

— Если бы мне было что сказать, кроме этого, я бы сказал, дон. Но это не тот случай. — Его бесстрастная поза и неразборчивое лицо заставляют меня покачать головой, отрицая это.

— И как же ты предлагаешь мне это сделать?

— Франческа Корлеоне выходит замуж в ближайшие выходные, покажите, что вы свободны.

— Ты предлагаешь мне намекнуть, что я ищу невесту?

— Нет. Я предлагаю вам дать им понять, что это возможно в будущем.

— Может быть, мне стоит сделать тебе такое же предложение?

— Если это ваше решение во благо Саграды, я с радостью подчинюсь ему, дон.

— Будь осторожен, Маттео, — предупреждаю я, но мужчина даже не шелохнулся. Он молча смотрит на меня, затем встает и застегивает пиджак.

— Я передам ваш ответ Массимо. — Я отстраняю его кивком и, когда он уходит, закрыв за собой дверь, сажусь обратно в кресло.

Судя по всему, Габриэлла будет не единственной женщиной, с которой мне придется танцевать на этой неделе. Однако что-то подсказывает мне, что на следующей неделе танец с ней будет единственным, который я запомню.

ГЛАВА 38

ГАБРИЭЛЛА МАТОС

Я провожу рукой по шее, чувствуя, что даже спустя несколько недель мне не хватает этого ожерелья, отсутствие того, что оно значило для этой ночи. Я могу попросить его обратно. Я еще не выбрала, на что потратить свое желание, но какой в этом смысл, если на самом деле мне нужны не бриллианты, а то, что я чувствовала, когда они были у меня на шее?

Я не могу получить его снова, никогда не смогу.

Я встаю из-за стола, решив больше не думать об этом, ведь еще нет и семи утра, а я уже позволяю себе быть поглощенной этим безумным желанием, хотя прошло менее четырех часов с тех пор, и мне наконец удалось отдохнуть немного поспав. Однако журналы, сложенные стопкой на кресле-мешке по пути к двери в спальню, имеют что сказать по этому поводу. Я перестала позволять Рафаэле выбрасывать их. Склонный к неудобствам человек мог бы даже сказать, что я начала их коллекционировать.

Персонал дома постоянно оставляет их, намереваясь, чтобы я читала все более неприятные заголовки, но они меня совершенно не интересуют, а вот фотографии завораживают до безумия.

Куда бы мы с Витторио ни пошли, нас везде фотографируют, а за последние три недели было много мест. Опера, муниципальный театр, скрипичный концерт в плавучем театре, множество ужинов в невероятных ресторанах и несколько других мероприятий. По крайней мере три раза в неделю Дон сообщает мне за завтраком, что у нас есть планы на вечер, и я все чаще позволяю себе притворяться в эти вечера. Я говорю себе, что это всего лишь еще один раз, что это в последний раз, но так не бывает.

То, что проснулось в моей нижней части живота на танцполе той ночью, абсолютно не способствует сну, пока не насытится полностью, а я не знаю, как это сделать. Я провела ночь, ворочаясь на импровизированной кровати на мягком плюшевом ковре, пока не заснула. Проснулась, отчаянно желая принять холодный душ, после того как Витторио мучал меня во сне еще сильнее, чем наяву. В реальности, по крайней мере, его теплые взгляды, тонкие прикосновения и ощущение, что он вот-вот поглотит меня, возникают лишь в те редкие моменты, когда мы остаемся наедине в нашей игре в фейк, на свиданиях.

Однако во сне это никогда не проходит.

Во сне это подобие поцелуя, это нелепое прикосновение его губ к коже в уголке моего рта превращается в нечто гораздо большее и интенсивное, не позволяющее мне ни на секунду забыть, пока я бодрствую, о том, что произошло, пока я спала.

* * *

— Я хочу начать заниматься спортом, — говорю я Рафаэле, и она поднимает глаза от планшета в своих руках.

Моя подруга смотрит на меня, потом на шкаф с нижнем бельем, где она складывала чистую одежду, потом снова на свой планшет.

— Что? — Спрашивает она, искажая лицо в замешательстве, а затем проклинает меня за то, что я заставила ее сбиться с мыслей.

— Занятия. Я хочу заниматься спортом, — повторяю я. — Я только ем, читаю и сплю. Мне нужно, чтобы мое тело двигалось, — лгу я, и одна бровь Рафаэлы поднимается, давая понять, что она прекрасно знает, каковы мои истинные причины.

— Я точно знаю, какие движения ты хочешь делать, — поддразнивает она, а затем выдыхает сквозь зубы смех.

— Рафаэла!

— Что? Ты хочешь сказать, что это неправда?

— Мне нужна усталость, мое тело привыкает к такой легкой жизни, и я не могу нормально спать. — Рафаэла открывает рот, но тут же закрывает его. Затем она оглядывается по сторонам и, убедившись, что мы действительно одни в коридоре, произносит.

— Ты ведь знаешь, что есть и другие решения, кроме холодного душа?

— Это не то, что ты вообразила! — Восклицаю я сквозь зубы, и Рафа со смехом откидывает голову назад. — Я не должна была рассказывать