Жестокое желание - М. Джеймс

М. Джеймс

Жестокое желани

1

МИЛА

— Что значит, вам нужно, чтобы я заплатила наличными?

Секретарша по другую сторону стола сузила глаза. Она высокая, худая и необыкновенно красивая — впрочем, это не новость для Лос-Анджелеса, где все выглядят так, будто в любой момент собираются пройти пробы на модельную работу или роль в кино. На ней тонкие зеленые очки "кошачий глаз", которые немного сползают на нос, пряди светлых волос рассыпаются по лицу, и мне интересно, о чем она думает, глядя на меня. Для человека, работающего в кабинете психотерапевта, она, похоже, не очень-то сочувствует моей ситуации. Она смотрит на меня так, словно я раздражитель, с которым нужно покончить как можно скорее. Как будто я трачу ее время.

— Ваша страховка не покрывает эти услуги. Доктор Харгрейв уже обсуждал это с вами на последнем приеме вашего брата. И обычная оплата не была произведена. Боюсь, вам придется заплатить наличными до вашего ухода. — Она бросает взгляд на экран своего компьютера. — Триста пятьдесят за час.

— Я… — Я тяжело сглотнула. — Не знаю, смогу ли я это сделать сегодня.

Я вспоминаю о пачке долларовых купюр в своей сумочке, оставшейся после работы вчера вечером. Я планировала положить их на счет после сеанса терапии Ники, чтобы заплатить за квартиру. Она уже просрочена на три дня. Коммунальные услуги тоже не оплачены. Вчера я получила уведомление о том, что мой телефонный счет находится на грани отключения. От одной мысли об этом мне хочется свернуться в клубок и плакать до боли в голове, но это ничего не решает.

У секретарши тонкие губы. Никакого сочувствия.

— Боюсь, что мы не сможем записать Николая на следующий прием, если счет не будет оплачен сегодня. А если пациент выбывает из расписания доктора Харгрейва, его очень трудно записать обратно. Боюсь, я не смогу гарантировать вашему брату будущие визиты, если вы не сможете заплатить.

Я делаю глубокий, дрожащий вдох и бросаю взгляд на коридор. Ники еще не вышел с сеанса. Я не хочу, чтобы он подслушал все это. Все и так было непросто без того, чтобы он знал о наших финансовых трудностях, или о том, как трудно оплачивать его терапию. Ему всего одиннадцать, но он уже достаточно взрослый, чтобы понять, если услышит.

— Просто позвольте мне позвонить, хорошо?

Секретарша кивает, но выражение ее лица по-прежнему напряженное. Я отхожу от стола и сажусь на стул в приемной, который не находится рядом с другими пациентами. Я быстро нащупываю слишком знакомый контакт, чувствуя, что задерживаю дыхание, пока он звонит.

Он звонит снова и снова, пока не переходит на голосовую почту. Я закрываю глаза, чувствуя небольшое поражение.

— Альфио… — Я тяжело сглатываю. — Это Мила. Пожалуйста, перезвони мне. Я не пытаюсь давить на тебя, но счет за терапию не был оплачен. Мы говорили об этом в прошлый раз, я знаю, что ты занятой человек. Если тебе нужно что-то еще от меня, мы можем договориться… — Я прикусываю губу, стараясь не думать о том, что это может быть за что-то большее. Это не имеет значения. Если это означает, что о Ники позаботятся, то оно того стоит.

Прикусив губу, я быстро набираю сообщение. Я знаю, что Альфио не нравится, когда я слишком часто звоню или пишу, ему нравится, когда я всегда под рукой, но он хочет, чтобы все было под контролем. Ему не нравится, когда я в чем-то нуждаюсь. Но я слишком отчаялась, чтобы думать о возможных последствиях.

— Пожалуйста, хотя бы напиши мне ответ. Мне придется заплатить наличными за терапию Ники, и я не смогу оплатить счета. Мне придется брать дополнительные смены, а я знаю, как ты ненавидишь, когда ко мне прикасаются другие мужчины. Я сделаю все, что тебе нужно.

Текст звучит так же отчаянно, как и я, и я ненавижу это. Я ненавижу все это. Но с тех пор, как Альфио заинтересовался мной, я смогла лучше заботиться о Ники. Благодаря его терапии у него появились улучшения. И в конце концов, это все, что имеет значение.

Я готова пожертвовать чем угодно, лишь бы он был в безопасности и о нем заботились. После потери матери я — все, что у него осталось.

Проходит минута, потом другая. Ответа нет, и я вижу, как администратор смотрит на часы, а потом на меня. Через пять минут сеанс терапии закончится. Если я не заплачу к этому времени, Ники услышит наш разговор.

Сделав еще один глубокий вдох, я встаю и возвращаюсь к столу, доставая из сумочки пачку купюр. Я отсчитываю их, стараясь не смотреть на секретаршу, но когда я передаю ей деньги, то вижу осуждающее выражение ее лица.

— Вот. Можем мы теперь записаться на следующий прием? — Я стараюсь сказать это ласково, чтобы не выдать напряжения в голосе, но это трудно.

— Конечно. — Она морщит нос, глядя на деньги, потом на меня, но берет их и возвращается к компьютеру.

Пять минут спустя, когда она заканчивает работу и распечатывает для меня напоминание, дверь в коридоре открывается, и оттуда выходит Ники. У него через плечо перекинут рюкзак "Бэтмен", он не улыбается, но я вижу, что он более расслаблен, чем утром. За последний год, когда я была единственной сиделкой, я научилась улавливать эти маленькие подсказки.

Он идет прямо ко мне, прислоняется ко мне и обхватывает руками мою талию, когда я заканчиваю подписывать бланк разрешения на отправку в его школу и беру записку с напоминанием.

— Привет, малыш. — Я протягиваю руку вниз, взъерошивая его волосы. — Хочешь пойти за мороженым?

Ники ничего не говорит, но я чувствую, как он кивает. Я поворачиваюсь, провожая его к выходу из приемной и оставляя все это позади. Теперь, когда он здесь, со мной, мне нужно убедиться, что все выглядит так, будто все в порядке.

Ники не говорил вслух с тех пор, как год назад в автокатастрофе погибла наша мать. Он был с ней в машине и оказался в ловушке, пока парамедикам пришлось использовать "челюсти жизни", чтобы вытащить его и извлечь тело матери. Они ехали забирать меня с балетной тренировки, и чувство вины за это до сих пор не покидает меня. У меня были напряженные сольные концерты, предшествующие выступлению, и ноги так болели, что я не хотела ехать домой